Актуальные аспекты исследования коррупции

Ключевые слова: коррупция, «благотворная» коррупция, коррупционные проявления, систематизация, латентность, межстрановые различия, индикаторы коррупции, моральная статистика, антикоррупционная деятельность.

На протяжении всей истории человеческого общества непременным спутником эволюции социума в любых пространственно-временных условиях выступало стремление власть имущих извлечь максимальную личную выгоду в ущерб интересам прочих соплеменников. Ограничив свою индивидуальную свободу ради возможности социального общежития, наши далекие предки сами создали условия для такого рода стяжательства, ибо «всякий человек, обладающий властью, склонен злоупотреблять ею, и он идет в этом направлении, пока не достигнет положенного ему предела». [1, с.137] Непротивление или даже принятие большинством подобной формы корыстолюбия, вероятно, восходит к обычаю ритуальных жертвоприношений и преподнесения подарков жрецам и вождям, на иерархической лестнице более приближенным к богам, чтобы добиться расположения и поддержки последних в решении проблем просителя. Такая извращенная форма социального паразитизма, воспринимаемая обеими сторонами не иначе как справедливый и взаимовыгодный симбиоз, и стала основой феномена коррупции.

Тысячелетиями коррупция присутствовала в человеческой цивилизации, как вирус в организме. Изменялись ее формы и появлялись новые, постоянно проникающие во все сферы общественных отношений и весьма успешно мимикрирующие под легитимные механизмы административного взаимодействия. Приступы обострения этого недуга с характерным тотальным распространением мздоимства и казнокрадства и перспективой становления клептократии сменялись периодами ремиссии, когда коррупционеры становились объектами если не уголовного преследования, то, как минимум — социального порицания. Изменялось и отношение к этому явлению со стороны общества — от снисходительного созерцания до воинственного противодействия на основе осознания несправедливости, с последующим возвращением на позиции фатализма.

В последнее время все чаще коррупция рассматривается в публичном пространстве уже как глобальная проблема современности. В качестве основного аргумента роста интереса к соответствующей проблематике выдвигается тезис о колоссальных масштабах коррупции, дополнительно приобретающей ярко выраженный международный характер. Так, по оценкам ООН, ежегодный объем только взяток в мировом масштабе составляет один триллион долларов. А в целом же коррупция приводит к потерям для мировой экономики в размере 2,6 трлн. долларов, что составляет более пяти процентов глобального ВВП. [2] Более того, именно ее указывают в качестве препятствия для развития как отдельных государств, так и всей цивилизации, и даже рассматривают как основную причину разрушения целых государств — будь то Римская империя и Византия в далеком прошлом или Уганда и Советский Союз в не столь отдаленной ретроспективе. [3, с.55–58] В этой связи борьба с коррупцией выходит на повестку дня уже международных организаций.

А ведь совсем недавно весьма популярной была гипотеза о положительной роли «благотворной коррупции» как неофициального инструмента преодоления бюрократических барьеров в процессе интенсивной политической и экономической модернизации. А раз так, то в определенных условиях коррупция не обязательно должна быть неэтичным, неэффективным и нелегальным явлением. Она может повысить эффективность неработающих законов, а соответствующая ситуация улучшена путем легализации коррупционной составляющей. [4, с.63] Согласно описываемой доктрине, если вмешательство в экономику имеет «неправильные» цели или использует неправильные методы, то коррупция, позволяющая обойти или как-то нейтрализовать это вмешательство, является полезной. Отсюда вывод: «хуже жесткой нечестной бюрократии только жесткая честная бюрократия». [4, с.94] А потому, например, «взятка уничтожает преграды и сокращает расстояния, она делает сердце чиновника доступным для обывательских невзгод». [5]

Так что же такое коррупция в современных реалиях — допустимая девиация общественного устройства в любой его формации, политический фетиш, возведенный в ранг экзистенциональной угрозы в угоду сиюминутной конъюнктуре, или все-таки реальная проблема социально-экономического устройства? Нужно ли с ней бороться или достаточно легитимизировать в определенных пределах и просто контролировать? Для получения ответов на эти вопросы представляется необходимым решение ряда следующих проблем методологического характера.

Во-первых, следует четко определиться с предметом и объектом исследования. Как это ни удивительно, общественные науки всерьез изучать коррупцию начали только в последние десятилетия. Подтверждением растущего интереса к указанной сфере можно считать попадание научных разработок коррупционной проблематики в поле зрения Нобелевского комитета. Однако, несмотря на бурный рост «популярности» исследований коррупции, она так и остается «вещью в себе».

