Высшее образование сегодня: проблемы качества и перспективы развития



В статье анализируются материальные, организационные и социальные проблемы высшего образования. Приводятся примеры неэффективного менеджмента грантовской политики.

Ключевые слова: высшее образование, гранты, качество высшего образования.

Введение

Совсем недавно председатель Следственного комитета РФ Александр Бастрыкин высказал мнение, что следует отменить существующую систему образования и вернуться к «советской системе». Понятно, что его высказывание на одном из молодёжных форумов никаких последствий для образования не принесёт, но это показатель того, что люди, глядя на форму (а именно бакалавриат-магистратура), судят о проблемах всей системы. А проблемы гораздо шире и убрав магистратуру, мы ничего не улучшим принципиально. Проведя анализ различных публикаций [1–6], посвященных развитию и качеству высшего образования, мы выявили ряд проблем в высшем образовании, которые не были обозначены авторами, исследующими эту проблематику.

Проблема 1. Заработная плата.

Во время перехода на болонскую систему была отменена тарифная сетка и внедрены новые схемы финансирования, что привело к сокращению заработной платы практически в 2 раза! Параллельно увеличивалось количество часов, которые необходимо было выработать на ставку. Так, ставка профессора с 450 часов выросла в среднем до 900. Процесс повышения часов в ставке длился более 10 лет. Но в итоге это привело к тому, что по факту заработную плату преподавателям вуза сократили в 3 раза: массово это произошло в 2010–2011 году. Именно в этот период произошел первый и самый большой отток высококлассных специалистов.

Параллельно с этим министерство образования (на протяжении с 2000 года оно меняет свои названия, а потом и вовсе разделилось на два, поэтому называем его так) берёт курс на закрытие университетов и филиалов. На 2010 год их было порядка 3700 — огромное количество. За десять лет осталось около 1500. На мой взгляд, для повышения качества нужно было также полностью запретить филиалы, в том числе, когда филиал юридически закрыт, а по факту работает под видом оказания консультаций для студентов.

Думаю, понижение зарплаты должно было поспособствовать закрытию образовательных учреждений: люди легче расстаются с работой, где нищенская зарплата. Для примера, я кандидат наук, доцент в 2012 году получал зарплату в два раза ниже, чем дворник из РЭО.

Также в 2012 году в рамках майских указов президента, было указано, что зарплата преподавателя должна быть в 2 раза выше, чем средняя по краю — данный пункт до сих пор не выполнен. Только к 2018 году зарплату «дотянули» просто к средней по краю. Это значит, что на сегодняшний день доцент/профессор получает примерно столько же, сколько продавец в захудалом ларьке или грузчик, который разгружает товар в этот ларёк.

В чём особенность научного труда — он требует очень высокой концентрации и сосредоточенности на решении какой-либо проблемы. Отсюда и образ чудаковатого профессора, который всё забывает и путает. Он мыслями погружён в проблему, его разум как бы отсутствует в этой реальности (например, трагическая жизнь Циолковского и его семьи). Поэтому, если профессор будет думать, как ему дожить до зарплаты и заводить ли семью, открытий не будет: в итоге он уйдет в более доходную отрасль или быстро «сгорит».

Человек из науки достаточно легко станет успешным в других областях. В силу того, что это просто проще! Доцент/профессор легко в течение года станет плиточником, маляром, инженером, продавцом, менеджером, водителем, грузчиком, но ни один из них за год не приблизится к тому, что может делать доцент/профессор. За забором очередь не стоит, научными кадрами, даже если они не попадают на сегодняшний день в направления критических технологий, разбрасываться не стоит.

Сейчас уже заканчивается 2022 год. Прошло ровно 10 лет (юбилей), как у нас должны быть заработные платы в 2 раза выше, чем средняя по краю. Правительству пора бы выполнить обещанные планы. Работая в отрасли порядка 17–18 лет (а это по факту половина трудовой жизни), понимаешь, что перспектив нет и не будет. Увеличивается только количество отчетности.

Проблема 2. Гранты.

Министерство образования обязало вузы участвовать в грантовской деятельности (это один из аккредитационных показателей). Вузы в свою очередь раскидали сумму грантов на преподавателей, которую он должен «принести в вуз» — этот термин уже устоялся и вызывает ассоциацию с трудоднями, красными субботами и пр. Т. е. каждый преподаватель должен участвовать в грантах или в хозяйственно-договорной деятельности и заработать определённую сумму за год. Для меня эта сумма порядка 100 тысяч в год. Если я не буду выполнять показатели, мне будут высказывать порицания, а потом в назидание другим не заключат контракт и уволят. А контракты сейчас заключают на 2–3 года максимум.

