Итак, Фтабатэй объявил родным о своём желании стать писателем. Реакция отца была резко отрицательная. В тот период семья переживала не лучшие времена. Отец потерял работу, денег хватало только на самое необходимое. А тут ещё Симэй со своими писательскими амбициями. В прежней Японии профессия писателя не пользовалась, мягко выражаясь, уважением в обществе. И отцовский гнев был в какой-то мере справедливым. Фтабатэй и сам до конца не понимал, какие трудности ожидают его впереди. Но знакомство с Цубоути Сёё[1] решило всё. Его смелые идеи и творческий энтузиазм пленили юношеский ум Симэя. Именно он предложил Фтабатэю заниматься литературной критикой. И нужно отдать ему должное, на первых порах не кто иной, как Сёё, серьёзно поддержал Фтабатэя. Он правил его рукописи, представлял их издателям, содействовал публикациям его переводов. И даже «одолжил» свой псевдоним для первого тома «Плывущего облака». Такова была издательская хитрость — заманить читателя уже известным именем. Но всё это не приносило желаемого дохода.
«Картофель» не мог заменить «мясо».
Фтабатэй хватался за любую работу. Так, после литературного дебюта, он решил испытать себя на педагогическом поприще — устроился учителем словесности в одну из частных женских школ. Но вскоре разочаровался. То ли ученицы оказались неподготовленными, то ли он не сумел правильно донести им свои знания, но дело не пошло. Все его рассуждения о реализме, идеализме были непонятны для юных воспитанниц, они восприняли это по-своему: «молодой учитель, похоже, флиртует с нами, употребляя загадочные слова». На уроках они перешептывались, хихикали, задавали неуместные вопросы. Это быстро дошло до руководства школы. Симэя вызвали «на ковёр», обратили его внимание на дисциплину во время урока, попросили скорректировать программу обучения. За триместр он так измучился, что с огромным облегчением подал заявление об уходе, дав себе зарок больше никогда не заниматься преподаванием.
Спустя несколько месяцев Симэй закончил второй том «Плывущего облака», и на обложке уже значилось его имя. Он считал, что большой тираж поправит его материальное положение. Поэтому и попытался искать покровительства у выдающегося писателя и издателя Токутоми Сохо, ставшего очень популярным благодаря своему бестселлеру «Будущая Япония». Но тот ему отказал. Пришлось публиковаться в малотиражном издании, где за страницу платили одну йену.
По воспоминаниям его современников, это был самый сложный период в жизни Фтабатэя. Всегда требовательный к себе, он переживал из-за того, что читатели очень прохладно отнеслись к его сочинению. Хотя на самом деле они были не готовы к восприятию психологического романа. А Фтабатэй не был готов к осознанию причины такого отношения. В результате и наступило глубокое разочарование в своём жизненном выборе. Импульсивный по своей натуре, Симэй даже подумывал о самоубийстве, ибо не видел никакого выхода из создавшегося положения. Но, как иногда бывает, решение пришло внезапно, откуда он совсем не ждал.
Случайно Фтабатэй встретил бывшего преподавателя школы иностранных языков Фурукава Цунэитиро, который работал в управлении по делам печати при кабинете министров. Он запомнил своего талантливого ученика. В его бытность профессором русского языка в школе широко применялась ланкастерская методика взаимного обучения, при которой лучшие старшекурсники становились помощниками учителей. Таковым был и Симэй. Он устраивал «поэтические вечера», на которых студенты состязались в декламации произведений русских поэтов, или, например, организовывал «капустники», где вместе со своими товарищами они разыгрывали сценки из русской классики. С тех пор прошло пять лет, и обоим было интересно знать, как сложилась дальнейшая жизнь каждого из них. Так профессор узнал о трудностях Фтабатэя и предложил ему работу в «Правительственном вестнике», главном официальном печатном органе японского правительства. Фтабатэй был безумно рад этому предложению. И в августе 1889 года он становится сотрудником редакции вестника. В его обязанности входило делать для чиновников краткие обзоры русскоязычной и англоязычной прессы, анализировать «повестку дня» зарубежной периодики. Его месячный оклад составлял 100 йен. И, ко всему прочему, у него появилось свободное время для личной жизни….
