На современном этапе отношение между Россией и Китаем имеет тенденцию развития в долгосрочной перспективе. В данных условиях появляется интерес у общественности в изучении истории и культуры нашего дружественного партнера. Сейчас Китай зарекомендовал себя как политически и экономически мощная держава. Однако приход Поднебесной к этому статусу был проложен сквозь тернистый путь революций, восстаний и разного рода кризисов.
На рубеже конца XIX — начала XX веков Китай столкнулся с рядом проблем, вызванного, в первую очередь, с иностранной интервенцией. Еще политически не окрепшее, со слабо развитой экономикой Срединное государство представляло для западных стран весьма выгодное поле деятельности. Оккупационные мероприятия со стороны западных держав на территории Китая вызывали социальное недовольство последней, что в свою очередь привело к конфликтам. Одним из таких конфликтов стало восстание «ихэтуаней», прозванное иностранцами «боксерским». Российская империя в этот отрезок времени проводила целенаправленную политику на Дальнем Востоке, связанную, прежде всего со строительством Китайско-Восточной железной дороги. Увеличение своего влияния на Дальнем Востоке и укрепление военных сил в Желтом море привело Россию в политическую сферу деятельности Китая. События, разворачивающиеся на территории Поднебесной, получили широкую общероссийскую известность. Такой выброс информации способствовал интересу к изучению культуры азиатской страны, о которой было мало что известно. Российские подданные разных профессий стали исследовать Поднебесную, однако итогом большинства «туристов» стало кровавое столкновение с деятельностью общества «ихэтуань» национально-патриотического толка.
В статье рассматривается «восстание ихэтуаней» в их борьбе за свою национальную независимость сквозь призму восприятия его российскими подданными.
Общество «ихэтуань» возникло не стихийно, оно имеет свою историю. По окончании японо-китайской войны в 1895 г. вольнонаемные китайские войска, состоявшие из всякого уличного сброда, были распущены. Оставшись без всякой работы и привыкнув к безделью, солдаты организовались в шайки и стали грабить мирных жителей, нападая на деревни, купеческие лавки и даже города. Так как защиты ниоткуда от грабежа разбойников не было, то само население образовало союз для самозащиты и назвало его «ихэтуань» [1, с. 70] («Кулак во имя справедливости и гармонии»).
Захваченная на Шаньдунском полуострове территория немцами вызвала ряд негативных столкновений. Причины вспыхнувшего восстания заключают в себе неуважительное отношение европейцев к культуре Китая, зачастую неправомерная эксплуатация коренного населения. Вскоре началась пропаганда против европейцев, и число восставших охватила вся Шаньдунская провинция.
Не стоит считать, что такую очевидную несправедливость никто не замечал. Достаточно привести некоторые материалы, свидетельствующие о понимании и сострадании среди российских подданных того гнета, которым овладел китайский народ. «Эта ненависть объясняется следующими обстоятельствами: 1) европейцы являются в Китай для эксплуатации страны и населения и делают это добросовестно; 2) они относятся презрительно к китайцам, и 3) они нарушают дорогие, освященные веками, обычаи народа» [2, с. 6]. Основным побудителем к восстанию послужила ненависть к христианству. «Причины этих волнений — коренятся в недовольстве ученых и китайских землевладельцев на католические общины за стремление к приобретению лучших земельных участков и за безразборчивое покровительство своим прозелитам в спорах и тяжбах их с китайцами-язычниками» [2, с. 6]. Особую ненависть восставшие проявляли к китайцам, принявшим христианство. Корсаков приводит мнение китайцев о своих соотечественниках, примкнувших к христианству: «Ненависть свою к христианам-китайцам они объясняли тем, что миссионеры-христиане первые внесли в Китай бедствие для народа и открыли Китай владычеству европейцев» [1, с. 71–72]. Китайцы, ввиду своего суеверия, по-своему объясняли причину ненависти «заморских дьяволов», так они называли иностранцев. «Небо наказывает Китай нашествием европейцев, посылает бездождье, засухи, болезни. Правительство не противится нашествию европейцев, отдает им Китай; поэтому, чтобы не погибнуть, верные китайцы сами начали борьбу, рассчитывая на покровительство неба против чуждых пришельцев» [1, с. 72].