В этой ситуации две проблемы. Первая: я пришёл учить студентов, я профессионал в этом деле, мне нравится выстраивать занятия, искать материал для лекций, взаимодействовать на практических, учить писать их контрольные работы и курсовые, отслеживать изменения у обучаемых. Мне не нужны гранты и договора.

Отсюда проблема: если у преподавателя возникают на базе вуза договорные отношения, то качество преподавания автоматически падает. Ему некогда будет досконально проверить РГР, курсовую работу, дожать, там, где это необходимо. И сами занятия превращаются в обузу, не говоря уже о переработке и улучшении лекций. Все силы будут брошены на выполнение гранта.

Вторая проблема. Гранты в основном выделяют по списку критических технологий, соответственно остальные направления финансируются по остаточному принципу. А спрашивают со всех одинаково. За бортом, например, оказываются педагогические факультеты, экономисты, юристы. Т. е. на них грантов никак не хватит. Значит, кого-то занесут в чёрный список, а потом уволят. Или у руководства вуза появится рычаг давления на преподавателей.

Третья проблема: я участвовал в грантах и писал большое количество заявок на них. Выявил тенденцию: чем ниже сумма гранта, тем больше отчетности и она искусственно сложнее (например, интересны требования подписывать страницы ручкой разных цветов), жёсткие сроки приёма материла и только по почте.

В грантах с хорошими суммами, заявки часто заполняются онлайн, да ещё и в сокращённом варианте. Если вам одобрят заявку, то вы уже потом предоставляете необходимые документы. Кстати, нередки случаи, когда отчётность по этим грантам тоже заполняется онлайн: вы просто ставите галочки и цифры, чего достигли, вставляете краткие результаты научных достижений.

Отсюда родились мои подозрения, что гранты с суммами от 2–3 млн. и выше, скорее всего, получают особы, приближённые к императору. А мелочёвку до миллиона (из которых 48 % забирают в виде налогов) можно выдать особо страждущим, но и спросить потом по полной.

В чём ещё нехорошо: когда преподаватели спрашивают про повышение заработной платы, им говорят: так вот же, есть гранты, работайте, лентяи и получают мало. Но не надо путать, что это уже вторая работа. Это как, например, инженеру на заводе скажут: вы детали проектируете, так их ещё и грузить надо! Так и сделаем, каждый инженер в обязательном порядке должен погрузить в год 120 тонн деталей, и получить доплату. Главное не лениться!

Что делать? Убрать из аккредитационных показателей критерий об участии в грантах. Те, кто хочет, пусть осваивают бюджет. Остальным дайте спокойно заниматься подготовкой специалистов.

Очень важный вопрос по поводу отсутствия доступности результатов грантов. Государство выделяет колоссальные суммы на гранты, на них проводятся исследования, результаты которых никому не доступны. Если это не информация ДСП, не бизнес-технологии, то следует сделать доступ хотя бы вузам, ссузам и школам к результатам этих исследований. Чтобы у нас формировалось единое информационное научное поле. Думаю, эта крамольная мысль не будет реализована, поскольку тогда научная общественность может быть удивлена «результатам исследований», на которые были потрачены значительные суммы. Возникнут ненужные вопросы. Тем не менее, делать это необходимо: такой мониторинг повысит качество исследований и поможет развитию нашей науки.

Интересен момент формирования т. н. «повестки дня». У меня и многих коллег возникает вопрос, почему Министерство не формирует актуальные темы грантов? Например: в рамках болонского процесса был переход на компетентностный подход, никто не знал, что делать, отсутствовала научно-методическая база. Люди спорили, что формировать: компетенцию или компетентность. Официальная позиция высказана не была, даже вышедшие ФГОС ВПО не содержали этих новых терминов. Хотя это было прямым нарушением нормативно-правового акта, которым и является ФГОС. Кстати, последующие ФГОС также не содержат пункта с основными терминами. Как будто теперь всё стало ясно. Сейчас обсуждается концепция ФГОС 4 поколения, готов поспорить, что ничего не изменится.

Ещё пример, касается общего образование — внедрили проектную деятельность. Как её грамотно реализовать, учителя тоже не знали, официальной информации нет. Общаясь с педагогами, я выяснил, что годовые проекты девятиклассников превратились в обыкновенный реферат, который сдают для отчетности. В лучшем случае, ученик выступит по этой теме на какой-нибудь местечковой конференции. Энтузиасты проводят, но разве это системный подход.

