Отправьте статью сегодня! Журнал выйдет 2 августа, печатный экземпляр отправим 6 августа
Опубликовать статью

Молодой учёный

Объективная сторона дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества

Юриспруденция
29.11.2019
712
Поделиться
Библиографическое описание
Прасолова, М. Ю. Объективная сторона дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества / М. Ю. Прасолова. — Текст : непосредственный // Молодой ученый. — 2019. — № 48 (286). — С. 281-284. — URL: https://moluch.ru/archive/286/64506/.


В статье рассматриваются проблемные вопросы объективной стороны преступления, предусмотренного статьей 321 Уголовного кодекса Российской Федерации «Дезорганизация нормальной деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества», определяются направления совершенствования данной статьи.

Ключевые слова: уголовно-исполнительная система, объективная сторона, уголовная ответственность, место лишения свободы, место содержания под стражей, осужденный.

Человечество в процессе своего исторического развития использовало два главных способа противодействия преступным посягательствам на права и законные интересы личности, общества и государства — предупреждение преступлений и наказание за совершение преступления [3, c. 103].

Вид наказания как лишение свободы на определенный срок занимает основополагающее место среди часто применяемых отечественным правосудием. Эффективность его применения обуславливается в первую очередь уровнем организации исправительного процесса в пенитенциарных учреждениях. Существенной проблемой для реализации назначенного судом наказания служит возможность со стороны осужденных противоправных проявлений. К сожалению, преступность в местах лишения свободы — не редкое явление. С точки зрения И. И. Карпеца: «Преступность в местах лишения свободы не только велика по масштабам (относительно, конечно, с учетом того, что, вроде бы, в этих местах не должно быть преступлений, ибо именно за совершение таковых туда направляются люди), но и опасна по характеру и жестокости» [4, с. 139]. И как отмечает А. В. Щербаков, особое место в структуре пенитенциарной преступности занимает дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества (статья 321 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее — ст. 321 УК РФ)), так как данное преступление напрямую посягает на нормальную деятельность исправительных учреждений (соответствующую целям и задачам), на личные блага и интересы личности их сотрудников и осужденных [9, c. 35].

В теории уголовного права преступление от иных правонарушений отграничивается уровнем общественной опасности, и для квалификации преступления необходимо определить его состав, в том числе важную предпосылку уголовной ответственности, ее своеобразный фундамент, без которого уголовной ответственности вообще не существует, — объективную сторону [8, c. 88]. Ст. 321 УК РФ заключает в себе три самостоятельных состава преступления, которые реализуются путем осознанно-волевого действия [6, c. 27]. Так в ч.1 ст. 321 УК РФ говорится об угрозе применения либо о применении насилия неопасного для жизни и здоровья осужденного из мести за оказанное им содействие администрации учреждения или органа уголовно-исполнительной системы или с целью воспрепятствовать исправлению осужденного. Ч. 2 ст. 321 УК РФ, предусматривает деяния, установленные частью первой, в отношении сотрудника места содержания под стражей или места лишения свободы в связи с осуществлением им служебной деятельности. На основании вышеизложенного необходимо отметить два важных момента.

Во-первых, законодатель в ныне действующей редакции удачно объединил в одной части угрозу применения насилия и применение насилия неопасного для жизни и здоровья, нежели в предыдущей, где угроза была в первой части, а фактическое применение насилия — во второй. Но при этом просматривается пробел, а именно неустановление уголовной ответственности за угрозу убийством осужденного или сотрудника.

Во-вторых, неясно, почему действия по отношению к осужденным и действия по отношению к сотрудникам мест лишения свободы и мест содержания под стражей описаны в разных частях первой статьи.

Так, некоторые авторы считают, что в одной статье объединены качественно разные общественно опасные посягательства, уравнены по степени уголовно-правовой охраны и выполняющие свой непростой служебный долг государственные служащие, и отбывающие наказание преступники. По мнению Ю. Власова, «осужденный не может выступать в качестве носителя отношений порядка управления или интересов правосудия» [1, с. 16]. В связи с этим, сохранение ответственности за применение насилия в отношении осужденных и сотрудников учреждения, обеспечивающего изоляцию от общества, в одной норме действующего УК РФ противоречит правилам юридической техники, так как деяниями, указанными в диспозиции, происходит посягательство на разные объекты. Вследствие этого А. А. Примака предложил разделить предусмотренные ст. 321 УК РФ преступные действия на две самостоятельные нормы, содержащиеся в разных статьях УК РФ. С. А. Яковлева же, указывая на несовершенство ст. 321 УК РФ, считает целесообразным, чтобы структура данной статьи предусматривала ответственность лишь за посягательства в отношении сотрудников мест лишения свободы или места содержания под стражей или его близких, «более последовательно и логично дифференцировать уголовную ответственность за данное преступление в зависимости от характера и степени опасности угроз или насилия в отношении потерпевшего» [5, с. 88].