Анализируя монографии российских подданных, непосредственно находившихся в Китае с конца XIX — начала XX веков и на момент «Боксерского восстания» включительно, можно прийти к выводу, что русские воспринимали восстание не как силу отстаивания своих национальных интересов, а всего лишь рассматривали это как бунт против действующей власти. Достаточно привести несколько примеров для подтверждения данных слов. «Старания России направлены лишь к одной цели: содействовать восстановлению порядка и спокойствия в Китайской империи, для чего Императорское правительство готово оказать всяческую помощь законному Китайскому правительству» [3, с. 10]. Вот еще один пример командира одной из рот. «Желая напомнить унтер-офицерам правила сторожевой службы, я собрал их и между прочим сказал: — Помните, братцы, мы воюем не с китайскими войсками, а с бунтовщиками» [4, с. 1123]. Впрочем, одной из целей программы «ихэтуаней» действительно было свержение действующей власти. В таком разворачивавшемся ключе событий объясняется гуманистическое отношение русских к китайцам. Учитывая то, что русским приходилось вступать в сражения с китайцами и лицезреть неприятные кровавые картины, русские понимали причины конфликта, его суть и проявляли сострадание к тем, кто оказался угнетенным со времени пребывания иностранцев в Китае.
Особое внимание следует уделить характеру восставших и как его воспринимали российские подданные. В момент нарастающего восстания, русские, пребывавшие в Китае, либо на границе, имели весьма неполные сведения о характере этого движения, и какой оборот оно может принять впоследствии. Многие вообще и предположить не могли, что китайское население способно организовать отряды, которые привнесут стихийное бедствие по всей стране. «Во время поездки на охоту я видел тайное продвижение китайцев к нашему поселку, подтвердилось, но значение этого продвижения оказалось гораздо более грозным, чем я мог предположить в то время» [5, с. 128]. Большинство солдат и офицеров старшего чина были без сомнения уверены в трусости китайцев. Так же были убеждены в превосходстве своей армии, что они смогут легко дать отпор восставшим. «О китайских войсках ходили самые разнообразные слухи. То говорили, что они совершенные трусы и не выдерживают малейшего натиска наших. Другие говорили наоборот, что китайцы очень стойки, и что когда пришлось одному казаку рубить с коня китайца, то тот упал на землю, чтобы казаку не достать его шашкой, и, лежа на спине, застрелил его, и т. п». [6, с. 113].
Также интересны сведения как российские подданные становились свидетелями вхождение в общество «ихэтуань» своих сподвижников. «Увлечение ихэтуаньским учением охватило в Пекине и его окрестностях все юношество и молодежь. Нищие и старики во множестве примыкали к боксерам из-за пропитания, которое им давалось, а также и из-за денег, которые им платились» [1, с. 78]. В начале отряды ихэтуаней формируются преимущественно из людей, обладающих общей позицией относительно вопроса об интервенции и эксплуатации западными странами. Однако впоследствии к движению примыкают люди, которые в принципе не имели представления за что сражаться. Так, например, юноши были завербованы мистической силой ихэтуаньцев, которую они пропагандировали на улицах. «Один из таких фанатиков, доведя себя до экстаза, ломал на куски копья, сабли, свертывал железные полосы, как веревку, делал невозможные для обыкновенного человека прыжки. Пользуясь доверием народных масс, ихэтуаньцы прославляли себя неуязвимыми, не боящимися ни пули, ни сабли, так как и пуля, и сабля отскакивают от их тела обратно, а если кто и падал из них, как бы убитый, то такое состояние видимой смерти могло продолжаться только три дня, по истечении которых мнимо убитый встает живым, здоровым и невредимым» [1, с. 77–78]. Из этого следует, что «отряд гармонии и справедливости» из патриотического движения, которое хотело избавить страну от интервентов, превратилось в политическое, устроившее целый ряд вакханалий и ставившее себе целью свержение маньчжурской династии. «Где действует стихия, достаточно одного слабого колебания этой неизведанной силы, чтобы потом постепенно привести ее всю в движение и дать то или другое ложное или фальшивое направление, всегда идущее в разрез со всяким здравым мнением цивилизованного человека. Приведенное таким образом в движение это бессознательное нечто, уже идет далее независимо от себя, а под инерциею той силы, которая дала всему этому первый толчок от начала вещей... Таково в общих чертах и настоящее массовое движение в Китае» [3, с. 5].
