Социальное пространство является частью физического мира, в котором человек действует, постоянно находясь «в выборе», который он осуществляет, исходя из собственных интересов, побуждений и потребностей и участвуя в выборе других. Именно эти две способности к социальному выбору – быть его субъектом и его объектом – определяют и саму возможность общественного бытия. Способность к социальному выбору есть не что иное, как умение адекватно воспринимать социальную действительность и соответственно умение успешно адаптироваться к ней и к изменениям, которые неизбежны в движущемся обществе.
Формирование способности к социальному выбору происходит в процессе самоидентификации путем познания окружающего мира, выявления своего места в нем, интериоризации существующих систем ценностей, упорядочиванием субъективно понимаемого образа «себя», соотнесение и встраивание его в систему общественных связей и отношений.
Формирование индивидуальной способности к социальному выбору происходит на базе существующих социальных репертуаров, общепринятых рецептур, начинаясь с момента рождения человека и, в идеале, должно завершаться к возрасту совершеннолетия, когда индивид, в рамках социокультурных норм конкретного общества, признается право- и дееспособным. Процесс формирования способности, в первую очередь, происходит через усвоение и накопление чужого и собственного опыта. Вначале это осуществляется в бессознательной форме, когда ребенок действует на уровне врожденных инстинктов, осваивая новое пространство и закрепляя на уровне рефлексов элементарные навыки выживания и коммуникации. Освоение вертикального способа передвижения, овладение языком и невербальными средствами выражения потребностей, усвоение простейших форм требований и ожиданий – этих первых, элементарных социальных выборов – происходит в бессознательном режиме. С большой степенью уверенности можно утверждать, что вероятность совпадения этапов возрастания степени сознательности социального выбора в филогенезе и онтогенезе велика: человек рождается не по собственному выбору и первый год своего существования его выбор инстинктивен, затем наступает время выбора-артефакта, потом, примерно к трем годам, выбор становиться более осмысленным (сознательным). В этом возрасте социум, в лице семьи, начинает прислушиваться к требованиям со стороны ребенка, понемногу предоставляя ему право на свободу выбора. В дальнейшем вопрос стоит только в успешности социализации, в параметрах ограничения психофизического и юридического статуса человека, и в силе характера.
В принципе, не имеет значения, сформируется у человека способность быть субъектом социального выбора или нет: данная проблема преходяща, она снимается с необходимостью в любом случае. При условии успешного формирования способности к социальному выбору, как свободному и сознательному: в этом случае человек самостоятельно определяет собственные предпочтения в выборе культурных ценностей. В условиях несформировавшейся способности, когда социальный выбор остается на уровне инстинкта, артефакта, стереотипа, – в этом случае выбор культурных норм и ориентиров за человека делает референтный субъект (авторитетный человек или группа, общество).
Реализация способности человека к социальному выбору имеет две стратегии: субъектную, начинающуюся от «Познай себя, и будь таким» и продолжающуюся в «Делай, что должен, и будь, что будет», и требующую известное мужество для своего воплощения, и объектную, эксплицирующуюся в манифестациях «Будь как все» и «Не высовывайся». Индивидуальная реализация способности человека к социальному выбору ограниченна во времени и пространстве (как социальных, так и физических). Выбор индивида, в большинстве случаев, собственной идентичности осуществляется в пользу взаимодействия с обществом, а выбор социума направлен всегда на самосохранение, порой даже путем насильственного «усвоения, понимая и принимая» не традиционных, не привычных, чужих систем ценностей.
Реализация сформировавшейся способности к социальному выбору является основным способом включения человека в социальную реальность. Отличительность конкретного места, «точки входа» индивида в общее социальное пространство обусловлена разными стартовыми условиями социально-экономического положения индивида и является независимым от него объективным фактором. Например, ребенок, родившийся в бедной африканской семье, не имеет возможности формирования и реализации своих способностей к социальному выбору в кругу богатых японских сверстников или у инвалида не возникнет способность к социальному выбору в сфере спортивных достижений в среде здоровых людей и т.д.
