Берлинский кризис 1948–1949 гг. Разработка плана урегулирования конфликта ко-мандующими в Берлине

После окончания Второй Мировой войны между бывшими союзниками (СССР, США, Великобритания, Франция) возникли, а вернее, вернулись к жизни сложнейшие проблемы идеологического и геополитического характера. Дипломатическая война развернулась после известной речи У. Черчилля, обвинившего СССР в стремлении распространить господство социализма на мировое пространство, назвав, таким образом, Советский Союз главным злом европейской цивилизации. Вопросом, столкнувшим великие державы, стал берлинский вопрос — вопрос взаимодействия в разделенном на четыре зоны влияния Берлине и Германии в целом.

Летом 1948 года начался берлинский кризис, связанный с проведением Москвой денежной реформой в Берлине и ограничением транспортного сообщения Западного Берлина с Западной Германией. Причиной таких ограничений стало, исходя из позиции СССР, стремление ограничить экономику Восточного сектора Берлина от «подрыва» со стороны западных «союзников». Западные страны предпринимали действия, способные преодолеть эти советские ограничения. Забегая вперед, скажем, что итогом Берлинского кризиса 1948–1949 гг. стала блокада западных секторов Берлина советскими войсками и введением в действие западными странами «Берлинского воздушного моста», максимальное обострение международной обстановки в Центральной Европе. Берлинский кризис 1948–1949гг. стал первым реальным шагом к возведению Берлинской стены, а также первым конфликтом разворачивавшейся «холодной войны».

Дипломатические переговоры по поводу урегулированию берлинского вопроса проходили в Лондоне и Москве.

31 августа 1948 года четыре военных командующих и их помощники встретились в первый раз для разработки программы реализации установок согласованной в Москве Директивы, перенесения переговоров по Берлину в саму бывшую столицу Германии, где должны быть сняты вопросы транспортных ограничений.

Д. С. Ахалкаци считает, что «директива была изначально обречена», так как не было достигнуто согласия по поводу реализации лондонский решений [создание отдельного Западногерманского государства], а во-вторых, исследователь говорит о нерешенности проблемы в Москве и о простой переадресации ее в Берлин [1, с. 45], где достичь согласия было еще сложнее.

Авторы отчета Президенту «The Berlin Crisis.».., направленного руководству Соединенных Штатов, утверждают, что советское руководство в Германии в лице маршала Соколовского не было готово принять разработанные в Москве условия. Указывалось, что в течение встреч он пытался усилить, а не уменьшить ограничения транспорта, а также старался устранить какие-либо меры четырехстороннего контроля над Немецким эмиссионным банком, пытался представить советское руководство единственной юрисдикцией, ведающей торговлей между Берлином и западными зонами Германии и с третьими странами.

Также сообщалось, что в отношении транспортных ограничений Соколовский готов снять только те, которые были введены после проведения западной денежной реформы, а точнее после 18 июня 1948 года. С другой стороны маршал хотел поставить под контроль советской администрации не только наземный транспорт, но и воздушные перевозки, так как воздушный транспорт осуществлял свою деятельность без каких-либо ограничений, что было одним из основных источников недовольства советской стороны [2, p. 42].

Действительно, ликвидация единственно доступного способа связи с западными секторами Берлина на тот момент времени, серьезно бы подорвал, если не свел на нет, позиции западных союзников в городе. Им бы пришлось согласиться на снабжение подотчетных им секторов Берлина советскими силами; мы уже указывали, чем бы это могло для них обернуться.

Василий Данилович мотивировал свою позицию следующим образом: возможно снять только те транспортные ограничения, которые были введены в силу с 18 июня, так как они связаны с западной сепаратной финансовой реформой; «усиление контроля» на транспорте, осуществляемое с 1 апреля 1948г., связано с решениями лондонского совещания США, Великобритании и Франции, а так как в Директиве нет пунктов, касающихся реализации этих решений, то и ограничения, осуществляемые с 1 апреля, отмене не подлежат. Относительно валютного вопроса Соколовский заявил, что Финансовая комиссия не должна иметь никакого контроля над операциями Немецкого эмиссионного банка, а без такого контроля комиссия просто не в состоянии будет выполнять свои функции по контролю над практической деятельностью банка.

Американская сторона заявила, что позиция советского главноначальствующего только по одному валютному вопросу достаточна для срыва любых переговоров. При этом западные аналитики указывали, что Соколовский занял позицию противоположную заявлениям Сталина в Москве в отношении транспортных ограничений, валюты и торговли. Более того, он проявил «чрезвычайное безразличие» по поводу возможного срыва переговоров [2, p. 43].

