Современное международное право и глобальный порядок: есть ли надежда или все уже предрешено?

Когда плохие люди объединяются,
хорошие обязаны стать единым целым;
иначе последние падут, один за другим,
в качестве бессмысленных жертв
в презренной схватке.

Эдмунд Бёрк

Новые вызовы сегодняшнего дня и общечеловеческие проблемы порождают все большее и большее количество конфликтов, нежели предлагают их конструктивное решение.

В процессе написания и защиты своего диссертационного исследования [1] автор настоящей статьи непрерывно сталкивался с различными аспектами, которые рассматривались исследователями сквозь ту или иную призму. Но во многом аналитика затрагивала весьма узкие или конкретные явления, не рассматривая всю глобальную ситуацию в целом. Данная статья является попыткой вкратце обобщить рассматриваемые в ней элементы сквозь некоторые аспекты функционирования международного права в свете современной мировой архитектуры.

Можно выделить целый ряд аспектов, которые являются неотъемлемыми элементами глобального порядка. Автор считает возможным отметить несколько его «столпов» (от наиболее важного к наименее важному): экономика, идеология, государственный интерес, политика, право.

Основные практические предпосылки существования глобального порядка в том виде, в каком мы можем наблюдать их сегодня, получили свое развитие после Второй мировой войны; однако теоретические и идеологические предпосылки были разработаны намного раньше.

Известно, что середине 90-х гг. ХХ в. неоглобализм был провозглашен в качестве основной идеологии и внешнеполитического курса США [2. С. 54].

Помимо всего прочего, можно выделить также и другое крупное направление в идеологии и, как следствие, отметить его влияние на внешнюю политику наиболее развитых стран (в первую очередь речь идет о США) - это неоконсерватизм, который аналогично имеет своей основой моральное преобладание США над другими государствами.

Президент Вудро Вильсон после избрания в 1912 году пытался преподнести внешнюю политику США как политику, основанную на моральном императиве, согласно которому народы, подавляемые иностранными деспотами, должны быть освобождены, и как политику, посвященную улучшению человечества [3]. Вильсон заявлял: «Мир должен быть безопасен для демократии. Мир должен стоять на проверенных основах политической свободы. У нас нет эгоистических целей. Мы не стремимся завоевывать и властвовать. Нам не нужно возмещение, не нужна материальная компенсация за жертвы, которые мы добровольно принесем» [4].

Здесь можно провести сравнение с реальной политикой, которую проводят США в нынешнее время и какие на самом деле интересы они преследуют – налицо применение политики двойных стандартов, когда заявляются высокие цели (демократия, права человека), а на практике американское руководство обеспечивает реализацию государственно-национальных интересов страны, в первую очередь ресурсных и экономических.

Президент Буш также заявлял: «Мы не используем свою силу, чтобы настаивать на односторонней выгоде. Вместо этого мы стремимся к достижению силового баланса, который обеспечивал бы человеческую свободу... Мы будем защищать мир, борясь с террористами и тиранами. Мы будем нести мир, поддерживая свободные и открытые общества на всех континентах». Это указано в части IV Стратегии национальной безопасности США.

Подобным образом оба президента объявляли об альтруистических мотивах своих действий, поскольку в обоих случаях таковые подвергались сомнению [5]. Отмечается, что «президент Вильсон не смог убедить многих своих современников и историков... что его идеалы не были ханжеским покровом для традиционных своекорыстных целей» [6].

Исключительное положение США (доктрина «эксепционализма») было штампом американской внешней политики с тех пор, как Алексис де Токвилль опубликовал свои наблюдения об американском обществе более 150 лет тому назад. С тех пор концепция эволюционировала в американский юнилатерализм (односторонняя направленность действий США как исключительного государства, учитывающая только американские ценности и приоритеты), ставший одним из столпов американской внешней политики. «Токвилль первым указал на исключительность, то есть качественное отличие США от всех других стран». Более того, эксепционализм часто рассматривается в привязке к вышеупомянутому юнилатерализму, их даже могут и объединять [7].

Существенной частью односторонней глобализации и неоглобализма является концепция «Pax Americana» (панамериканизм), которая остается в силе и по настоящее время. Так, «Соединенные Штаты - единственное государство, способное проводить широкомасштабные и успешные военные операции вдали от своих границ. Экономическая политика должна обеспечивать свободную торговлю и свободный, и равноправный доступ США к зарубежным рынкам. Американский народ и Конгресс должны быть готовы платить за сохранение такого лидерства - в долларах, политических усилиях, а иногда и жизнями американцев» [8].

Впрочем, подобный подход был характерен и для предыдущих империй, особенно для Британской. Разница заключается лишь в готовности практиковать еще больший цинизм и жертвовать еще большим количеством жизней ни в чем не повинных людей во имя ложно навязанной иллюзии «демократии», которая на самом деле скрывает за собой глобальный тотальный контроль. Содержание может меняться, но форма всегда оставалась прежней во все времена.