Социальный выбор немыслим вне социального времени и всегда имеет отличия своего воплощения (осуществления) в конкретно-исторический период, находясь в прямой зависимости от степени развития общественной структуры, социально-экономических условий человеческой деятельности. То есть, социальный выбор движется вместе с социумом, выполняя как системоохранительную, так и инновационную функцию, гармонизируя общественные связи и отношения, совершенствуя структуру социальных институтов и их взаимодействие. Социальному пространству присуще определенная сознательность, социальному времени – способность, хоть и ограниченная, управления сроками, являющимися причинами наступления тех или иных социальных событий.
Структура социального выбора представляет собой неизменную, устойчивую целостность (субъект-предмет-объект), но со временем, вместе с развитием общества элементы выбора меняются «содержательно». Субъект выбора становиться более образованным, изменяется определяющая обратную связь активность объекта, предмет выбора все более конкретизируется при расширении поля альтернатив, меняется структура внешней среды, и сила ее воздействия на систему социального выбора. Диалектика социального выбора заключается в не завершаемости выборного процесса: инновация – отрицание прошлого выбора, последующая инновация – отрицание отрицания. В этой связи представляется уместным привести слова Х.Арендт: «… поскольку действие совершается в отношении существ, способных на свои собственные действия, реакция, помимо того, что является ответом, есть всегда новое действие, которое направляет себя и воздействует на других. Поэтому действие и реакция среди людей никогда не движутся по замкнутому кругу и никогда не могут быть надежно ограничены двумя партнерами». Это означает, что «моментный акт в самых ограниченных обстоятельствах несет ... семена безграничности, поскольку один поступок, а иногда и одно слово, достаточны для того, чтобы изменить каждую констелляцию», - таким образом, «последствия безграничны, поскольку действие, хоть и может ... проистекать ниоткуда, становится медиумом, где каждая реакция становится цепной реакцией» [1].
Количественные изменения социальных выборов приводят к качественному изменению общественных взаимоотношений: смене социально-экономических формаций или переходу к иной политической форме правления – внешним проявлениям неизменных субъектно-объектных отношений. Качественные изменения, в свою очередь, влияют на количество социальных выборов, как в отношении прошлого качества, так и формируя предпосылки для возникновения нового.
Социальный выбор взаимосвязан с историей человечества и «совершенствуется» во времени. Человек не был бы высшим животным, если бы не стремился к постоянному расширению горизонта своих возможностей, и в этом состоит один из парадоксов социального выбора в современных условиях: сегодня практически каждый имеет более широкий спектр альтернатив в определении стратегий своей жизни, чем вчера, а завтра – будет иметь еще больше, чем сегодня. Но при этом мы совершенно и порой безвозвратно утрачиваем навыки вчерашнего социального выбора: технологически развиваясь, человечество сжигает за собой мосты умения выживать в дикой природе.
Можно выделить ряд факторов, определяющих современные условия в которых происходит формирования и реализации способности человека к социальному выбору:
- научно-технический прогресс,
- глобализация,
- изменение гендерного аспекта общественных отношений,
- более совершенное управление социальным временем.
Формирование способности к социальному выбору является, прежде всего, гносеологической проблемой, которая в контексте социального взаимодействия имеет два аспекта: когнитивные способности потребителя и
«объективность» производителя знания.
Непосредственное усвоение нового знания происходит путем сопоставления ее с уже известным: обозначение (наименование) неизвестного происходит через сравнение его методом тождества и различия. Это свойство и инструмент человеческого сознания в кажущейся возможной истинности вербальных и невербальных средств коммуникативного воздействия на обучаемого (или просто любопытствующего, или же, имея в виду, желание поделиться увиденным). Несколько другой характер имеет получение первичной информации от «другого», поскольку здесь дополнительно к усилию воспринять (и желательно правильно) новое знание о никогда не видимом, ощущаемом, осязаемом и пр., добавляются такие основные факторы как доверие к источнику информации, склонность к обучению (в виде способности к абстрагированию), социальный статус «слушателя» и его гендер. Познание социальной реальности, корректировка идентичности сопровождает «человека думающего» всю его сознательную жизнь, позволяя расширять возможности социального выбора при увеличении способности к нему.