В американских источниках советский главнокомандующий в Германии представлялся фигурой настолько самостоятельно, что мог игнорировать инструкции и позиции В. М. Молотова и даже И. В. Сталина. Если бы В. Д. Соколовский действовал самовольно, то проведение такой линии переговоров можно рассматривать как достаточно странное. Все хорошо понимают, что пойти против воли и решения Сталина себе не мог позволить никто из советской администрации, а тем более в таком важном и животрепещущем вопросе. Видимо, маршал был проинструктирован, хотя на этот счет мы не располагаем документами, позиционировать себя именно таким образом. Если это так, то чего стремилось добиться советское руководство? Половинчатые решения по вопросу транспортных ограничений могли заставить пойти западные силы на некоторые уступки и включить в Коммюнике параграфы, касающиеся реализации решений Лондонской конференции (без участия СССР). Этому же могло способствовать намерение поставить под советский контроль западные воздушные коммуникации. В сферу валютного регулирования, по нашему мнению, Советский Союз вообще не хотел допускать западные силы. Участие последних в регулировании выпуска и циркуляции ставило под вопрос финансовую независимость советской стороны в Берлине и Восточной Германии (так как компетенция Немецкого эмиссионного банка распространялась на всю восточную зону). Советская сторона могла пойти, вероятно, на предоставление Финансовой комиссии лишь функции наблюдателей без права голоса. Таким образом, позиция Соколовского, очевидно, была направлена на получения как можно большего количеств преимуществ на переговорах в Берлине и на достижение своих непосредственных интересов. Кроме того, советская администрация, видимо, была уверена в продолжении переговоров и настроена на участие в них, на что указывает отношение маршала к их возможному срыву.

Разноголосица на конференции в Берлине продолжалась всю неделю и к 7 сентября, указанной в Директиве дате, представители сторон так и не смогли прийти к единой позиции по берлинской проблеме, а тем более разработать мероприятия ее урегулирования.

Вместе с тем Соколовский в интервью немецким изданиям сообщает, что советская делегация предлагала ряд достаточно конструктивных и приемлемых решений проблемы. Так, относительно транспортного вопроса советская сторона предлагала отменить все ограничения, наложенные после 30 марта 1948г. Для межзональной торговли предлагалось использовать все железнодорожные и водные пути как с запада на восток, так и с востока на запад. При этом перевозки пассажиров и грузов должно было осуществляться только по одной железнодорожной ветке (Гельмштедт — Берлин) и по одной автостраде (Гельмштедт — Берлин). На этой линии предполагалось установить «суточный лимит в 16 пар поездов, из них 3 воинских». Все пассажиры поездов и автомобилей должны были проходить контроль на границе советской зоны, контроль этот производился внутри транспортных средств (поездах или автобусах). Обычные грузы, перевозимые в и из Берлина, подлежали сертификации советской стороной, а на право перевозку военных грузов давала «накладная, предъявляемая на контрольно-пропускном пункте начальником соответствующего поезда» [3, с. 62–63].

Таким образом, говоря о снятии ограничений, наложенных после 30 марта 1948г., Соколовский, видимо имел в виду непосредственные ограничений на транспорте, западные же стороны и настаивали на мерах, сопутствующих этим транспортным ограничениям. Западных держав не могло удовлетворить выделение такого малого количества транспортных веток в Берлин, да при том с лимитированным количеством проходящих поездов. США, Великобритания и Франция были намерены требовать и добиваться полной отмены всех ограничений, в том числе и отмены проверок документов у пассажиров в поездах, а также получения лицензий и разрешений на перевозку грузов.

Итак, нулевой результат переговоров вынудил западные стороны составить и направить в Москву новую памятную записку. Она была направлена Сталину и Молотову 14 сентября. В записке указывалось на несоответствие линии, проводимой советским военным командующим в Германии, и заверениями Сталина. Западные дипломатические ведомства протестовали против предлагаемых половинчатых мер относительно транспортной проблемы, а также против попытки ввести ограничения на воздушном транспорте. Указывалось также о несогласии с позицией Советского Союза в валютном вопросе и вопросе торговли. В документе говорилось: «Позиция, занятая советским военным губернатором проявилась в отказе от принятых в Москве положений и наносит удар возможности нахождения решений проблемы…». Западные силы, как отмечалось в послании, готовы к дальнейшим переговорам, но при условии подтверждении гарантий, предоставленных Сталиным, а также при снабжении советского главноначальствующего дополнительными скорректированными инструкциями [2, p. 44].