Семейная жизнь у Симэя не сложилась. Он был женат дважды. Первый раз он взял в жёны Фукуи Цунэ, проститутку. У них родились сын и дочь. Через три года они развелись. Второй брак был немногим лучше первого — его супругой стала Риу Такано, служанка из родительского дома. Она родила ему двух сыновей. Вскоре он оставил её и детей со своей матерью, а сам уехал за границу. Впоследствии Симэй признавал, что в обоих случаях он поступил необдуманно. То, что эти браки не сделают его счастливым, Фтабатэя предупреждали и родители, и друзья. А вот биографов писателя заинтересовало другое — буквально пророческие слова его первой жены. В своих воспоминаниях он упоминал о последнем разговоре с Цунэ, которая уверяла, что они неслучайно встретились в жизни, и ему навсегда суждено быть с такой, как она. Тогда эти слова лишь развеселили Симэя. Однако судьба посмеётся над ним самим. Но об этом он никогда не узнает….
Работа в вестнике принесла Фтабатэю долгожданную стабильность, как материальную, так и эмоциональную. Кроме того, он набирался переводческого опыта. Много читал, анализировал, совершенствовал язык, работал над формой, вёл записные книжки. Например, в одной из них были собраны так называемые элементы разговорности: усилительные частицы (да, уж, -ка, -то, ведь, же, бы и пр.), междометия (гм, цыц, брысь, черт с ним, с ума сойти и пр.), гипокористики (лапочка, цыпочка, зайка и др.), фамильярная (старушенция, отпереться, здрасьте, Иваныч и др.) и пейоративная (хлыщ, тряпка, подлиза и пр.) лексика, а также разговорный синтаксис (парцелляция, эллиптические и вставные конструкции и пр.). К ним Фтабатэй тщательно подбирал японские эквиваленты. В его «Исповеди за полвека» рассказывается, например, как однажды в поисках эквивалента какому-то просторечному русскому слову он отправился слушать говор посетителей общественной бани [1]. Он стал путешествовать по стране, что немало способствовало накоплению фольклорного материала, расширению его разговорного словаря. Не менее ценным было его знакомство с глубинкой, этим запасником народных типажей. Тот период, несомненно, стал для Фтабатэя жизненным университетом. В какой-то момент он понял, что ему следует снова заниматься литературой. Его непреодолимо тянуло в творческую среду. И спустя восемь спокойных лет он увольняется из министерства по делам печати, чтобы найти работу по душе.
Однако выбор был невелик. Несмотря на зарок, данный себе после работы в женской школе, Фтабатэй всё же решается опять заняться педагогической деятельностью. Сначала он стал внештатным преподавателем русского языка в военном училище. Но вскоре вновь по рекомендации Фурукава Цунэитиро он поступил на должность профессора в бывшую альма-матер, школу иностранных языков. Как заметил Синтаро Накамура, «профессор в то время считался государственным чиновником высокого ранга. Социальное положение позволяло ему пользоваться рикшей для поездки в школу» [2]. Эта работа существенно и выгодно отличалась от работы в редакции вестника. К тому же там Фтабатэй чувствовал себя в своей стихии. Так, Идэ Кохэй, один из учеников Фтабатэя, вспоминал о его первом появлении на кафедре. Вошёл элегантный мужчина средних лет и без лишних слов написал на доске стихотворение Пушкина. Потом попросил прочитать и перевести его с целью выяснить уровень подготовки студентов [1]. Такой приём обезоружил многих, в том числе Идэ. И позже в своём очерке «Облик учителя Хасэгава» он признается, что «раньше я по серости считал, что из беллетриста никогда не выйдет профессора, но в данном случае оставалось только склонить голову» [цит. по Ивановой]. С приходом Фтабатэя популярность русской литературы в школе выросла. Студенты его обожали. Симэй продолжил традиции своего учителя Николая Грэя: в качестве учебных пособий он использовал лучшие образцы русской литературы. Помимо всего прочего, Фтабатэй отвечал за переводы учебных материалов с русского языка на японский. Он составлял хрестоматию по русской классике, при этом особое внимание уделял характеристике персонажей, начиная с их внешнего вида и кончая особенностями поведения. Не забывал он и о собственных переводах русской художественной литературы.