Генезис общества необходимо понимать как результат сотворчества в искусстве созидания социального пространства, в основании которого заложен принцип сопричастности. И как в любой деятельности наличие высокого уровня навыков «успешно и счастливо» жить является своего рода искусством, в котором всегда есть и гении, и талантливые исполнители, и посредственности, и «потребители» их произведений.
Верно то, что потребитель произведений «искусства жить», объект, на который направлена активность творца социального действия, субъекта социального выбора, не менее важен в процессе движения социума («…но еще гениальнее слушали Вы…»). Способность к формированию и реализации субъектных интенций скорее исключение, чем правило, скорее уникальность, чем, тривиальность. Так, социальная мобильность, в первую очередь, вертикальная является привилегией человека не ординарного – основная масса людей не только удовлетворяется наличием мобильности горизонтальной, но и довольствуется полным отсутствием мобильности вообще, предпочитая оставаться в той социальной нише, в которой произошло первоначальное включение в социум. И данное положение дел нельзя считать отрицательным социальным явлением, поскольку сама структура социальной действительности подразумевает собой наполненность разнородными элементами, базовую часть которых составляют инертные, не желающие ни реализовывать, ни развивать имеющиеся способности к социальному выбору люди. Согласно выводам З.Баумана, современному индивидуализированному обществу присущи три характерные черты: утрата человеком контроля над социальными процессами; незащищенность перед переменами, которые он не в состоянии контролировать, и перед ситуацией неопределенности, в которой он должен жить; неспособность человека к планированию и достижению долговременных целей, жизненных стратегий и подмена их немедленными, пусть и не столь существенными результатами [2]. Но, если последний довод этого ученого еще можно отнести к современности, то представляется очевидным, что человек никогда не контролировал социальные процессы, всегда был не защищен от перемен и постоянно находится в ситуации неопределенности – знать результаты социального выбора не под силу никому, их можно только предполагать с большей или меньшей долей уверенности.
Социальная среда имеет первостепенное значение для индивида как средство проверки собственного знания – уверенность в том, что системы ценностей универсальны для большинства, обладание всеобщим знанием, являются основой уверенности в правильности собственной и коллективной деятельности. В этой связи функция государства заключается в системе мер эту уверенность поддерживающих: преодолеть сомнения в правдивости производителей знания поставляемой на всеобщее обозрение информации в одиночку не под силу. Об этом свидетельствует вся история человеческой мысли – вопрос истины неразрешим ни в контексте абсолютности и относительности, ни с позиции теории отражения, поскольку истина социальна по своей природе и есть одна из форм социального договора по поводу объяснения какой-то части картины мира исходя из существующего на момент толкования объема знания (в которое входит вся накопленная и поддающаяся обработке информация об окружающей действительности, о субъективном и объективном отношении к ней). Дилемма еще и в следующем: классическая истина требует детальной тщательности (и она уже достигаема, в некоторой степени, в силу богатого эмпирического и теоретического специализированного знаниевого материала), а человеческий разум способен только к «широким мазкам» как в воспроизведении, так и в восприятии современной картины мира.
Немаловажное значение для формирования способности к социальному выбору имеет количество предметов выбора. Научно-технический прогресс, глобализация характеризующие современные условия человеческой деятельности, элиминировавшие коммуникационные барьеры и раздвигающие границы социального пространства до планетарных масштабов, с одной стороны, позволяют свободно осваивать это пространство, а, с другой стороны, сделать это возможно только в рамках и с помощью общества, ввиду возросшего на порядок количества альтернатив.
В современных условиях, когда объективным процессам глобализации подвержено все человеческое сообщество, требуется наличие способности к социальному выбору уже не только от индивида внутри определенного социума, и не столько от общества по отношению к своим членам, сколько от всех участников межгосударственного взаимодействия. Современный мир, в котором экономический и интеллектуальный капитал преодолевают все границы, заставляет каждое общество и каждого человека формировать и реализовывать способность к социальному выбору в новых условиях, по-новому соотносить свою деятельность в стремительно изменяющейся ситуации.