По справедливому, на мой взгляд, мнению других же ученых наоборот необходимо объединить данные две части в одну, так как в прошлой редакции 1999 года все вышеназванные категории потерпевших были логично объединены в рамках части первой статьи. Как отмечает С. Ф. Милюков, состав рассматриваемого преступления «подвергся той же операции, что и состав бандитизма, то есть выхолощен, оскоплен. Из него искусственно изъята самая сердцевина — посягательство на жизнь сотрудников мест лишения свободы и осужденных». Возникает парадоксальная ситуация: из-за несоразмерной защиты (разницы в объемах санкций) формируются условия, при которых непосредственный объект преступного посягательства выпадает [4, c. 140].

В ч. 3 ст. 321 УК РФ закреплен квалифицирующий признак, которым являются совершение деяния с применением насилия, опасного для жизни и здоровья либо организованной группой. По этому поводу А. В. Бриллиантов утверждает, что «не секрет, что в местах лишения свободы преступные группировки играют весьма значительную роль. Их лидеры не только устанавливают и обеспечивают соблюдение осужденными неформальных правил поведения, но и пытаются воздействовать на поведение администрации исправительных учреждений, в том числе иногда и путем организации посягательств на жизнь и здоровье сотрудников администрации. Лидеры и подчиненные им преступные группировки в местах лишения свободы организуют связь с членами преступных организаций, находящимися на свободе, поступление в места лишения свободы денег, алкоголя, наркотиков, участвуют в организации совершения преступлений за пределами исправительных учреждений. Нередко они вершат суд и расправу над осужденными, не подчиняющимися их правилам поведения. Все перечисленные и иные действия преступных группировок в учреждениях, обеспечивающих изоляцию от общества, крайне отрицательно воздействуют на нормальную работу этих учреждений» [3, с. 104].

Исследование ст. 321 УК РФ позволяет отметить некоторую абсурдность самой формулировки диспозиции части третьей. Так, если убрать слова «организованной группой», то получается «применение насилия не опасного для жизни и здоровья в отношении осужденного, совершенное с применением насилия, опасного для жизни и здоровья». Следственно, необходимо изменить формулировку ч. 3 ст. 321 УК РФ, которая должна преобразоваться в часть вторую в измененной редакции. Поэтому после словосочетания «организованной группой» считаю нужным продолжить словами «либо применение насилия, опасного для жизни и здоровья в отношении лиц и по тем же основаниям, указанных в части первой настоящей статьи».

Также, хотелось бы отметить, что, как известно, на характеристику объективной стороны накладывают существенный отпечаток правовой статус, возраст, психическое, физическое состояние потерпевшего и многие другие его свойства. В ст. 321 УК РФ при формулировании составов преступлений законодатель учел три категории потенциальных потерпевших: 1) осужденный; 2) сотрудник места лишения свободы или места содержания под стражей; 3) близкие сотрудника места лишения свободы или места содержания под стражей. Причем сотрудниками пенитенциарных учреждений, являются граждане Российской Федерации, которым присвоены в установленном законом порядке специальные звания рядового или начальствующего состава уголовно-исполнительной системы, проходящие службу в уголовно-исполнительной системе [2, c. 13]. Таким образом, круг потерпевших ограничен за счет представителей персонала исправительных учреждений из числа вольнонаемного состава. Из этого следует, что при недостатке хотя бы одного признака, по которому проводится соотношение в рамках конкуренции уголовно-правовых норм, требуется квалификация как посягательство на личность [7, c. 293]. Но с таким категоричным ограничением вряд ли можно согласиться, поскольку и вольнонаемный состав, осуществляющий в местах лишения свободы медицинское обслуживание и политико-воспитательную работу, инженерно-технический и административный персонал, руководящий производственной деятельностью заключенных, следует относить к числу потерпевших. Ученые подчеркивают, что эти лица не меньше способствуют достижению целей уголовного и уголовно-исполнительного законодательства и имеют единую виктимологическую предрасположенность к совершению насилия в отношении их, так как их деятельность связана с реализацией средств исправления, обеспечением режима содержания осужденных.