Проблема Министерства в том, что предлагая действительно нужные идеи, оно скидывает их проработку на исполнителей, оставляя за собой только замечательную функцию контроля. Крайними становятся простые учителя и преподаватели: у них нет времени, да и желания за мизерную зарплату заниматься научными или методологическими изысканиями. Будет грамотная методичка с чёткими критериями оценивания и ведомостями для заполнения — вам организуют на хорошем уровне проектную деятельность. А придумать с ноля — нет. Те, кто это может делать — в основном работают на себя, зачастую уже в своих частных школах и кружках.

Тем более, придумывание каждым учителем чего-то своего чревато размытием образовательного пространства. Почему-то упускается это важный фактор. Также как и принцип системности: когда у каждого певца своя песня — хорового исполнения не будет. Налицо разрушение системы, функционеры которой, не желая выполнять свои обязанности, прикрываясь вариативностью, сбрасывают выполнение принципиальных вопросов на конечных исполнителей. Качество работы проверить потом будет просто невозможно. Таким образом, по нормативно-правовым документам у нас всё есть, а по факту непонятно что.

Почему бы и не сделать гранты по этой тематике (она актуальна до сих пор), разработать методические рекомендации и разослать электронный вариант по всем образовательным учреждениям. За год можно управиться.

Третий пример. До начала СВО в феврале 2022 мы были обязаны публиковаться в журналах индексируемых в Scopus и Web of Science. О вреде этого писалось и говорилось немало на самом высоком уровне. Вопрос в другом — о нашем доступе к их научным статьям. Мы не знаем, что у них происходит и на каком уровне развития находится их наука. Если конечно задаться целью и потратить деньги (за доступ к статьям/библиотеке) то узнать можно. Конечно, надо ещё будет перевести на русский язык. Получается, что никто заниматься этим не будет. Что можно сделать в этой ситуации: создать сайт переводной литературы по интересующим нас направлениям науки. Представляете, как это облегчит жизнь всем нашим учёным? Какой толчок это даст для развития нашей науки? Главное, затраты в масштабах страны мизерные.

Проблема 3. Финансирование вузов.

Сильнейший удар по качеству образование нанесли т. н. «платники», которых поначалу брали с любой отметкой при поступлении. Лишь бы не два. Относительно недавно (уже во времена ЕГЭ) начали выставлять минимальные баллы для поступления. «Платники» — неприкасаемая дойная корова. «Вы же не хотите терять надбавки» — думаю, не раз слышали преподаватели от своего руководства. — «Идите и примите зачет ещё разок, может он вам что-нибудь выучил».

Внедрение персонифицированной системы приравняло бюджетников к «платникам». Т. е. теперь вуз получает деньги за каждого конкретного студента, отчислили студента — нет денег. Теперь нас пугают сокращением нагрузки и сокращением нас — преподавателей.

Поэтому высшее образование превращается в профанацию. Отчислять нельзя, об этом знает преподаватель, его руководство, студенты. Преподавателю надо поставить всем, кто что хочет и при этом сохранить лицо. Почему? Тем, кто не ходил и ничего не знает — тройки он и так поставит. Те, кто просто ходил, захотят четвёрки, минимально работающие на занятиях — получат красные дипломы. А по факту их знания между двойкой и тройкой. Но если поставить заслуженные отметки, то следующий семестр будешь проводить один в аудитории, а студенты потом при проверке удовлетворённости образовательным процессом вам тоже поставят соответствующие баллы. Об этих баллах вам припомнят при прохождении по конкурсу, скажут, что не смогли увлечь, показать всю красоту преподаваемого вами предмета и возможно попрощаются с вами.

Поэтому существующее финансирование вузов следует менять. Зарплаты не должны зависеть от количества обучаемых.

То, что касается внедренных сейчас опросов студентов по поводу удовлетворённости образовательным процессом. Инструмент весьма специфический. С одной стороны, действительно помогает выявить взяточников, постоянно опаздывающих и некачественно делающих свою работу сотрудников. Но тогда должны быть рейтинги на сайте Министерства образования по поводу нашей удовлетворенности руководством вуза, зарплатой и прочим.

Что такое «прочее»?

Это наличие безумной отчётности в вузах, всяких журналов проверки и прочих составляющих имитации бурной деятельности.