Вместе с тем Устав ООН в Главе I «Цели и принципы» не отдает предпочтения ни одной религиозно- философской или общественно-политической системе и не только
не определяет «демократию» как некий идеал, к которому ООН предлагает всем стремиться, но вообще не упоминает слово «демократия». Более того, Устав ООН начинается с утверждения суверенного равноправия всех многочисленных и разнообразных субъектов международных отношений. Это означает абсолютное равноправие всех типов государств, типов политического и религиозного устройства. С точки зрения классического международного права и Устава ООН они абсолютно равноценны и между ними нет отношений высшего к низшему, прогрессивного к отсталому в отличие о того, что делается в нынешнее время.

Все отдельные идейные компоненты, которые прямо или косвенно регулируют вышеуказанные отношения, оформлены в доктрину глобализма, причем совершенно не случайным образом именно США являются основным сторонником этой концепции. Возможно, истоки данного явления кроются в истории самих США, то есть в идее англосаксонских пуритан о «нации-спасительнице» (Redeemer nation). Поэтому практически большинство действий США мотивированы именно указанными целям. «Господь, - взывал еще сто лет назад американский сенатор А. Беверидж, - сделал нас образцовыми организаторами мира и создателями системы там, где царил хаос. Он дал нам способность к руководству среди дикарей и народов зла». Он также отмечал: «Наша судьба предначертала нашу политику: мировая торговля должна быть и будет нашей… Американский закон, американский порядок, американская цивилизация и американский флаг прочно утвердятся на берегах, которые пока еще погружены в кровавые войны и мрак невежества, но будут превращены руками божьего провидения в прекрасные и светлые» [9. Р. 416]. После Первой мировой войны и начала крушения традиционных устоев того мира, президент В. Вильсон отметил: «Америке уготована невиданная честь осуществить свое предназначение и спасти мир» [10]. Причем заметно осуществление своеобразной «теологизации» США своей мировой экспансии и отождествление своих интересов с морально-этическими аспектами той идеологии, которая насильно устанавливается в качестве общемировой (достаточно вспомнить весьма символичный, но одновременно и крайне правдивый факт: девиз на государственной печати США гласит: «Novus ordo seclorum» - «Новый порядок на века»).

При такой философии конкурент, соперник или очевидный противник США становится не просто врагом этой страны; подобное государство становится общемировым врагом. Подтверждение этому мы имеем возможность наблюдать прямо на наших глазах.

Впрочем, не стоит сильно привязываться к конкретным государствам. В прошлом это были крупнейшие империи Древнего времени и Античности, потом плеяда империй Новой истории. Сегодня это США, потом, – кто знает? – какое-либо иное государство. Дело не в самом государстве-империи, а в «мозговом центре», который на протяжении веков перемещается из одной страны в другую, учитывая не только все реалии времени, но и планируя будущие события на десятки, а то и сотни лет вперед.

В настоящее время интерес практически любого государства состоит в том, чтобы участвовать в межгосударственном общении. Причем крайне важным является следующее: на сегодняшний день сложилась ситуация, когда государство должно, в первую очередь, приспосабливаться к очередным тенденциям в глобальной экономике для сохранения собственного общества. Как отмечается, «альтернативы для участия государств в процессе глобализации нет, если только они не хотят лишить свой народ выгод, связанных с техническим прогрессом и международным обменом» [11. P. 125-195]. Исходя из этого, современные государственные и внешнеполитические интересы строятся, основываясь на данной психологии. Также глобализация и сопутствующая ей идеология ведет к тому, что основные экономические решения принимаются за рубежом; в борьбе за привлечение капитала происходит унификация социальных стандартов, неравномерное распределение богатства между странами и внутри стран [12. P. 49-98].

Роль современного международного права в определенной части сводится к тому, чтобы эти действия закреплять и юридически оформлять. В этой связи особое внимание следует обратить на то, что данные процессы для права главным образом означают его денационализацию, то есть юридическую унификацию/глобализацию, а также жесткую необходимость адаптации и приспособления права к технико-экономической глобализации. Юридическая глобализация для права означает приведение к некоему единому «стандарту» и проведение соответствующей универсализации норм и юридической техники; особо часто это сводится к созданию единых юридических инструментов и всеобщего признания основных ценностей, таких, как демократия, права человека, правовое государство, которые используются по усмотрению доминирующей страны/группы стран.

Приспособление права к технико-экономической глобализации должно учитывать изменившийся статус государства (сокращение его суверенитета, усиление относительности понятий территорий и границ) [13. P. 457-486].

Отличительной особенностью современного международного права, международно-правовых отношений и всей системы в целом состоит в том, что в большинстве актов выражена воля и интересы наиболее сильных и экономически развитых государств; иными словами, это были и до сих пор остаются те государства, для которых выражение силы, в первую очередь, политической, являлось одним из приоритетных направлений внешней политики.