В момент набирающего большой оборот восстания, правительства России и Китая проводили переговоры по урегулированию конфликта. Правительство же Китая уверяло, что агрессивные мероприятия, направленные против христианства есть не что иное, как действия агитаторов, ставивших себе цель накалить социальную обстановку в стране и дать толчок для свержения действующей власти. Тем не менее, каким бы ни было противоречие между правительством и восставшими, конфликт разгорался на значительной части Северного Китая, и те кровавые массовые резни и сожжения христиан надолго остались в памяти очевидцев тех событий. По пути из Шаньдунской провинции в Пекин, ихэтуаньцы убивали христиан, грабили их, сжигали дома и даже целые поселения миссионеров. «В Тян-цзине, среди китайского города, начался ряд пожаров, а в окрестностях Пекина стали следовать нападения на китайцев-христиан по заранее составленному плану. Христианские селения подвергались разорению, а за последнее время эти нападения сопровождались уже убийствами и жестокостью. Боксеры убивали всех, мучили и жгли христиан-китайцев, разбивали головы детям. Всегда в деревнях китайцы-язычники относились неприязненно к китайцам-христианам, но за время движения боксеров эта неприязнь перешла в озлобление и ненависть» [1, с. 72]. Из рядом находившихся деревень прибегали сотни христиан, которые оказались жертвами восстания. Разоренные и увеченные, они искали помощь в стенах католических храмов. Эти же беглецы и рассказывали о тех происшествиях, которые случились с ними. Боксеры создавали и распространяли прокламации, в которых говорилось о том, что европейцы отравляют колодца, мол, это является причиной их болезней и высокой смертности. Однако, к счастью иностранцам, такого рода прокламации не получили широкого развития ввиду того, что зимой эпидемии дифтерита и скарлатины стихли. «В Пекине в летучих уличных листках напечатан был рассказ одного из рабочих на городской стене, который сам будто бы видел, как европеец, подойдя к колодцу, всыпал в него какой-то порошок. Одновременно с этим в объявлении рекомендовалось всем запастись противоядием и очистить воду. У китайцев имеется ряд средств, специально назначаемых для очистки и обезвреживания отравленной воды, — средств, составляющих тайну их изобретателей, — которые проделывают всегда свои гешефты во времена народных бедствий и болезней» [1, с. 73]. Другие же прокламации уверяли, что дождя не будет, пока иностранцы находятся в Пекине. Все это говорит о широкой пропаганде, развернувшейся по Китаю. Судя по агрессивным действиям со стороны ихэтуаньцев, пропаганда дала свои плоды. Так же, есть одно замечание, которое помогает охарактеризовать восставших. Боксеры никогда не устраивали стихийного сожжения того или иного селения. Они предупреждали о своем приходе и в назначенный день входили в селение и действовали согласно своим планам. Сжигали дома и прежде всего храмы, христиан кидали прямо в огонь. Учитывая всю агрессивность и кажущуюся стихийность, в которой уже нет места разуму и нравственности, присущим издавна китайцам, тем не менее, восставшие соблюдают так называемую военную этику.