Кроме того, западным представителям не удалось встретиться с главой Советского Союза, так как Сталин в это время «находился в отпуске» и не мог его прервать [4].

15 сентября Молотов проинформировал послов США, Франции и Великобритании, что считает представленную ими записку «однобокой», а также указал на «некорректное видение» позиции советского военного командующего и «неправильное прочтение» Директивы, предварительно согласованной в Москве. Американский и британский представители в СССР расценили ответ советского министра иностранных дел как попытку выиграть время и затянуть любыми способами переговоры, а также как попытку заставить западные силы прервать переговоры, что привело бы к падению их авторитета [5].

Через три дня Молотов пригласил послов в Кремль и озвучил официальный ответ на западную записку относительно переговоров в Германии. В советской памятной записке вновь говорится об «одностороннем изложении хода переговоров». При этом Молотов считает, что «рассмотрение возникших в ходе берлинских переговоров разногласий в отношении толкования данной главнокомандующим директивы… было бы облегчено и ускорено, если бы четыре главнокомандующих представили своим правительствам совместный доклад с отчетом о ходе состоявшихся переговоров». По мнению советской стороны, «причиной возникших разногласий… является стремление главнокомандующих Соединенных Штатов Америки, Соединенного Королевства и Франции односторонним образом истолковать согласованную в Москве директиву и придать этой директиве такое толкование», с которым «не может согласиться Советское правительство».

Молотов указал, что при упоминании о регулировании воздушных перемещений, имели в виду соблюдение сторонами правил, установленных еще в 1945г., таким образом, «рассматривать это законное требование советского главнокомандующего, как введение каких-то новых ограничений в области воздушного сообщения, нет никаких оснований…».

В отношении денежного вопроса министр заявил, что в соответствии с указанной директивой «Финансовая комиссия должна иметь контроль не над всеми операциями Эмиссионного банка в отношении Берлина, а только в отношении тех операций Немецкого эмиссионного банка в Берлине, которые точно предусмотрены» в документе.

Вместе с тем, несмотря на «неправильное прочтение» западными партнерами четырехсторонней директивы, советская сторона не отказывалась от дальнейших переговоров и была готова их продолжать при условии предоставления дополнительных инструкций военным командующим в Германии [6, с. 38–43].

Аналитики Государственного департамента США рассматривали заявление В. М. Молотова «ни как безнадежное, ни как удовлетворительное». Посол У. Б. Смит заявил, что «СССР сейчас думает скорее над тактическим поведением, а не над… соглашениями и решает затянуть переговоры, возложив на западные силы, при самых неблагоприятных обстоятельствах, ответственность за срыв переговоров [7].

Реакция западных стран на советскую записку выразилась в ноте 22 сентября 1948г., представленной тремя послами в СССР. Позиция США, Великобритании и Франции заключалась в том, что они не принимали введения каких-либо ограничений на воздушном транспорте между Берлином и западными зонами Германии. Они настаивали на том, чтобы Финансовая комиссия контролировала деятельность Немецкого банка советской зоны. Главную причину же сложившихся трудностей в переговорном процессе западные представители видели в фундаментальных противоречиях между сторонами по вопросу прав и обязанностей оккупационных сил в Берлине, относительно права свободно пользоваться воздушным пространством, железнодорожным, водным и автомобильным транспортом [2, p. 50–51].

Американской стороной указанная нота рассматривалась если не как окончательная, то как подводящая к логическому оформлению намерение передать берлинскую проблему на рассмотрение в ООН. Дипломаты в США понимали, что эта нота не приведет к улучшению ситуации и не придаст новый импульс переговорам, так как в ней содержались требования выполнения предварительных условий для реализации дальнейших решений (снятие транспортных ограничений) [8]. Исходя из этого, можно говорить, о возврате сторон в переговорах к позициям начала июля 1948г.

25 сентября советское правительство представило ноту с изложением своего видения проблемы и пути выхода из нее. Во-первых, советское дипломатическое ведомство заявило, что настаивание американского правительства на выполнении предварительных условий для продолжения диалога прямо противоречит соглашениям 30 августа между четырьмя правительствами. В советской ноте также указывалось, что регулирование воздушного сообщения — один из шагов реализации четырехсторонних договоренностей, предусматривающих соответствующий контроль в отношении денежного обращения в Берлине и торговли с западными зонами. А поскольку воздушные коммуникации все еще остаются фактически не подконтрольными советским транспортным ведомствам, ситуацию в этой сфере нужно привести в «порядок», установив дополнительный контроль на воздушном транспорте.