Так, в 70-х гг. ХХ в. развивающиеся государства подняли вопрос о новом международном экономическом порядке - это было требование пересмотреть право с учетом их интересов. Но в последующем Западу удалось расслоить группу развивающихся стран с помощью дифференцированной Общей системы преференций; их групповые интересы были частично учтены, а по большей части - размыты, что дало в руки доминирующих стран безусловное преимущество. Фактически легализованная градация развивающихся стран привела к тому, что в целях удовлетворения внутренних интересов они вынуждены были пристраивать свои внешние интересы к интересам наиболее развитых стран.

Например, Д. Джексон утверждает, что международное право является на 90% международным экономическим правом [14. Р. 8]. В пояснение этой мысли он ссылается на то, что в современный период стало трудно говорить о национальной экономике, так как ни капитал, ни производство не являются в полном смысле внутригосударственными, а государства постепенно утрачивают контроль над собственной экономикой вследствие возрастающего наднационального регулирования (например, требования к государствам-участникам в рамках МВФ).

Таким образом происходит некий добровольный и, что самое печальное, осознанный отход от национально-правовых особенностей (политических, экономических, правовых, социально-культурных, однако в рассматриваемом случае это преимущественно будут экономико-правовые аспекты), который выполняется за счет вступления в подобные организации. А если государство вступает, следовательно, оно соглашается на все «правила игры».

При этом надо учесть, что с точки зрения международного права признание государства суверенным означает иное - признание принципа суверенного равенства государств, что обязывает, в частности, уважать суверенитет других государств, их территориальную целостность и политическую независимость, а также право каждого государства свободно выбирать свои политические, экономические и культурные системы [15. С. 116-118]. В частности, принцип равенства прав государств зафиксирован в пункте
1 статьи 2 Устава ООН, где говорится: «Организация основана на принципе суверенного равенства ее членов». Согласно Декларации (1970), принятой в соответствии с Уставом ООН, «каждое государство имеет неотъемлемое право выбирать свою политическую, экономическую, социальную и культурную систему без вмешательства в какой-либо форме со стороны какого бы то ни было другого государства» (также это можно увидеть и в Заключительном акте Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе от
1 августа 1975 г). Суверенное равенство, уважение прав, присущих суверенитету, предусматривалось и последующими документами ООН, а также многочисленными декларациями по вопросам регулирования отношений между государствами-членами региональных союзов, совещаний и т.п. [16. С. 48-53]. В рамках существующей политической системы мира подтверждается обязательство поддерживать усилия, направленные на обеспечение суверенного равенства всех государств, и Декларацией тысячелетия ООН (2000) [17. С. 504-511].

Особенно это стало актуальным в свете развития так называемого права международной гуманитарной помощи и «гуманитарных интервенций». Со стороны развитых государств мира и преуспевающих экономических субъектов предлагается пересмотреть ряд международно-правовых норм и принципов, в частности п. 7 ст. 2 гл. I Устава ООН, в котором провозглашается принцип невмешательства «во внутреннюю компетенцию любого государства» [18. С. 12]. Предлагается признать, что не все народы способны управлять собой, что суверенитет может быть благом, а может приносить вред или рассматриваться как привилегия, которую необходимо заслужить [19. С. 150-167].

И. Кант в своих работах считал, что «карательная война (bellum punitivum) между государствами немыслима, поскольку между ними нет отношения высшего к подчиненному», равно как ни одна сторона не может быть объявлена неправой, так как это предполагает уже судебное решение. Данную мысль можно рассматривать шире - современная идеология глобализма развитых государств, возглавляемых в первую очередь США, и принцип эгалитаризма и устанавливает между нациями «отношения высшего к подчиненному», de facto (но редко – de jure) нарушая указанные принципы Вестфальского мира и эпохи Просвещения. Один из краеугольных камней состоит в том, что США сами себя наделили правом единолично устанавливать критерии некой «социальной справедливости и правды», осуществлять роль судьи, карателя и глобального механизма принуждения, а также «просветителя» (на самом деле – механизма по созданию безликих «потребителей»). Объявление какого-либо субъекта международного права несоответствующим нынешним стандартам и правилам, автоматически означает лишение защиты международными правовыми нормами.

З. Бжезинский отмечал, как типовые фразы о защите прав человека в соответствии с новой стратегией вписывались во все заявления, программы, речи государственных управленцев, повестки и условия основополагающих международных документов и межправительственных договоров [20]. «В 90-е годы можно говорить о триумфе вильсонианства и провести параллели между перекройкой Европы англо-американскими архитекторами Версаля и новым переделом мира после ослабления России. Это и есть сущность глобализации по-американски, чему служит и идеология глобализма, прямо подрывающая классическое международное право» [21].

