В статье анализируется правовая природа наследования как проявления правопреемства. Авторами констатируется функциональный признак, дифференцирующий рассматриваемые отношения с иными сходными, опосредующими аналогичные случаи. Выделяются ключевые признаки, позволяющие отнести наследование к части института правопреемства в современном праве.
Ключевые слова: наследование, правопреемство, институт права, замена лица, объект регулирования.
Правовая категория «правопреемство» достаточно часто применяется не только в цивилистике, но и в других отраслях российского права. Тем не менее в рамках частноправовой теории она исследована недостаточно [5, с. 297]. Более того, вопрос о субинституциональной природе наследования, входящей в структуру правового института правопреемства в его материально-правовом воплощении является относительно новым, в связи с чем, вызывает массовые дискуссии.
В частности, большинством исследователей правоведов склоняются к утверждению и том, что группа общественных отношений, складывающихся вокруг процедур наследования, представляет собой не что иное, как самостоятельную если не отрасль, то подотрасль гражданского права, так как обладает собственным объектом, собственным предметом и во многом даже собственной методологией [6, с. 56].
Так, в большинстве источников, в том числе, среди учебной литературы дается однозначное представление о наследственном праве, как обладающим самостоятельностью феномену права. Например, И. Л. Корнеева формирует однозначное понимание наследственного права как «совокупность правовых норм, регулирующих наследование, которые в свою очередь, образуют четвертую подотрасль гражданского права, наравне с правом собственности и другими вещными правами, обязательственным правом и правом интеллектуальной собственности» [2, с. 20].
Такого же мнения придерживаются И. А. Мельникова и М. П. Комаревцева, которые отмечают, что наследственное право это сформировавшееся в течение длительного периода времени самостоятельное направление правового регулирования, в основе которого находятся специфические общественные отношения, которые носят наименование «наследственные», так как основанием их возникновения является наступление специфического юридического факта, а в след за ним, развитие целого комплекса фактов, создающих единый юридический состав наследования [4, с. 137].
Таким образом, учитывая указанную специфику большинство исследователей однозначны в своих утверждениях относительно принадлежности наследственных правоотношений к категории подотрасли права.
Однако, по нашему мнению, подобная однозначность представляется достаточно поспешной, так как органическая структура современного гражданского права является достаточно зыбкой, что продемонстрировано было на примере развития такой отрасли права как право интеллектуальной собственности.
Изначально, указанного направления отечественное гражданское право не знало как таковое, отдавая во многом данную сферу отношений на регулирование множества нормативных актов в административно-правовой сфере и, как итог, признавая фактически лишь право авторства на объекты интеллектуальной собственности, впоследствии, с либеральными течениями в праве была модифицирована и структура данных отношений [8, с. 57]. Осознание факта возможной коммерциализации объектов интеллектуальной собственности привело к необходимости создания основ для передачи указанных объектов и защиты их законного владельца. Аналогия в этом вопросе привела законодателя и исследователей к выводам относительно вещно-правовой природы данных отношений. Данная мысль привела большинство к мнению о том, что интеллектуальная собственность является лишь институтом права собственности и других вещных прав.
Однако, как показало время, указанная позиция была опровергнута, так как специфика данных отношений показала себя в полной мере в спорах о принадлежности указанного права, а также при определении природы сделок с объектами интеллектуальной собственности, которые были уже в сфере относительных отношений, чем перетекали в сферу отраслевой принадлежности обязательственного права.
Следовательно, с учетом органичного трансформирования морфологической структуры гражданского права можно вполне предположить, что наследственное право окажется в пределах не подотраследовой, а субинституциональной природы.
Так в чем же принципиальная разница между институтом / субинститутом и отраслью / подотраслью права?
Как известно, одним из ключевых критериев систематизации данных правовых феноменов является объем правового регулирования, отсюда, в структуре права выделяются такие конструкционные единицы как: норма права, являющейся самой начальной точкой построения всей системы права и содержащий в себе какое-то одно регуляторное правило поведения, субинститут, собирающий в себе набор однотипно-направленных норм права, институт, подотрасль и отрасль права. Как верно отмечает в своей работе В. К. Бабаев, «между всеми этими структурными частями системы права имеются сложные предметно-функциональные связи, обеспечивающие единство данной системы и позволяющие отграничивать право от других социальных явлений» [7, с. 391].
Таким образом, из указания В. К. Бабаева следует, что в качестве базовых критериев дифференциации выступают, не только объем правового регулирования, но еще и предмет названного регулятивного воздействия, а также функция, выполняемая нормами права или их определенной совокупностью, включенной в ту или иную дифференционную категорию.
