Хаджи Шамсиддин Мухаммад Хафизи Ширази (Хафиз) (1320–1390) — знаменитый персидско-таджикский поэт и суфийский мастер, автор великолепных газелей.
Он не прославился как автор эпических поэм и воинских песен, хвалебных од и нравоучительных притч. Основное в его не столь уж обширном поэтическом наследии — несколько сотен газелей, небольших стихотворений, по сути дела, на одну-единственную тему.
Шамсиддин Мухаммад Хафиз родился в 1325 году на юге Ирана, в Ширазе. Почти всю жизнь он прожил в родном городе, не слишком жалуемый местными правителями и исламскими иерархами. Когда Хафиз в 1389 году скончался, ширазское духовенство не разрешило его хоронить на мусульманском кладбище, как нечестивого вольнодумца, человека, склонного к ереси и богохульству.
В ряду великих классических поэтов средневекового Ирана, в частности среди «семи величайших», о которых говорил еще Гете, Хафиз—один из самых поздних. Это обстоятельство отразилось на характере творчества Хафиза. Уже до него были созданы все формы поэзии—эпической, панегирической, философской, дидактической и лирической, из которых сложился круг классической поэзии Ирана, дошедший до наших дней. Эти формы не только были созданы как опыт, но и утвердились как канон, как твердо установленные образцы, от которых персидская литературная поэзия не отступала до XX века.
Хафиз жил в ту эпоху, когда монгольская династия Хулагидов (потомков Чингиз-хана), утвердившаяся в Иране со второй половины XIII века, находилась уже на ущербе. Феодальный хаос, царивший в Иране до монгольского нашествия и прекращенный было на короткое время центральной властью, возобновился с еще большей силой, осложнившись междоусобицей между монгольскими феодалами. Политическая обстановка отражалась в его среде в виде философского скептицизма в его наиболее поверхностной форме—лирической «разочарованности». Разочарованность эта—отнюдь не страстная, не трагическая, какая бывала в различные века у художников—выразителей настроений гибнущего класса или социальной группы. С другой стороны, в этой разочарованности не было и той остроты критического отношения к действительности, какую мы встречаем у поэтов-идеологов восходящего класса, когда восход последнего только намечается и провозвестники его далеко еще не уверены в будущей победе. Лирическая разочарованность Хафиза — по существу половинчатая; в ней есть и философский пессимизм — без страсти и трагедии — и струя гедонизма —философии, проповедующей искание доступных житейских наслаждений. Он часто говорит о неустойчивости положения «сильных мира сего», распространяя идею этой неустойчивости на судьбу человеческую вообще. Себя он сознает ничтожной величиной в политической и общественной жизни и не пытается пойти в критике ее дальше горькой усмешки по поводу отдельных проявлений насильнической политики правителей. Так, например, когда в Ширазе водворяется новый властитель и казнит членов прежней династии, чтобы устранить претендентов на власть, Хафиз в одной из газелей говорит о жестоких временах, когда преследуют пьющих вино, и небо (означающее по-персидски судьбу) стало подобно ситу, сеющему вместо дождя брызги крови и головы древних царей (до-мусульманских властителей Ирана— Хосроев). Но кончается это стихотворение все же призывом пользоваться весной, совпавшей с окончанием месячного поста, и ни дня не оставаться без вина, подруги и цветов.
Все творчество Хафиза свидетельствует о высоком уровне культуры Ирана в эпоху, непосредственно предшествовавшую нашествию Тимура—Тамерлана. Хафиз умер за три года до этого события. Но с Тимуром, когда тот приходил в Шираз в первый раз, в 1387 году, он встретиться мог. Летописцы той эпохи ни о какой встрече Тимура с Хафизом не упоминают, но о ней уже давно создали на Востоке легенду. К прибывшему в Шираз Тимуру привели одетого в дервишское рубище автора знаменитой газели, начинающейся стихом:
Если та ширазская турчанка примет мое сердце, я за одну темную родинку на ее щеке подарю и Самарканд, и Бухару...
Тимур разгневанно спросил его: «Я покорил весь мир ради возвеличения Самарканда и Бухары. Как же ты смеешь их раздаривать за какие-то родинки»...
«Повелитель мира, — отвечал поэт, поклонившись до земли, — ты сам видишь, до какой нищеты я дошел из-за такой расточительности»...
Находчивость Хафиза заставила Тимура сменить гнев на милость. Газели Хафиза завоевали ему при жизни славу на всем мусульманском Востоке, как он (Тимур) и сам писал:
Под стихи Хафиза из Шираза пляшут и жеманятся
Кареглазые ширазки и красавицы (турчанки) Самарканда.