Права человека и демократия избирательно защищаются в зонах особых стратегических интересов США. В этой связи необходимо сослаться на мнение философа Ю. Хабермаса, который отметил, что «политика прав человека ведет к войнам, которые, будучи завуалированными, преподносимыми как полицейские акции, приобретают моральное качество; и что это морализирование превращает противника во врага, и такая криминализация отворяет двери бесчеловечности... Эти два частных высказывания обосновываются двумя допущениями: (а) что политика прав человека служит проведению норм, составляющих часть универсальной морали; (б) поскольку моральные суждения подчиняются коду «блага» и «зла», негативная моральная оценка (политического оппонента или военного противника) уничтожает институционально-правовое ограничение политической полемики или вооруженной борьбы» [22. С. 49].

Для иллюстрации использования двойных стандартов в этой области, когда заявляется нарушение прав человека, а на деле происходит передел сфер влияния в борьбе за ресурсы, можно привести следующий пример.

Вторжение в Ирак совпало по времени со скандалом с компанией «Энрон» (Enron). Был поддержан ряд резолюций Конгресса США, посвященных внутренней безопасности, ответственности компаний и, что более важно, санкционированию использования силы против Ирака (сразу до реформы законодательства о банкротстве) [23]. Как было справедливо подмечено, «компания «Энрон» тесно связана с Техасом, а значит, и с «политическим блокнотом» президента США» [24]. В том же источнике указывается, что «ко времени инаугурации Буша в январе 2001 года «Энрон» и ряд его должностных лиц вложили в Буша больше денег, чем кто-либо за всю его политическую карьеру в общей сложности, в сумме, превышающей 550.000 долларов. «Энрон» также выписал чек на 100.000 долларов для инаугурационного комитета Буша». Более подробно можно прочитать в другой западной литературе (например, Joseph Kahn & Jeff Gerth, Collapse May Reshape the Battlefield of Deregulation, N.Y. Times, Dec. 4, 2001, at C1), где говорится, что Кеннет Лэй встретился с вице-президентом Чейни и в течение получаса обсуждал новую национальную энергетическую политику администрации Буша, включающую в себя давнюю цель «Энрона» сломать систему монополистического контроля над электросетями. Там также сказано, что «Энрон» имел необычные возможности влиять на решения Буша при назначении Федеральной комиссии по регулированию энергии.

Вторжение в Ирак также потребовало бы сравнительно низких финансовых вложений, а огромные нефтяные ресурсы создали бы основу для выигрышного сценария для американских корпоративных интересов, при этом иракские изгнанники заменили бы автократию элиты Саддама. То есть, иными словами говоря, избавившись от режима Хуссейна, США получили контроль над нефтью Ирака, что позволило фактически обеспечивать смену режима в Ираке за счет самого Ирака. Причем по сути, США использовали ту же схему компенсации, которая применялась Комиссией ООН по управлению фондом компенсации (United Nations Compensation Commission (UNCC) после войны в Персидском заливе в 1991 году. В частности, Совет Безопасности ООН определил, что Комиссия удержит 30% доходов Ирака от нефти для оплаты своей деятельности согласно Резолюции ООН за номером 687 [25].

Иным примером является использование «цветных» революций, которые условно можно назвать «косвенными гуманитарными интервенциями» - это также применение двойных стандартов и нарушение норм международного права в целях изменения политической структуры атакуемой страны для целей продвижения «нужных» глобальному правительству ставленников - проводников его воли.

Прошедшие в 2003-2005 гг. «цветные революции» в Грузии, Аджарии и Украине не являются новейшими изобретениями. Сейчас их элементы можно проследить в исламских странах (Сирия, Египет, Ливия и др.).

«Цветные революции» на территории СНГ в той форме, в которой они были осуществлены в Грузии и Украине, по сути являются формой незаконного вмешательства США и ряда ведущих стран НАТО и ЕС в дела государств СНГ и России в целом. Обосновать незаконность данного вмешательства можно, сославшись на пункт 7 статьи 2 Устава ООН, где сама Организация и, как следствие, ее члены, отказываются от «права на вмешательство в дела, по существу, входящие во внутреннюю компетенцию любого государства», и на Декларацию ООН о принципах международного права от 24 октября 1970 г., которая запрещает государствам «вмешиваться во внутреннюю борьбу в другом государстве». Хельсинкский Заключительный акт от 1 августа 1975 г. также устанавливает, что «государства-участники воздерживаются от любого вмешательства, прямого или косвенного, индивидуального или коллективного, во внутренние или внешние дела, входящие во внутреннюю компетенцию другого государства-участника, независимо от их взаимоотношений».