Самоидентификация в природе и социуме в контексте гендерного (межполового) взаимодействия имеет общие основания. Но если в природе формирование способности к мужскому или женскому выбору производится на уровне инстинкта и естественной самоидентификации по половому признаку, то в социуме на формирование способности к тому или иному виду социального выбора оказывает воздействие и наличие сознания, и уровень интеллекта индивида, и уровень социально-экономического развития общества, в котором происходит формирование способности индивида. При этом, превалирующее значение имеет вид гендерной трансляции опыта и генетически заложенная половая направленность – важное значение имеет как пол и гендерная сущность воспитателя, так и генетическая предрасположенность воспитуемого. Эти факторы непосредственно влияют на способы последующей реализации сформированной способности, вызывая, в том числе, и социальные патологии. Например, если формирование личности происходит в условиях неполной семьи и в отсутствии внешнего референтного лица соответствующего пола, ребенок в качестве образца для подражания вынужден будет выбрать имеющийся в наличии и не характерный для его половой идентичности стиль поведения. В других ситуациях, когда девочка (мальчик) вырастает с повадками и манерой поведения мужчины (женщины), можно говорить и о ее бессознательном стремлении походить на авторитетного отца (мать), и о возможной наследственной предрасположенности (биологическая патология).
Возросшую роль гендерного фактора можно проследить при анализе ситуации в современной России, которая наглядно демонстрирует наличие в общественном сознании столкновения противоречивых интенций в виду отсутствия осознания обществом собственной целостности. Тенденции к самоопределению, имеющие место в современной России, можно разделить на позитивные и негативные.
Позитивной выглядит тенденция к возврату Россией субъектного статуса (мужского выбора) на международной арене: относительное экономическое благополучие позволило укрепить свое положение в отношениях с зарубежными партнерами – стремление к независимости, к свободе выбора, продуцирует манифестацию намерений по избавлению от статуса объекта в социальном выборе других стран. Это позволяет гражданам страны испытывать чувство гордости за свою Родину и, воспитывая в подрастающие поколения, формировать способность к субъектному статусу в структуре социального выбора.
Положительно можно оценить и наметившийся консенсус в осознании собственной неизменной статусности во взаимоотношениях власти и народа в России: добровольное признание безоговорочного субъектного статуса за властью, если и не сакрализует последнюю, то, по крайней мере, снимает на какое-то время возможность возникновения стремления народа лишить власть ее статуса насильственным путем. Внутренняя государственная политика в России всегда была ориентирована на учет ментальности населения, сформировавшейся в непростых природных условиях и характеризующееся высоким уровнем терпеливого (толерантного) отношения к проявлениям окружающей среды, в т.ч. к действиям власти. Данная тенденция – согласие между верховной властью и ее подданными – благоприятно влияет на устойчивость социальной системы, позволяет осуществлять стабильное развитие общества и ориентирует на необходимость формирования способности осуществлять объектный выбор.
В качестве негативной тенденции можно отметить усиление феминных позиций, что вызвано, в первую очередь стремлением «европеизировать» Россию. Удивительный факт: спор между «западниками» и «славянофилами» (в удачной трактовке Бердяева, «славянофилы» любят Россию как мать, а «западники» - как ребенка), начавшийся в конце 30-х годах XIX века и, казалось бы, сошедший на нет уже через 20 лет, завершился к началу XXI столетия победой ориентированной на Запад части общества. И немалая заслуга в этом советской пропаганды, которая в декларировании успехов СССР в публичной сфере совершенно игнорировала провал в приватной. При чем механизм был выбран неудачный, построенный на сравнении: лозунг «Догоним и перегоним Америку!», постоянные экивоки на 1913 год может и прибавляли оптимизма в общественной сфере, но в обыденности давали прямо противоположный эффект – сравнение своего быта с повседневной жизнью европейцев и американцев было явно в пользу последних, а жизнь в дореволюционной России вообще казалась сказкой (людям свойственно, читая книги или смотря кинофильмы о прошлом, человек отождествляет себя с принцами, а не нищими). Победа идей «западников» привела к демонтажу советской системы и, как следствие, реализации феминистических ориентаций капитализма. И если в России это пока тенденция, то в Западной Европе системы ценностей социального выбора в современных условиях уже приобрели обобщенный характер, выраженный феноменом «унисекса», который эксплицирован наличествующей в данной исторической эпохе высокой степенью социально-экономического и правого тождества между мужчиной и женщиной, презумпцией равноправия в общественных взаимоотношениях.