Как только его дела стали налаживаться, умирает отец после продолжительной болезни. И Фтабатэя мучает чувство вины от того, что он не смог вылечить отца. К тому же он вспоминает слова своей матери, сказанные ему в раннем детстве: «Пока наш сятихоко не упал, с нами ничего плохого не случиться». Их сятихоко упал. И без того мнительный, Фтабатэй теряет веру в себя, его раздражают всякие мелочи. Он снова оставляет литературное творчество, реже занимается переводами. Да и педагогическая работа больше не приносила удовлетворения. Поэтому он уходит из школы иностранных языков, отработав там чуть более трёх лет. Фтабатэй радикально меняет сферу трудовой деятельности. Устраивается консультантом в торговую компанию «Токунага». И в мае 1902 года его направляют в Харбин, в местное представительство. Он изучает логистику и номенклатуру товаров, поступающих в Маньчжурию и из неё. Как коммерческий представитель фирмы встречается с русскими промышленниками и торговцами. Поначалу дела шли неплохо. Но вскоре экономическая конъюнктура изменилась. В Харбине началась эпидемия холеры. Деятельность компании практически свернулась. А глава фирмы никакого участия в судьбе сотрудников не проявил. Симэй остался без средств. Его положение было настолько бедственным, что ему пришлось просить своего старого друга Сёё о помощи.
Осенью того же года Фтабатэй отправляется в Пекин. Там его ждал сюрприз. Он встречает Кавасиму Нанива, бывшего студента школы иностранных языков, обучавшегося на факультете китайского языка. В Пекине он служил директором полицейской школы. Именно по его протекции Фтабатэй становится служащим полицейского управления. Теперь его месячный оклад составлял 200 йен [2]. И это уже была значительная сумма, гораздо больше, чем жалованье профессора. Вот только там не было привычной для него интеллектуальной среды, и моральный климат в коллективе оставлял желать лучшего. Долго списывать это на издержки профессии Симэй не мог. Ему надоело самодурство полицейского начальства, и после девяти месяцев службы он отбыл в Токио.
Вернувшись на родину, Фтабатэй активно занялся переводами, в частности романом «Дым» своего любимого писателя Тургенева. Но через год разразилась русско-японская война, и его, как опытного русиста, пригласили в газету «Осака Асахи Симбун». Там он делал обзоры русской прессы. Особенно редакцию интересовала информация о политических деятелях и общественных событиях в русской столице. Так, например, из очерка Фтабатэя «Витте: вчера и сегодня» японцы узнали о Сергее Юльевиче Витте, русском государственном деятеле. О том, кто добился введения «золотого стандарта», и чья экономическая политика привела к резкому росту промышленного производства. Хотя, как отмечают японские критики, статьи на общественно-политические темы у Фтабатэя не получались. Им не хватало остроты и аналитики. Поэтому после войны по совету главного редактора Симэй пишет для газеты роман «Его образ», в котором главной героиней становится вдова солдата. Роман печатается с октября по декабрь 1906 г. в «Асахи». К Фтабатэю возвращается литературная слава. Вскоре появляется его перевод рассказа П. С. Поливанова «Кончился», посвящённый народовольцам, узникам Алексеевского равелина Петропавловки. Заслуживает внимание и тот факт, что в России этот рассказ был опубликован ростовским книгоиздательством «К свету» в 1906 г., а уже в феврале 1907 г. Фтабатэй перевёл его на японский язык — писатель, конечно, следил за новинками русской литературы.