В лирике Хафиза преобладают традиционные тем вина и любви, мистического озарения, славословия, жалобы на бренность и непознаваемость мира. Если в традиционной поэзии такие темы, решаются отвлеченно и безлично, то лирический герой Хафиза — полнокровный, живой человек, одержимый кипением противоречивых страстей: он то аскет, мистик и духовидец, то скептик, вольнодумец и мечтатель, возвещающий человечеству наступление светлого земного царства, нарушитель спокойствия, до грубости резко обличающий духовенство и власть имущих. Лирический герой Хафиза — это соловей, поющий в клетке, чье пение, прорвавшись сквозь решетку, вдохновляет нас, или (прибегая к образности, более для нас привычной) это скованный Прометей, рвущий свои цепи.
Лирика бунта и социального протеста у Хафиза нашла свое наиболее глубокое, острое, впечатляющие воплощение, особенно в тех бейтах, которые несут главную идейную нагрузку. Такие строки можно назвать раскрепощенными, и именно они выражают протестующую суть газели:
Да, я считаю, что пора людей переродить,
Мир надо заново создать — иначе это ад.
В хафизовской газели идея любви поднята на философскую высоту. В образах любви выражаются не только личные мотивы, но и социальные. Все стороны жизни не только одной личности, но и окружающей её среды, общества нашли своё отражение в газели.
Содержание хафизовской газели, выраженное через образ любви, включает в себя множество мировозренческих и социальных моментов. Но двусмысленность выражения, игра слов, намек позволяли понимать и толковать содержание по-разному. Труднопонимаемые бейты как бы проходили, скользили мимо сознания. Зато навсегда запоминалась двустишия, направленные против жестокосердия султанов, против обмана духовенства, бейты, восхваляющие чистую любовь, радость жизни, верную дружбу и заботу о людях.
Как и другие поэты тех времен, Хафиз был суфием, но он не был правоверным суфием. Хафиз резко подчеркивает вырождение суфийства в интеллигентскую моду, духовное лицемерие. Он равно осмеивает строгости мусульманского закона, запрещающего пить вино (хотя сами блюстители этой морали, по его словам, любят выпить):
Ты знаешь ли, о чем ведут беседу чэнг (старинная арфа) и тара (музыкальный инструмент, напоминающий гитару) ?
«Тайком вино должны вы пить — грозит за это кара!
Честь отнимают у любви, у любящих — красу,
Клеймят позором молодых, и нет пощади старым.
Велят не слушать и молчать о таинстве любви…»
Да, слухи темные растут, как на дорожках опара!
Он осмеивает и лицемерный аскетизм суфиев, носящих синее рубище (форма ордена), но имеющих «загребущие руки»:
Когда в удел мне погребки даны веленьем бога –
За что ж, о праведник, скажи, меня ты судишь строго?
Раз чаша винная кому от века суждена,
Не должно то зачесться в грех у райского порога!
Скажи ты суфию — ханже, что рубище надел,
Где — хоть коротки рукава, да руки тащат много:
«Ведь носишь рубище свое из лицемерия ты,
Сбиваешь божьих ты рабов на ложную дорогу!»
Хафиз широко использует в своих газелях образы и термины традиционной суфийской поэзии, которые обычно допускают возможность двоякого толкования — прямого, реалистического и переносного, символического. Не подлежит сомнению, что Хафиз, подобно многим предшественникам, использовал суфийскую поэтическую форму для вуалирования бунтарских и тираноборческих высказываний и что большая часть его газелей не имеет отношения к суфизму. Свою поэзию он превозносит как эталонную, свою долю считает несправедливой: мир прагматичен, идеалы и искусство в нем не в чести. Впрочем, герой стихов Хафиза в любом случае не готов променять свободу на материальные блага. Визитная карточка его лирики — гармония, мелодичность. Творчество Хафиза в целом представляет собой высшее достижение всей средневековой персоязычной лирической поэзии. Газель Хафиза, как народная песня, она сопровождала персов и таджиков от колыбели до могилы.
В лирике Хафиза читатель увидит блестящий плод идеологии безвременья, которая утверждала себя как над-временное начало, создавая иллюзию, сохранению которой способствовало повторение периодов безвременья, когда эта идеология оказывалась созвучной новой эпохе, как это имело место во время длительного увлечения Хафизом в Западной Европе прошлого века.
Литература:
- https://soyuz-pisatelei.ru/forum/38–514–1
- https://md-eksperiment.org/post/20210629-ty-obnyal-vsyo-vokrug
- Лирика/ Хафиз; переводчик Е. В. Дунаевский.— Москва: Издательство Юрайт, 2020.— 181с.— (Памятники литературы).— Текст: непосредственный. URL: https://cdn1.ozone.ru/s3/multimedia-z/6007575047.pdf