Стоит отметить, что философия давно и, в общем-то, безуспешно обращает внимание на неправильность подобного рода социальных практик: «Слишком вольготное положение женщин оказывается вредоносным с точки зрения той главной цели, какую преследует [лакедемонский] государственный строй, и не служит благополучию государства вообще. …Таковы причины происшедшего, а стало быть, и указанного выше недостатка. Впрочем, мы исследуем не то, кто прав, кто виноват, но что правильно и что неправильно. Ненормальное положение женщин не только вносит нечто неподобающее в самый государственный строй, как сказано раньше, но до некоторой степени содействует и развитию корыстолюбия» [3, c.430].
Государству, как системе общественных отношений, имманентно присуще стремление к самосохранению. Поэтому, выступая в качестве субъекта социального выбора, оно осуществляет свою деятельность, прежде всего, в направлении усиления своих позиций во вне (дипломатия) и внутри (политика) своих географических границ. Осознавая, что является лишь «телом», оболочкой «души» – общества, и, стремясь иметь «совесть» - гражданское общество, государство, вместе с тем, обладая властью над своими гражданами, не может удержаться от соблазна тотального контроля над жизнью общества.
Именно в связи с таким положением дел одним из главных, превалирующих способов реализации социального выбора в современных условиях для подавляющего большинства людей является совершение социального действия согласно инструкции. «Организованные государственные, социальные и религиозные объединения нашего времени пытаются принудить индивида не основывать свои убеждения на собственном мышлении, а присоединяться к тем, которые они для него предназначили. Человек, исходящий из собственного мышления и поэтому духовно свободный, представляется им чем-то неудобным и тревожащим...» - писал по этому поводу А.Швейцер [4,c.250].
Инновационная, и в первую очередь в техносфере, направленная на создание множества усовершенствований деятельность человека, фундирует не только создание соответствующего количества инструкций по пользованию и применению новейших технических средств, но и возникновение социальных интенций по тщательному регулированию общественных отношений. Практика деятельности законодательных органов большинства стран мира и международных организаций показывает, что законотворчество стало самоцелью органов власти. Государство стремится к выработке инструкций «на все случаи жизни» и это тем более кажется продуктивным методом организации общественных отношений в эпоху глобализации. Работа по рамированию поведения человека (групп, обществ) ведется по всем направлениям социальной деятельности на протяжении всей его жизни. Инструктированию подвергаются межполовые взаимоотношения (моральные нормы поведения молодых людей до вступления в брак, регламентированная процедура бракосочетания) будущих родителей, мягко навязываются способы интимных отношений (всевозможные пособия по сексу). Целенаправленно контролируется здоровье будущих родителей (обязательный мониторинг течения беременности), определяются места и процедура родовспоможения (родителей вынуждают производить на свет детей в роддомах при содействии специалистов). Новорожденный попадает в систему государственного контроля над ним, которая преследует и удерживает человека в рамках инструкций до самой смерти и даже после нее (специально создаются правила захоронения, в которых оговаривается ритуал и местонахождение трупа). Любовь к инструктированию не так безобидна, как это может показаться на первый взгляд: тотальное юридическое закрепление прав и обязанностей в современном обществе оказывает решающее значение на формирование способности к социальному выбору – свобода в выборе ценностных ориентаций оказывается детерминированной текущими социокультурными установками общества, а реализация способности – обусловлена законодательно установленной степенью нормативной урегулированности общественных отношений в предоставляемой общественным порядком возможности социального выбора. Подобная социальная «роботизация» несет в себе и позитивные, стабилизирующие и негативные, «забюрократизированные» черты.