Однако наиболее наглядно незаконность такого вмешательства прослеживается, если принять во внимание положения Декларации ООН о недопустимости интервенции и вмешательства во внутренние дела государств 1981 г. (Резолюция 36/103 XXXVI сессии ГА ООН). В ней нашлось место для случаев косвенного вмешательства, то есть вмешательства посредством подстрекательства, организации или финансирования органами власти одного государства насильственных действий граждан другого государства против конституционного порядка в нем. Другой документ, который также может быть применен и принят во внимание при последующем международно-правовом анализе указанных ситуаций – это Декларация ООН от 18 ноября 1987 г. «Об усилении эффективности принципа отказа от угрозы силой или ее применения в международных отношениях».

Поскольку явление «гуманитарных интервенций» является крайне актуальным, остановимся на этом подробнее, так как здесь осуществляется взаимодействие международного гуманитарного права и международного права прав человека.

Фактическая конвергенция международного гуманитарного права и международного права прав человека получила закрепление в Резолюции Комиссии ООН по правам человека (ныне Совет по правам человека) № 2005/63 от 23 апреля 2005 г., которая признала, что «…права человека и международное гуманитарное право дополняют и укрепляют друг друга. Защита, обеспечиваемая правом прав человека, продолжает действовать в условиях вооруженных конфликтов с учетом тех случаев, когда международное право применяется как «lex specialis». Там же отмечается, что «поведение, которое нарушает международное гуманитарное право может также представлять грубое нарушение прав человека».

С принятием 16 декабря 2005 г. «Основных принципов и руководящих положений, касающихся права на правовую защиту и возмещение ущерба для жертв грубых нарушений международных норм в области прав человека и серьезных нарушений международного гуманитарного права» Генеральная Ассамблея ООН фактически признала интеграцию этих двух отраслей права (см. резолюцию Генеральной Ассамблеи ООН А/60/47 от 16 декабря 2005 г.). В данном документе практически не проводится концептуальных различий между правами человека и международным гуманитарным правом, а также принципами, касающимися права на правовую защиту и возмещение ущерба в зависимости от нарушений тех или иных соглашений в рассматриваемой области.

В этой связи представляется интересным рассмотрение мнений различных исследователей по этому поводу. Так, профессор Розмари Аби-Саби пишет: «Если гуманитарное право и право прав человека преследуют одну и ту же цель, которая состоит в защите индивида от любых посягательств на его личность как во время вооруженных конфликтов, так и в мирное время, то неудивительно, что две эти ветви международного права должны дополнять друг друга» [26. P. 122-123].

Схожее мнение имеют Франсуаза Хэмпсон и Ибрагим Салана, которые говорят о взаимосвязи международного гуманитарного права и международного права прав человека и о «конвергенции этих двух сводов норм» (Doc. EN/CN.4/Sub.2/2005/14, 21 June 2005).

Ханс-Йоахим Хайнтце также отмечает, что «конвергенция прав человека и международного гуманитарного права является практически осуществимой и полезной» [27. P. 798].

Несколько иную точку зрения высказывает И.А. Ледях, который считает, что после Второй мировой войны происходит сближение международного гуманитарного права с правами человека. Однако это «сближение», по ее мнению, ведет к усилению глобального характера международного гуманитарного права как самостоятельной отрасли международного права [28. С. 373].

Выдающийся немецкий философ Карл Шмитт говорил, что правовые термины скрывают теологические смыслы. Более того, согласно ему, юридизм иногда становится своеобразной религией, формальной «научностью», которая фальсифицирует смысл права. В этом плане идеологическая основа принципов международного права сводится к тому, что юридическая теология навязывает моральную гегемонию о всеобщей «гражданской религии» иным цивилизациям, разрушая их культурные основы. Так, согласно Шмитту «идеи господствующего государства становятся господствующими идеями на международном уровне… // …наверняка можно считать, что народ только тогда завоеван, когда он без протеста воспринимает иностранную лексику и политические идеи, чуждые ему концепции права, в особенности международного права» [29. Р. 9-45]. Вместе с тем современные политические технологии сводятся к тому, что оккупирующие государства заставляют покоренные народы радоваться оккупации, считая ее высшим проявлением справедливости и торжеством гуманизма.

Результаты вышерассмотренных подходов известны: возрастание политико-культурного обмена (часто это связывается с потерей национальной самоидентичности страны), опережение роста торгового оборота над производством (возрастание количества экономических кризисов). В итоге создается единое унифицированное пространство, которое легко контролировать.

В связи с тесной взаимозависимостью и взаимовлиянием друг на друга таких явлений, как модернизация/вестернизация/технический прогресс с одной стороны, и с другой – национальные культуры, государства, хоть это и косвенно связано с темой настоящей статьи, но все же представляется важным привести цитату И.А. Ильина: «понятно, как воздействует на рост социальной зависти технический прогресс. Невозможное становится возможным; пространство побеждается; воздух завоевывается; комфорт избаловывает людей; развлечения умножаются и принимают все новые формы; претенциозность и зависть все возрастают; а демократический строй поощряет людское самомнение; переоценку своей особы и склонность не брезгать никакими путями и средствами для достижения желанного. /…/ Техника снижает духовный уровень жизни по всей линии: шум импонирует массе, радиовыкрики и граммофонные диски становятся все пошлее, «кино» демагогирует толпу, товары снижаются в качестве, падение газетного уровня пугает и удручает. Земные «утехи» и «развлечения» манят людей. Жажда наслаждений растет, а с нею вместе и воля к богатству и власти. Трезвые удержи слабеют, мудрая мера утрачивается, порок не отталкивает; современный человек верит в свою окончательную смертность, но не верит в свое бессмертие и в вечную жизнь; и самая молодость кажется ему кратким и непрочным даром» [30. С. 22].