Также хотелось бы добавить, что в юридической литературе высказаны различные точки зрения по поводу нормативного описания в статье применения насилия в отношении осужденных и сотрудников исправительных учреждений. На практике возникают затруднения при применении данных норм из-за неоднозначного подхода законодателя к формулированию понятий опасных насильственных преступлений и разграничению уголовной ответственности за их совершение, что создает сложности при индивидуализации уголовного наказания и квалификации совершенных насильственных действий.

Многие авторы отмечают, что законодательная характеристика насилия в статьях УК РФ (насилие, не опасное для жизни и здоровья, и насилие, опасное для жизни и здоровья), выделяется неконкретностью, и это особенно свойственно для ч. 3 ст. 321 УК РФ, где диапазон возможного вреда установлен от легкого (ст. 115 УК РФ) до тяжкого (ст. 111 УК РФ), что по мнению И. Б. Ускачевой и А. В. Щербакова ставит угрозу, применение опасного и неопасного насилия в отношении субъектов пенитенциарной системы в один ряд по степени общественной опасности [7, c. 295]. Введение этих квалифицирующих признаков в уголовное законодательство в качестве оценочных понятий влечет повышенный риск судебной ошибки. В итоге, в настоящий период теоретические комментарии и судебная практика исходят из рекомендаций Пленума Верховного Суда РФ.

Таким образом, для обеспечения нормального функционирования органов, в ведении которых находится изоляция отдельных лиц от общества, необходимо устранить некоторые недостатки ст. 321 УК РФ, касающиеся признаков объективной стороны преступления. И, как отмечают Б. В. Сидоров и А. А. Шамсунов, в отечественной юридической науке встречается немало заслуживающих внимания рекомендаций о совершенствовании российского уголовного законодательства об ответственности за посягательства на нормальное функционирование учреждений уголовно-исполнительной системы [5, с. 88].

Литература:

  1. Власов Ю. Проблемы конструкции и содержания статьи 321 УК РФ // Уголовное право. — 2006. — № 2. — С. 13–18.
  2. Кузнецов А. П. Ответственность за дезорганизацию нормальной деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества // Пенитенциарная наука. — 2009. — № 8. — С. 12–16.
  3. Легостаев С. В. К вопросу о предупреждении дезорганизации деятельности мест лишения свободы // Человек: преступление и наказание. — 2010. — № 1. — С. 103–106.
  4. Саруханян А. Р., Уваров И. А. О недостатках конструкции ст. 321 уголовного кодекса Российской Федерации // Пробелы в российском законодательстве. Юридический журнал. — 2011. — № 5. — С. 139–142.
  5. Сидоров Б. В., Шамсунов А. А. Дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества: системный анализ и вопросы совершенствования уголовного законодательства // Вестник экономики, права и социологии. — 2008. — № 6. — С. 84–95.
  6. Спасенников Б. А., Кондратовская С. Н., Мухтарова Е. А. Дезорганизация деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества (доктринальное толкование) // Пенитенциарная наука. — 2016. — № 2. — С. 26–30.
  7. Ускачева И. Б., Щербаков А. В. Отграничение дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, от смежных составов преступлений // Известия Тульского государственного университета. Экономические и юридические науки. — 2015. — Выпуск 4. Часть 2 — С. 292–297.
  8. Щербаков А. В. Дезорганизация деятельности исправительных учреждений и ее отражение в уголовном кодексе Российской Федерации // Человек: преступление и наказание. — 2007. — № 1. — С. 88–90.
  9. Щербаков А. В. Дезорганизация нормальной деятельности учреждений как один из видов пенитенциарных преступлений // Человек: преступление и наказание. — 2010. — № 4. — С. 35–37.
Можно быстро и просто опубликовать свою научную статью в журнале «Молодой Ученый». Сразу предоставляем препринт и справку о публикации.
Опубликовать статью
Ключевые слова
уголовно-исполнительная система
объективная сторона
уголовная ответственность
место лишения свободы
место содержания под стражей
осужденный
Молодой учёный №48 (286) ноябрь 2019 г.
Скачать часть журнала с этой статьей(стр. 281-284):
Часть 4 (стр. 251-331)
Расположение в файле:
стр. 251стр. 281-284стр. 331

Молодой учёный