Следует отметить, что именно в этот период у Фтабатэя появился новый круг общения. В него вошли Л.Подпах, Ф.Постников, Б.Пилсудский, Н.Арефьев, В.Немирович-Данченко, Н.Анненский. В библиотеке частного университета Васэда (Токио) хранятся 64 письма, полученных Фтабатэем от них. 57 писем написаны по-русски, 7 на эсперанто.
Во Владивостоке Симэй познакомился с Л. П. Подпахом, издателем журнала «Восток», и с Ф. А. Постниковым, главой русского общества эсперантистов. В Харбине Фтабатэй завязал деловые связи с Н. С. Арефьевым, редактором газеты «Рассвет», который просил его составить «Торгово-промышленный справочник и указатель по Дальнему Востоку» для русских предпринимателей в Монголии и Маньчжурии. В 1905 г. Фтабатэй опубликовал «Путеводитель по деловому миру Маньчжурии».
В 1906 г. в Токио писатель встретился с Брониславом Пилсудским[2], старшим братом Юзефа Пилсудского, президента Польши (1926–1935), на митинге по случаю возвращения из Европы Катаямы Сэн, деятеля Коминтерна. Встреча переросла в дружбу. Пилсудский присылал Фтабатэю книги из Кракова. По его просьбе Симэй перевёл с русского на японский язык эссе польского писателя Анджея Немоевского «Люблю» и рассказ другого польского писателя Болеслава Пруса «Михалко» (по-японски «Михалко-дурачок»). Б.Пилсудский помогал ему печататься в польском издании «Сфинкс» и в петербургском журнале «Русское богатство». Как замечает Т. Н. Цоктоева, «через Б.Пилсудского Фтабатэй надеялся установить контакты с русскими литературными кругами» [4]. Ему удалось лишь вступить в переписку с Н. Ф. Анненским, известным журналистом, переводчиком, общественным деятелем. От имени редакции тот предложил сотрудничать с «Русским богатством»: от Фтабатэя ждали очерки о внутренней жизни Японии.
Судьбоносной стала встреча Фтабатэя с Василием Ивановичем Немировичем-Данченко (братом основателя МХАТа) в 1908 году. Он приехал в Японию по приглашению газетного концерна, а Фтабатэй стал его переводчиком. Русский журналист произвёл сильное впечатление на Симэя, покорил своим широким кругозором — он заметно отличался от японских литераторов. В свою очередь русскому гостю очень импонировало правильное русское произношение и образованность Фтабатэя. Уезжая на родину, Немирович-Данченко обратился к главному редактору газеты «Асахи» и к её президенту с просьбой направить в Россию своего корреспондента и порекомендовал на этот пост Фтабатэя. Так Фтабатэй стал специальным корреспондентом газеты «Асахи» в России.
Летом 1908 года Симэй прибыл в Петербург. Поселился в доме № 13 по Столярному переулку (ныне ул. Пржевальского). Район Сенной площади был выбран не случайно. Фтабатэй воспринимал его не иначе, как место проживания героев Достоевского. Полусумрачные дворы-колодцы с причудливыми арками, шумные пивные, закладные лавки — всё это было заочно знакомо, только теперь он сам был внутри этой мистической атмосферы. Фтабатэй погружался в жизнь непарадного Петербурга. Немного освоившись, Симэй стал налаживать контакты с петербургскими газетами и журналами. Так, он встречался с издателем влиятельной ежедневной газеты «Новое время» А. С. Сувориным, вёл переговоры с Н. Ф. Анненским, членом редакции ежемесячного научно-литературного журнала «Русское богатство». Там, в принципе, были не против сотрудничества, ждали его материалы о современной Японии. А в «Асахи» ждали хронику местных политических и культурных событий. Фтабатэй с энтузиазмом взялся за работу. И действительно он писал десятки статей, постоянно читал литературные новинки. Среди его книг попадались и такие, как «Карл Маркс и его время», «Современная эстетика», что говорило о его стремлении понять умонастроения тогдашней России.