Можно привести иные примеры совсем из другой, но не менее важной области – экономической.

Так, дифференциация государств по уровню экономического развития является согласованным на многостороннем уровне отступлением от формального равенства государств. Юридически оно было закреплено частью 4 (статьи 36-38) Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ), другими соглашениями системы ВТО, а также Хартией экономических прав и обязанностей государств 1974 г. и решениями ЮНКТАД. Более того, в результате введения в действие международной Общей (Глобальной) системы преференций для развивающихся стран государства-субъекты международных экономических отношений дифференцируются в настоящее время по уровню экономического развития на развитые, развивающиеся, наименее развитые и «новые индустриальные» страны.

Иной иллюстрацией может выступать Международный валютный фонд (МВФ). Как указывается в литературе, МВФ имеет специфическую особенность, выражающуюся в наднациональности [31. С. 20]. Говоря о МВФ, нужно сказать, что элементы наднациональности изначально были заложены в статье IV его Устава. В соответствии с нормами данной статьи Фонд имел право определять политику государств-членов в области паритета национальных валют, имел полномочия без согласия государств менять курсы валют. Более того, сегодня МВФ обладает «квазизаконодательными» и «квазисудебными» полномочиями. Фонд вправе толковать положения своего Устава (см. статью XXIX Устава МВФ.) и разрешать споры, связанные с его применением.

В свете вышесказанного, а также принимая во внимание практическое воплощение идеологии глобализма (неолиберальной экономики) в лице политики/идеологии менеджериализма, можно сказать, что имеет место «глобальная квазигосударственность» [32], означающая децентрализацию и «вымывание» (hollowing out) большинства государств, а это, в свою очередь, приводит не просто к изменению их роли, но и к появлению новых методов административно-политического управления.

Одним из самых классических примеров является следующий: ситуация, сложившаяся в конце 80-х – начале 90-х гг. ХХ в. в Центральной Африке. В соответствии с рекомендациями МВФ и Всемирного банка фактически был построен типичный периферийный капитализм, который имел глубокие социально-культурные последствия. В итоге страны «золотого миллиарда» установили над этим регионом Африки настолько полный экономический и политический контроль, что возникла реальная угроза его реколонизации [33. С. 2, 4, 7]. Так, бывший президент США Б. Клинтон, обращаясь к африканцам, заявил, что поскольку «Америка нуждается в Африке» [34. С. 15.], ей следует «перестроиться на основе либерализации экономики, западной модели демократии, рецептов МВФ…».

В частности, профессор Лозаннского университета Пьер де Сенаркленс пишет, что «рынок не является инструментом, предназначенным решать социальные проблемы. Рост траснациональных корпораций и вывоз капитала, поощряемые политикой либерализации обмена товарами и услугами, не решит, даже в отдаленной перспективе, проблему маргинализации бедных стран и деградации окружающей среды» [35. Р. 44-47]. Дополняя и расширяя данную точку зрения, можно сказать, что проблема маргинализации характерна не только для населения менее развитых стран. Она даже в некоторой степени, в первую очередь, характерна для развитых сообществ, поскольку гедонистическая культура потребительства не способствует росту международного сознания и культуры, не говоря уже о духовности. Поэтому можно сказать, что в общеэкономическом плане выражение «богатые богатеют, а бедные беднеют» (особенно по оси «богатый Север – бедный Юг»), является правильным. Но вместе с тем, в культурно-социальном и нравственном плане и «богатые», и «бедные» становятся не просто бедными – они становятся нищими, убожествами с пережитками когда-то великих культур, традиций и нравов.

В свете вышесказанного представляется интересным следующее мнение: «Это цивилизация, стремящаяся превратить весь мир - и материальный, и духовный - в пустыню, подобную лунному ландшафту. Только в рамках этой борьбы, где ставка - существование человечества, а может быть, и всего живого, можно расценить теперешний русский кризис» [36. С. 159]. Тут интересно заметить, что метафора пустыни в качестве антитезы метафоры леса или родной земли, была впервые введена Вернером Зомбартом в его книге «Евреи и капитализм». В частности, Зомбарт рассматривал евреев как людей «пустыни», которые в своем вечном странствовании вторглись в Европу, народы которой были связаны с родной почвой, с лесом. «Капитализм, - пишет Зомбарт, - продукт безграничной пустыни, а не почвы, а деньги соединяют два основных фактора еврейской сущности - пустыню и странствование». Зомбарт был убежденным противником универсализма, который представлялся ему как превращение мирового общества в пустыню [37. С. 403, 407, 408, 415.]