Существует множество трактовок понятия «коррупция», используемых в зависимости от тех или иных методологических подходов, целей и задач исследования, но не существует ни одного исчерпывающего и общепризнанного ее определения. Причина этого — в многоплановости указанного явления, постоянно адаптирующегося к социальным и экономическим реалиям, что предопределяет многообразие и динамичность соответствующих проявлений. Именно поэтому исследователи коррупции нередко говорят, что ей сложно дать определение, однако вы ее обязательно узнаете, когда она перед вами. Следует отметить, что наиболее распространенные определения «страдают» неоднозначностью и абстрактностью. С другой стороны, их конкретизация заведомо обречена, поскольку пытливый взгляд критически настроенного наблюдателя обнаружит в окружающем хаосе социальных взаимодействий нескончаемую череду коррупционных проявлений. В результате любые попытки четкого определения коррупции в конечном счете приводят либо к очень расплывчатым, либо к чрезмерно конкретным формулировкам, не позволяющим выделить типологическое ядро этого явления.

Решение указанной проблемы, вероятно, находится в плоскости четкой систематизации всех известных форм и проявлений коррупции. При этом следует найти разумный компромисс между стремлением к абсолютной унификации эмпирических материалов и пониманием их исторической и пространственной неоднородности. Так, взгляд на ситуацию в историческом аспекте делает очевидным: то, что не было коррупцией даже 100 или 50 лет назад, сегодня считается таковой. В свою очередь, в рамках правовых систем отдельных государств, не говоря уже о национальных менталитетах, иногда диаметрально противоположно оценивается коррупционность тех или иных действий. Так, например, лоббизм в некоторых государствах законодательно запрещён и считается одним из проявлений коррупции. В то же время, в ряде стран подобная деятельность не просто легализована, но и считается вполне респектабельным бизнесом. [6]

При этом объективное научное познание коррупции предполагает его синтетический, междисциплинарный характер. Зачастую же исследователи рассматривают ее под узко отраслевым углом зрения, пытаясь постичь природу этого явления исключительно в рамках собственной специализации — будь то право, экономика, социология или психология, с использованием соответствующего специфического типа анализа. Очевидным следствием такого рода «методологического эклектизма» является смысловая какофония релятивистского толка. [7, с.22–29]

В этой связи остается открытым вопрос о выборе инструментария исследования коррупции. Речь идет, прежде всего, о корректных подходах к количественной оценке ее динамики, а также межстрановых и межрегиональных различий. До сих пор не существует достоверных данных, позволяющих понять, почему одни страны оказываются более подвержены коррупции, чем другие. Так, например, эксперты Всемирного банка пришли к выводу, что крупные страны предрасположены к более высокому уровню коррупции. В свою очередь некоторые исследователи пытаются объяснить неодинаковую коррумпированность государств культурными различиями, приводящими к тому, что в одних странах к коррупции относятся терпимо, в других ее неприятие стало социальной нормой. [9, с.289] Однако никем не подвергается сомнению тот факт, что такого рода различия вообще имеют место. Подобные утверждения основываются либо на данных моральной статистики, либо на результатах построения индексов, агрегирующих данные тематических опросов. [10] Аналогичным образом формируются и представления и об изменении уровня коррупции во временном аспекте. Оба из указанных источников информации в значительной мере являются политически ангажированными, а потому не могут рассматриваться в качестве достоверных индикаторов. Так, рост показателей ведомственной статистики о количестве преступлений коррупционной направленности может являться как свидетельством увеличения масштабов коррупции, так и следствием усиления борьбы с ней либо симуляции таковой. С другой стороны, качество результатов выборочных наблюдений в значительной степени зависит от репрезентативности панели респондентов. Например, опрашиваемых в рамках подобных наблюдений эксперты зачастую не могут дать оценку уровню коррупции самого высокого уровня, поскольку плохо информированы о таковой. Помимо этого, подобного рода эмпирические изыскания показывают только общую картину, но не позволяют раскрыть причинно-следственные связи, которые обычно и интересуют исследователей. Более того, наиболее известные индикаторы коррупции разрабатываются под эгидой международных институтов, неоднократно уличенных в субъективности и манипулировании статистическими данными.