К великому сожалению, многим его планам не суждено было сбыться. Зимой на похоронах великого князя Владимира (19 февраля 1909 г.) Фтабатэй сильно простудился. Сначала его лечили от воспаления лёгких в больнице на Васильевском острове. Однако ему не становилось лучше. Потом выяснилось, что у него чахотка. Причём в прогрессирующей форме. Посольство настоятельно рекомендовало ему вернуться на родину. И спустя полгода после пребывания в России Фтабатэй отправился в Японию. Но не железной дорогой, как приехал, а на пароходе из Лондона. Когда проходили Суэцкий канал и Красное море, его состояние резко ухудшилось из-за жары. И, как следует из записи в судовом журнале, 10 мая в Бенгальском заливе жизнь Хасэгавы Тацуноскэ оборвалась в 45 лет. Последние дни он был в беспамятстве, бредил. По свидетельству одного из стюардов, он «упоминал о каком-то Рудине». При осмотре каюты в его вещах обнаружили прощальное письмо, адресованное матери и жене. Когда прибыли в Сингапур, матросы кремировали его тело, а урну с прахом захоронили на местном японском кладбище. Причём не в новой его части, где были погребены японские солдаты, а в старой его части, где хоронили японских проституток [5]. Кстати, для них оно поначалу и устраивалось [см. прил.1]. Таким образом, слова его первой жены Цунэ оказались пророческими — он навсегда остался с такими, как она.
Широкого признания современников он снискать не успел. И те матросы, которые его хоронили, сделали это буднично, без особого почтения. Ведь он не был доблестным воином императора. Он был лишь переводчиком. Поэтому и места среди могил солдат ему не нашлось. Как заметила Г.Иванова, «люди склонны недооценивать роль переводчиков, между тем от них во многом зависит восприятие зарубежной культуры. Заслуги Фтабатэя поистине значительны. Его мастерские переводы приобщили к сокровищам русской литературы целое поколение японцев» [1].
Эпоха Мэйдзи закончилась через три года после смерти Фтабатэя. Она заложила мощный фундамент для будущей Японии. И в этом фундаменте есть «важный камень» японского мастера Хасэгавы. В 1976 году международная астрономическая ассоциация назвала его именем кратер на планете Меркурий.
В чём здесь слава России?
Русский литературный язык стал для японцев моделью для унификации своего книжного и разговорного языка. Этому способствовали переводы шедевров русской классики. Никакая другая литература, как русская, не дала японцам столько примеров совестливости, нравственности, подвижничества. Японцы эпохи Мэйдзи смотрели на наше литературное наследие как на бесценный опыт художественного исследования человека, общества, природы. И даже в тот сложный для России период потомки самураев признавали, что «Япония победила Россию в войне, но полностью побеждена в литературе» [3].
Приложение
1. Susan Tsang. Discover Singapore, p.92
Литература:
- Иванова Г. Д. Русские в Японии XIX — начала XX в. Несколько портретов. М.: Наука. Издательская фирма «Восточная литература», 1993. — 170 с.: ил.
- Накамура С. Японцы и русские — М.: Прогресс, 1983. — 302с.
- Конрад,Н. И. Японская литература: От «Кодзики» до Токутоми. — Москва: Наука, 1974. — 565 с
- Цоктоева Т. Н. Первый из японских русистов // 100 лет русской культуры Японии. М., 1989. С. 23–37.
- Tsang, Susan. Discover Singapore: the city's history & culture redefined; photography by Edward Hendricks. Singapore: Marshall Cavendish Editions; Tarrytown, N.Y.: Marshall Cavendish, 2007.
[1] Профессор университета Васэда, переводчик, шекспировед, один из создателей современного японского театра
[2] Польский революционер, член «Народной воли». Участвовал в покушении на Александра III, был приговорен к смертной казни вместе с А.Ульяновым, но император заменил ему казнь на ссылку. 15 лет отбывал на Сахалине. Через Японию и США вернулся в Польшу.