Следовательно, когда речь заходит о том, что регулируют нормы, которые направлены на закрепление и созданий правил по передачи (переходу) каких-либо прав и обязанностей от одного лица с течением времени иным субъектам, а также объем этой, своего рода, трансляции, то мы можем выделить как общий объект регулирования, общий предмет и, конечно же, общую для них функцию, которую выполняют нормы данного трансляционного свойства [3, с. 15].
Так, объектом их правового регулирования являются общественные отношения, связанные с реализацией переноса прав и обязанностей от одного субъекта права на иное лицо, при наступлении тех или иных юридических фактов, установленных в законе. Строго говоря, для законодательства нет никакого существенного дифференцирования в самом факте перехода прав и обязанностей юридического или физического лица. Все существенное отличие кроется в деталях, то есть определении тех фактов, после которых наступает необходимость осуществления процедур по передаче, вопросов организации этих процедур, объемах и сроках завершения передачи прав и обязанностей по данным основаниям. Но сама суть и структура данных отношений с точки зрения права приблизительно одинакова и подразделяется на похожие стадии, которые уже ранее обозначились в рамках исследования института правопреемства. Например, и в отношении юридических, и в отношении физических лиц явно можно проследить наличие стадии транслирования прав и обязанностей, до момента их передачи и завершения этой передачи. Только для юридических лиц транслирование гарантирует возможности кредиторов заранее определить лицо, которое будет отвечать по обязательствам, для физического лица — это характерно в рамках процедуры вступления в наследство, когда осуществляется своего рода поиск и объявление лиц, которые также могут попасть в состав наследников-правопреемников. То есть в первом случае осуществляется своего рода транслирование субъектов прав и обязанностей, во втором, транслируются сами права и обязанности, так как лица сами впоследствии принимают решение участвовать в процедуре принятия или отказаться от этого.
В качестве предмета правого регулирования для данных норм выступают сущностно похожее поведение лиц [1, с. 107], которые вступают в отношения по правопреемству, опосредующие обозначенный переход прав и обязанностей. Только если для юридических лиц со стороны лица, которое подвергается реорганизации имеется еще ряд возможностей для полноценного участия во всех процедурах на момент этой реорганизации, то для физических лиц, по понятным причинам, такого быть не может. Вся активность физических лиц выражена в возможном заранее определенном моменте составления завещания, однако сама процедура протекает впоследствии без их личного участия, как субъекта права.
В тоже время, общий для данных норм функцией является сохранение нормального гражданского оборота и нивелирования последствий для кредиторов и иных заинтересованных третьих лиц от наступивших или наступающих изменений в составе участников обязательственных и/или вещных отношений. Полагаем, что эта основная функция, которую осуществляют нормы в рамках правопреемственных отношений, которые, по своей сути имеют как раз институциональную природу в гражданском праве. И по всей представленной в тексте логике, наследственные отношения, наряду с реорганизационными будут являться субинститутами данного гражданско-правового института.
Таким образом, подводя итог вышесказанному, нами полагается возможным пересмотреть статус и роль наследственного права в рамках действующего гражданско-правового законодательства, признавая за ним статус субинститута при институте правопреемственных отношений, наличествующих в гражданском праве.
Литература:
- Бакулина Л. Т. Правовое регулирование в контексте интегративного правопонимания // Журнал российского права. 2018. № 1 (253). С. 103–109.
- Корнеева И. Л. Наследственное право: Учебник и практикум для вузов / И. Л. Корнеева. — 5-е изд., перераб. и доп. — М.: Изд. «Юрайт», 2020. — 331 с.
- Куксин И. Н., Матвеев П. А. Теоретические основы классификации функций права // Юридическая наука. 2012. № 4. С. 13–18.
- Мельникова И. А., Комаревцева М. П. Основания наследования в российском наследственном праве: традиции и новации // Гуманитарные и юридические исследования. 2019. № 2. С. 135–140.
- Сауткина Е. А. К вопросу о гражданско-правовой природе правопреемства // Сибирское юридическое обозрение. 2019. № 3. С. 297–302.
- Сильченко Н. В. О критериях отраслей права // Право и демократия: Сб. науч. тр. Вып. 13.- Минск: БГУ, 2002. С. 54–66.
- Теория государства и права: Учебник для вузов / В. К. Бабаев [и др.]; под редакцией В. К. Бабаева. — 4-е изд., перераб. и доп. — М.: Изд. «Юрайт», 2020. — 582 с.
- Трофимов В. В., Лисицына А. Н. Проблема коллизионных норм, обеспечивающих сбалансированный правовой режим объектов интеллектуальной собственности в национальном и интернациональном аспектах // Вестник Тамбовского университета. Серия: Политические науки и право. 2016. № 2 (6). С. 55–60.