Подобных взглядов придерживался и Карл Шмитт, для которого политический универсализм является порождением еврейского духа, победой абстрактного мирового рынка под гегемонией США над конкретным духом народа и его родной земли. В более широкой исторической перспективе, и прежде всего в контексте различия между культурой и цивилизацией, о котором писал Освальд Шпенглер, противостояние конкретной земли и абстрактного универсализма является противостоянием между еврейско-американской цивилизацией и европейской культурой. При этом К. Шмитт ссылается на родословные основоположников современной американской идеологии: Т. Рузвельта, Ф.Д. Рузвельта и В. Вильсона и Г.С. Трумэна [38].

В целом, и для В. Зомбарта, и для К. Шмитта геополитическая универсализация и глобализация мира и превращение его в некий абстрактный мировой рынок, иными словами в абстрактное пространство под господством космополитической олигархии, центр которой временно расположен в США, есть не что иное, как геополитика иудаизма (процесс иудаизации мирового пространства), о чем Карл Маркс предупреждал уже в 1843 г. в своей работе «О еврейском вопросе». При этом если В. Зомбарт вслед за К. Марксом рассматривал порождение капитализма как институционализацию практики иудаизма, а США – как воплощение духа иудаизма, то К. Шмитт весьма схожим образом рассматривал идеологию либерализма и американский геополитический универсализм, как порождение духа иудаизма [39. Р.Р. 410-420].

Итак, верным остается то, на чем настаивал еще Г. Гроций: без права нет справедливости, и только через право лежит путь к действительной выгоде государств в их взаимодействии друг с другом [40. С. 48-50]. В первую очередь, речь должна идти не о международном праве, не о национальном праве той или страны, и тем более не о каких-то абстрактных идеологиях или правовых концепциях, о которых так любят заявлять политики с телевизионных экранов. Вся суть сокрыта в законе справедливости, законах человечности, гуманности и истины. Вспомнив об их существовании, только доподлинно просвещенные люди смогут преодолеть современный кризис нашей цивилизации и избежать ее полнейшей деградации (достаточно вспомнить выражение английского писателя Олдоса Хаксли, которое он сказал, когда делал прогноз в 1926 году относительно недалекого будущего человечества; он сказал, что глобальная система будет построена таким образом, что «массы должны будут возлюбить свое рабство». Это мы можем наблюдать уже несколько десятилетий, но особенно сейчас, когда масштабы стали беспрецедентными, а методы и средства – все более и более растлевающими и циничными).

Сейчас перед всеми думающими и цивилизованными и людьми абсолютно всех стран, независимо от расы, народности, этноса, культуры, религиозной или социальной принадлежности, стоит выбор: либо они останутся пассивными свидетелями краха человеческой цивилизации, либо же предпримут реформы для решения всех глобальных проблем. Только объединившись и начав действовать, можно что-то изменить в мире.

Это должно касаться глобальной диктатуры и тотального контроля над общемировым сознанием и общечеловеческой нравственностью. В сравнении с этим проблема международного права отходит на второй план. Но вместе с тем, нельзя умалять значения ни одного из затронутых в настоящей статье аспектов, ибо глобальная система в правильном, истинном ее функционировании подразумевает гармоничность всех ее элементов, будь то право, экономика, культура, социальный обмен и взаимодействие. Нет различных народов, нет иных разъединяющих факторов. Должен существовать только Человек. Эти и другие проблемы нельзя решить военным или намеренно растлевающим путем (как например, посредством воздействия на сознание людей через СМИ, ложно навязываемую массовую потребительскую культуру, и т.д.). Их можно преодолеть только через сотрудничество и желание развиваться, в первую очередь духовно. Может быть, далеко не все в мире подчинено управлению, контролю, расчету, планированию и получению сверхприбылей? Может быть, стоит подумать о возврате к абсолютным ценностям и знаниям, которые кто-то помогает активно забыть?

Литература:

1. Калинин Э.А. Соотношение международного права, идеологии и политики: проблемы теории и практики. Диссертация на соискание ученой степени кандидата юридических наук. Специальность 12.00.10. - Международное право; Европейское право / Российский университет дружбы народов и Всероссийская академия внешней торговли Министерства экономического развития Российской Федерации / Э.А. Калинин; Науч. рук. В.М. Шумилов. М., 2012. 172 с.

2. Кривогуз И.М. Трансформация стран Северо-Атлантического региона. М. 2002.