Учителя, преподаватели колледжей (которые имеют городскую или областную подведомственность) гипотетически могут получить жильё от города или области. Понятно, что это всё происходит в гомеопатических дозах, но тем не менее. ППС высшей школы должны встать в общую очередь на улучшение жилищных условий и работа в вузе никак не повлияет на то, чтобы получить жилье.

Также у преподавателей в отличие от учителей отсутствует пенсия за выслугу лет.

Муниципалитеты по мере возможности подкидывают своим учителям билеты на концерты, мероприятия, путёвки.

Вузы же имеют федеральное подчинение — поэтому преподаватели оказались выкинуты на обочину. Кроме очень средней заработной платы по региону им ничего не светит.

С другой стороны, чтобы стать преподавателем университета, нужно пройти сложный и тяжелый путь от кандидата до доктора наук, при этом нужно знать, что никаких преференций (материальных) вы не получите.

Проблема 4. «Эффективный контракт». По закону вуз имеет право заключать договор с преподавателем на 5 лет. В последние годы лоббируется мысль о внедрении «эффективных контрактов» — заключение договоров на минимально возможный срок. В среднем 2–3 года, некоторые ректора пытаются перевести на годовые договора. Понятно, что конкурсная процедура на должность в университете — дань былым традициям. А в реальной жизни это превращается в инструмент сокращения ППС и возможного шантажа со стороны руководства. Если человек нарушает дисциплину, систематически опаздывает на занятия, не выполняет индивидуальный план — повод к дисциплинарным взысканиям с последующим увольнением. Поэтому конкурс не нужен, чтобы избавиться от паршивой овцы.

Помимо низкого социального статуса, нищенской зарплаты, отсутствия (даже гипотетических) бонусов, преподаватели вузов вдобавок получают нестабильное рабочее место. Т. е., планировать свою работу и брать ипотеку на 10–15 лет — огромный риск, просто из-за того, что ты можешь не угодить лицом или твоё место понадобится особе из ближайшего круга руководства. Это не мотивирует молодёжь приходить в науку и в вузы. В итоге, многие преподаватели рассматривают преподавание либо как подработку, либо как хобби. При этом, даже если есть выбор заработать одинаковые деньги у себя в вузе или в другом месте, стараются оформиться в другой организации, ибо здесь всегда нестабильно. Поэтому даже те, кто мог бы реально что-то сделать в науке «не хотят вкладываться».

Вывод. Наша молодежь в большей своей части имеет чётко сформулированные материальные желания и график их достижения. Российская наука в списке возможных способов их получения не значится. Большинство идут в бизнес.

Рекомендации. Самым сложным вопросом является повышение заработной платы, решение остальных проблем зависят от политической воли, законодательных инициатив и организаторских способностей сотрудников Министерства образования.

Литература:

1. Афанасьева Т. П. Стратегическое планирование и программирование развития региональных систем образования: взаимосвязь целей, задач и показателей развития / Т. П. Афанасьева, Г. П. Новикова, Ю. С. Тюнников // Муниципальное образование: инновации и эксперимент. 2019. № 4. С. 4–10.
2. Тюнников Ю. С. Интегративно-контекстный подход как средство повышения качества профессионального образования / Ю. С. Тюнников, М. А. Мазниченко, Т. П. Афанасьева, В. Г. Мушкин // Профессиональное образование в России и за рубежом. 2022. № 1. С. 14–22.
3. Садилова О. П. Профориентационная работа в системе профессионального образования России / О. П. Садилова, И. А. Мушкина // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия 3: педагогика и психология. 2017. № 3. С. 56–58.
4. Украинцева И. И. Социальный портрет абитуриентов СПО: особенности ценностных ориентаций, направленных на выбор специальности из списка топ-50 / И. И. Украинцева, С. С. Новикова, И. А. Мушкина // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия 3: педагогика и психология. 2017. № 3. С. 59–63.
5. Тюнников Ю. С. Научно-исследовательский потенциал педагогического работника: вопросы мониторинга процесса развития / Ю. С. Тюнников // Актуальные вопросы научного знания. Материалы межрегионального тематического сборника с международным участием. Под ред. В. Г. Дегтяря, В. П. Клочкова, Ф. Ф. Харисова. Курган. 2020. С. 261–273.
6. Кудрявцев Ю. М., Казакова У. А. Профессиональная психолого-педагогическая переподготовка преподавателей вузов как средство развития их личностно-профессиональных ресурсов / Ю. М. Кудрявцев, У. А. Казакова // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Серия: Образование. Педагогические науки. 2014. Т. 6. № 4. С.85–91.