Стоит привести описание одного из такого нападения. Действие развернулось в четырех верстах от Пекина, ночью ихэтуани напали на селение христиан-китайцев. Результатом стало убийство английских и католических миссионеров, а также сожжение селения. После этого, в селении Дундиньань, находившемся в 70 верстах от Пекина, произошло сожжение православного храма, а близ этого селения аналогичные действия были предприняты с двумя американскими епископальными мессиями. «Беглецы из Дун-динь-аня говорили, что ихэтуаньцы вошли в селение в шесть часов пополудни, совершили на площади при факелах моление, после чего часть их тотчас же облила храм горючим веществом, и он моментально вспыхнул от прикосновения факелов, а другая часть напала на дома христиан и также предала их сожжению. Большинство христиан-китайцев разбежалось, и были убиты немногие; в числе убитых оказалось и несколько язычников, которые были подозреваемы в сочувствии христианам» [1, с. 116]. Вот что пишет Попов П. С., когда был сожжен христианский храм в Тун Чжоу: «Наша бедная няня, католичка, ходит как опущенная в воду, ежеминутно трепеща за жизнь своей родни, проживающей в деревне, верстах в 50-ти от Пекина, в окрестностях которой ихэтуаньцы уже начали свою адскую работу. Вчера ночью, по словам посольского письмоводителя Бао, из китайского города доносились дикие звуки ихэтуаньцев: «Возжигайте фимиам и поливайте водой (для рассеивания чар)» [7, с. 521].
Таким образом, проведя анализ монографий российских подданных, можно прийти к следующим выводам. Характер китайцев, который прослеживался русскими на протяжении нескольких лет, претерпел кардинальные изменения. В первую очередь, следует заметить, что китайцы, которые отличаются веротерпимостью, создали сильно радикальную атаку против христианства. Учитывая все страдания, которые потерпел китайский народ от миссионерства, все же то стихийное бедствие, которое обрушилось на китайцев-христиан и разные христианские сооружения оставило сильный отпечаток в сознании людей, наблюдавших эту кровавую эпопею. Во-вторых, стоит понимать, что основная масса народа (т. е. бедная часть страны) не являлась сторонниками политических действий. Однако в сложившейся ситуации мы видим, что население проявляет огромную активность в политической жизни страны. Наблюдается высокий рост патриотических и националистических настроений. В-третьих, свойственная для китайской социальной жизни сословное неравенство претерпевает значительные изменения. В восстании принимали разные слои общества — от низов до государственных служащих.
В конце концов, борьба китайцев за свою национальную независимость в ходе «боксерского восстания» вызвало у российских подданных когнитивный диссонанс, ввиду несоответствия действий китайского народа и устоявшихся норм поведения. Из этого следует, что восприятие китайцев и Китая в целом в сознании российских подданных начинает изменяться в начале XX века. Это дает толчок к выходу на новый уровень понимания менталитета жителей Поднебесной. И как правильно заметил А. К. Зиневич: «Китай не позволит впоследствии собой помыкать, как это было до настоящего времени».
Литература:
- Корсаков В. В. Пекинские события. Личные воспоминания участника об осаде в Пекине. Май-август 1900 года. Издательство: Типография А. С. Суворина. СПб.: 1901. 424 с.
- Попов А. Л. Боксерское восстание // Красный архив. 1926. № 1 (14). С. 1–8.
- Глебов (Гнедич) С. И. Нападение китайских мятежных войск на Благовещенск, на Амуре. Издательство: А. А. Холмушин. СПб.: 1900. 32 с.
- Иванов И. Е. В Мукден // Разведчик. 1900. № 530. С. 1122–1124.
- Зиневич А. К. «Китай не позволит впоследствии собою помыкать». Из дневника поручика А. К. Зиневича. 1900 // Исторический архив. 2006. № 4. С. 126–138.
- Верещагин А. В. По Манчжурии 1900–1901 гг. Воспоминания и рассказы // Вестник Европы, № 1. 1902. С. 103–148.
- Попов П. С. Два месяца осады Пекина // Вестник Европы. 1901. № 2. С.517–536.