3. The Record of American Diplomacy 454-57 (Ruhl Bartlett ed., 4th ed. 1964).

4. Albert К. Weinberg, Manifest Destiny: A Study of Nationalist Expansionism in American History 469 (1958).

5. Gaddis Smith, The Last Years of the Monroe Doctrine 1945 - 1993, 27 (1994).

6. Karen DeYoung, Unwanted Debate on Iraq-Al Qaeda Links Revived, Wash. Post. Sept. 27. 2002, at A19.

7. Seymour Martin Lipset. American Exceptionalism: A Double-Edged Sword 18 (1996).

8. Российская газета. 1995. 4 мая.

9. Albert J. «March of the Flag, 16 September 1898: С. Julien. America's Empire. 1971.

10. Tuveson E.L. Redeemer Nation. The Idea of America's Millenial Role. Chicago. 1980.

11. La mondialization: Triomphe et perils: Une projection de l'economie mondiale a l'horizon 2005 // Rev. de l'OFCE. P. 1998. № 65.

12. Zecchini S. The Governance of a globalizing world economy // Riv. Di politica econ. Roma, 1996. Vol. 86. № 6.

13. Kamto M. Mondialization et droit // Rev. Hellenique de droit international. Athenes, 2000. A. 53. № 2.

14. Jackson J. Global Economics and International Economic Law // Journal of International Economic Law. №. 1. March 1998.

15. Международное право / Под ред. Г.И. Тункина. М. 1982.

16. Декларация принципов, регулирующих отношения между государствами-членами СВМДА, 14 сентября 1999 г. См.: // Действующее международное право. В 2 т. Т. 1 / Сост. Ю.М. Колосов, Э.С. Кривчикова. М. 2002.

17. Декларация тысячелетия Организации Объединенных наций, 8 сентября 2000 г., утвержденная Резолюцией 55/2 Генеральной Ассамблеи ООН. См.: Действующее международное право. В 2 т. Т. 1 / Сост. Ю.М. Колосов, Э.С. Кривчикова. М. 2002.

18. Устав Организации Объединенных Наций. Действующее международное право. В 2 т. Т. 1. Ю.М. Колосов, Э.С. Кривчикова. М., 2002.

19. Кузнецова Е. Суверенитет. Незыблемый и неделимый? // Международная жизнь. 2004. № 7-8.

20. Бжезинский З. Выбор. Мировое господство, или глобальное лидерство. The choice: global domination or global leadership / Пер. с англ. Е. А. Нарочницкой, Ю. Н. Кобякова. М. Международные отношения. 2004.

21. Киссинджер Г. Дипломатия. М. Ладомир. 1997.

22. Зандкюлер Х.Й. Демократия, всеобщность права и реальный плюрализм // Вопросы философии. 1999. № 2.

23. Session Headed For Another Week; Endgame In Doubt, Congress Daily, Oct. 10, 2002.

24. Kurt Eichenwald, Audacious Climb to Success Ended in a Dizzying Plunge, N.Y. Times, Jan. 13, 2002, at 1.

25. Резолюция Совета Безопасности ООН 687 (1991) (SC Res. 687, U.N. SCOR, 46th Sess., Res. & Dec., at 11, U.N. Doc. S/INF/47 (1991), reprinted in 30.L.M. 847 (1991).

26. Rosmary Abi-Saab. Human Rights and Humanitarian Law in Internal Conflicts // Human Rights and Humanitarian Law. Kluwer. 1997.

27. Hans-Hoahim Heintze. On the relationship between human rights protection and international humanitarian law // JCRC. December 2004. Vol. 86. № 856.

28. Ледях И.А. Принципы и нормы международного гуманитарного права - консолидирующая основа защиты прав человека в вооруженных конфликтах // Права человека и процессы глобализации современного мира / Под ред. Е.А. Лукашевой. М. 2005.

29. Carl Schmitt et. al. Die Tyrannei der Werte. Lutherisches Verlagshaus. Namburh. 1979.

30. И.А. Ильин. Зависть как источник бедствий. 1 июля 1952 г. Антология мысли. Почему мы верим в Россию. М. Эксмо. 2006.

31. Моисеев А.А. Международные финансовые организации (правовые аспекты деятельности). М.: Омега-Л, 2006.

32. Чешков М.А. Глобальный контекст постсоветской России. М. 1999.

33. Высоцкая Н. Гримасы либерализации // Азия и Африка сегодня. 1998. № 8.

34. Корочанцев В. Как Клинтон Африку покорял // Азия и Африка сегодня. 1998.
    № 7.

35. P. de Senarclens. La politiqoe intemationale. Paris. 1992.

36. Мнение Игоря Шафаревича в издании «Наш Современник» №3. 1993.

37. Werner Sombart. Die Juden und die Wirtschaftsleben. Leipzig. 1911.

38. Carl Schmitt. Theodor Dаublers Nortlicht. Duncker und Humblott. Berlin. 1991.

39. Raphael Gross. Carl Schmitts «Nomos» und die Juden, Mercur 47. 1993.

40. Гуго Гроций. О праве войны и мира. М. 1956.