Проблема в том, что в результате «инструктуризации» творческая составляющая социального выбора не только узко канализируется, продуцируя достижение новых высот человеческой мысли в технологиях и искусствах, но и совершенно уничижается в сфере общественных отношений, где происходит отчуждение человека от его естественного права: «…выбор лишь кажущийся: мы переживаем его как свободу, но гораздо менее ощущаем, что он нам навязывается, а через его посредство и целое общество навязывает нам свою власть» [5,c.153].
В формальной системе (например, избирательной) выбор осуществляется императивно, и не имеет значение его сознательность или бессознательность: главное, чтобы процедура была соблюдена с учетом всех норм и правил. Такой выбор изначально считался осознанным, но развитие и структурирование общественных отношений сделала этот фактор неважным, потом невозможным и, как следствие, необязательным. Это привело к упрощению, унификации самой процедуры выбора и включило его в систему культуры в качестве обязательно-необязательного элемента.
Избирательная система в современном обществе – инструмент отчуждения человека от власти, обобществление его индивидуального выбора. В результате у большинства граждан в условиях отсутствия санкций за неучастие в избирательной процедуре возникает негативное отношение к ней, выражающееся в абсентизме (лат. absentia – отсутствие) – уклонении граждан от участия в выборах. Об этом пишут современные российские ученые: «…принятая с России форма голосования, когда избиратель должен выбрать одну из внесенных в бюллетень фамилий кандидатов или названий партий, фактически диктует избирателю конфронтационный стиль поведения» [6,c.4]. Разочарование в системе экстраполируется на участников процесса: «Между чумой и холерой не выбирают» (Ж.Гед). Становится обыденной практика не только массового отказа от выбора, но даже и от принятия решений – пропаганда делегирования права на свободу социального выбора предусматривает и делегирование ответственности. Способность человека к выбору в таких условиях, т.е. наличие навыка субъектности, необходима государству только внутри пространства, выход, за границы которого, угрожает существованию самого институциированного общества. Неизбежное в рамках государства разделение общества на власть и народонаселение, продуцирует создание механизмов жесткой регламентации процесса реализации социального выбора, артикулируя свободу политического действия как возможность участия в формальных процедурах избирательной системы по правилам, устанавливаемым властью и выгодным для нее.
Предельная формализация социального выбора в избирательной системе, упрощая и стандартизируя выборный процесс, зачастую оборачивается самоцелью и делает невозможной инновацию. Например, последние по времени изменения в избирательном законодательстве РФ, - по отмене порога явки – всего лишь копирование практики европейских стран (так в Великобритании определение результатов выборов проводится по мажоритарной системе относительного большинства, при этом, процент явки избирателей не учитывается [7]). Думается, эвристичнее было бы установление баланса в механизме приобретения гражданами своих избирательных прав.
Нарушение соотношения равенства вызвано тем, что активное избирательное право приобретается всеми гражданами автоматически при достижении ими определенного возраста (18 лет) и наличии дееспособности, а пассивное избирательное право – еще и при наличии желания гражданина. Многие проблемы, в том числе и преодоления порога явки на всех уровнях выборов, могут быть решены путем внедрения заявительной процедуры получения гражданами активного избирательного права. Действительно, почему в избирательные списки включаются все граждане, зарегистрированные на территории данного избирательного участка, вне зависимости от их желания участвовать в процедуре голосования? Не ущемляются ли при этом их права, и не продуктивнее ли было бы вносить в список только тех, кто письменно уведомил избирательную комиссию о своем намерении участвовать в выборах в качестве избирателя, как это делается в отношении граждан решивших воспользоваться своим пассивным избирательным правом?
Библиография
1. Арендт Х. Vita aktiva, или О деятельной жизни. СПб., 2000.
2. Бауман З. Индивидуализированное общество. М., 2002.
3. Аристотель. Сочинения: В 4-х т. Т. 4 — М.: Мысль, 1983.
4. Швейцер А. Культура и этика. М., 1973.
5. Бордийяр Ж.Система вещей. – М., 1999.
6. Суховольский В.Г., Охонин В.А. Индивидуальный и групповой выбор: методы описания и анализа. Красноярск, 1995.
7. Конституционное (государственное) право зарубежных стран. В 4-х томах. Том 3. М., 1997.