В-третьих, следует понимать, что изучение коррупции будет не полным без исследования механизмов борьбы с ней, включая оценку их эффективности. Игнорирование указанного аспекта чревато вырождением, сведением к пустой констатации факта существования такой проблемы. В этой связи представляется необходимым определение уголовно-правовой «грани» между борьбой с проявлениями коррупции и возможными негативными последствиями самой антикоррупционной деятельности. Тем более, что, как показывает мировой опыт, тяжесть наказания не всегда коррелирует с успехом борьбы с коррупцией. Так, самые жесткие меры к казнокрадам в настоящее время применяются в Китае: за последние пятнадцать лет в этой стране казнено более 10 тысяч высокопоставленных чиновников, а более 100 тысяч лишено свободы на срок от 10 до 20 лет. Тем не менее, казнокрадство в Китае отнюдь не искоренено, что само по себе уже является подтверждением неэффективности жестких мер. При этом самый маленький уровень коррупции регистрируется в Дании и Финляндии, где провинившихся чиновников всех уровней лишают свободы на срок не более 2 лет. Таким образом, следует согласиться с известной истиной: «нет ничего ошибочнее, чем мысль, что казнями можно регулировать цены или отучить от взяточничества». [11, с.54]

В этой связи можно сделать однозначный вывод, что длительные сроки заключения не являются панацеей в борьбе со взяточничеством, хищением бюджетных средств и государственного имущества. А вот риск получения в обществе большого количества асоциальных элементов в среднесрочной и долгосрочной перспективе возрастает, причем пропорционально уровню активности борьбы с коррупцией, что, несомненно, может повлечь к повышению рисков повторных преступлений (пусть даже иного состава) со стороны указанной категории граждан. Поэтому выбор правового инструментария борьбы с коррупцией зависит, прежде всего, от целей этой борьбы, сколь бы казуистическим этот посыл не выглядел. Если общество желает лишь покарать мздоимцев, то с полной уверенностью можно утверждать, что на смену обличенным и наказанным придут другие, возможно еще более корыстные и искусные в этом деле. Если же речь идет о стремлении действительно решить эту проблему, то бороться необходимо не с ее последствиями, а с причинами. В этой связи необходимо признать, что коррупция — это не проблема абстрактного государства, это проблема каждого из нас. А потому каждый человек должен ежечасно бороться с ней, стремиться уничтожить условия, в которых возможно возникновение и развитие коррупционных проявлений.

Таким образом, следует признать, что известные «прямые» уголовно-правовые методы антикоррупционной борьбы недостаточно эффективны, а в отдельных аспектах контрпродуктивны. Представляется, что причиной такого положения является, в том числе, и оторванность научных изысканий в этой сфере от реалий правоприменительной практики, существенным образом искажающая восприятие коррупции.

Полагаем, что реальное продвижение в направлении разработки новых подходов к борьбе с коррупцией может быть достигнуто только на основе итеративного процесса изысканий, когда усовершенствованные теоретические формулировки поднимают новые эмпирические вопросы, ответы на которые, в свою очередь, ведут к дальнейшему теоретическому проникновению в содержание изучаемого явления.

Литература:

1. Монтескье Ш.-Л. О духе законов. — М.: Рипол-Классик, 2018. — 690 с.
2. В результате коррупции мировая экономика каждый год теряет 2,6 трлн. долларов // Новости ООН. 09.12.2018. URL: https://news.un.org/ru/story/2018/12/1344641. (Дата обращения: 30.04.2023).
3. Свечников Н. И., Глухов А. О. Коррупция как фактор разрушения государств (историко-правовой аспект) // Вестник Пензенского государственного университета. — 2018. — № 2 (22). — С. 55–58.
4. Хантингтон С. Политический порядок в меняющихся обществах. — М.: Прогресс-Традиция, 2004. — 579 с.
5. Салтыков-Щедрин М. Е. Собрание сочинений в 20 т. — М.: Художественная литература, 1971. — Т. 11: Благонамеренные речи. — 656 с.
6. Мельков С. А., Ножка С. М., Чумаченко А. П. Сравнительный анализ института лоббизма в России и США // Власть. — 2018. — Том. 26. № 5. — С. 45–51.
7. Леонтьев В. Экономические эссе. Теории, исследования, факты и политика: пер. с англ. — М.: Политиздат, 1990. — 415 с.
8. Артхашастра или Наука политики. — М.-Л.: Издательство АН СССР 1959г. — 798 с.
9. Фисман, Р., Мигель, Э. Экономические гангстеры. Коррупция, насилие и бедность. — М.: Юнайтед Пресс, 2012. — 302 с.
10. Гуреев С. Коррупция: что это такое, зачем нужна и как от нее избавиться // ПостНаука. 26.05.2021. URL: https://postnauka.ru/longreads/156401. (Дата обращения: 30.04.2023).
11. Каменская Е. В. Взятка: преступление, наказание, предупреждение (сравнительно-правовой анализ) // Вестник Московского университета имени С. Ю. Витте. — Серия 2. Юридические науки. — 2018. — № 1 (14) — С. 51–57.