Вместе с тем, советское руководство готово было пойти на урегулирование проблемы торговли, согласившись на «установление четырехстороннего контроля… за выдачей лицензий на ввоз и вывоз товаров». Но это должно было произойти только «при условии достижения соглашения по всем другим вопросам» [9, с. 582–584].

На следующий день, 26 сентября, советское правительство посредствам ТАСС сделало официальное сообщение по вопросу о положении в Берлине и о переговорах, которые состоялись по этому поводу между правительствами СССР, США, Великобритании и Франции. Указывалось, что сообщение вызвано заявлениями партнеров по переговорному процессу, которые «не дают правильного представления о положении в Берлине и о… переговорах и нередко вводят в заблуждение общественное мнение».

Советская сторона еще раз огласила свое видение причин настоящего кризиса (нарушение тремя сторонами Потсдамских соглашений: проведения тремя державами сепаратной денежной реформы, введение особых денег для западных секторов Берлина, политика расчленения Германии). Ограничительные меры назвались при этом «защитными».

Еще раз были повторены позиции относительно вопросов замены валюты, транспортных ограничений, Финансовой комиссии и торговли. Настаивалось, между тем, на приемлемости позиции советского правительства.

«При таком положении, — сообщалось в заявлении официальной Москвы, — от правительств США, Великобритании и Франции зависит, будут ли сорваны переговоры по указанному вопросу или будет достигнуто удовлетворительное соглашение между СССР, США, Великобританией и Францией» [10, с. 49–52].

Таким образом, последней фразой советское правительство перекладывало на западные державы всю ответственность за срыв переговоров и априори обвиняло их в нежелании искать пути выхода из сложившейся ситуации. На наш взгляд, подобное поведение МИД СССР вполне логично: видя, что переговоры фактически зашли в тупик, из которого практически невозможно выйти, советское дипломатическое ведомство предприняло шаг, который мог удержать западные страны от прекращения диалога под угрозой потери их международного авторитета.

26 же сентября для обсуждения последней советской ноты во Франции собрались главы внешнеполитических ведомств США, Франции и Великобритании Дж. Маршалл, Шуман и Э. Бевин. Отметив неудовлетворительность советской позиции, они заявили, что вынуждены, «в соответствии с Уставом ООН, передать все материалы [по текущей ситуации в Германии] на рассмотрение Совета безопасности ООН» [2, p. 52–56].

Кроме того, квалифицировав советское сообщение в ТАСС как официальное коммюнике по берлинской проблеме, западные страны решили выпустить свое трехстороннее коммюнике по сложившейся ситуации.

В совместном заявлении трех стран говорилось о мерах соответствующих стран, направленных на разрешение ситуации в Берлине, и которые были «сорваны» советскими усилиями. Указывалось, что западные державы не могут пойти на ликвидацию своих прав находиться в Берлине, но, вместе с тем, они готовы продолжать поиск приемлемого решения проблемы. В ноте указывалось, что «советское правительство не намерено выполнять обязательства, взятые на себя на московских встречах в августе; …советское правительство фактически использовало принуждение [по отношению к западным странам]. Оно прибегало к силе, а не к процессу мирного урегулирования. Оно ввело и продолжает сохранять незаконные ограничения». Далее говорится: «Советское правительство взяло на себя [по-видимому, своими мерами] единоличную ответственность за создание такой ситуации, при которой дальнейший порядок урегулирования, указанный в Уставе ООН, не возможен, и которая создает угрозу всеобщему миру и безопасности. Для того чтобы в дальнейшем всеобщий мир и безопасность не ставились под угрозу правительства США, Франции и Великобритании, хотя и признают за собой право осуществлять любые действия для сохранения своих позиций в Берлине, считают себя обязанными передать рассмотрение вопроса действий советского правительства Совету безопасности ООН» [2, p. 56–61].

В итоге, западные страны фактически пошли на прекращение переговоров в четырехстороннем формате и предприняли попытку расширить состав участников процесса. Вероятно, они понимали, что найти какой-либо приемлемый путь выхода из сложившейся ситуации в рамках ООН будет найти еще сложнее. Во-первых, Советский Союз имел право вето в Совете безопасности, являясь его постоянным членом, а поэтому мог остановить любое его решение, а во-вторых, при попытке передать вопрос на рассмотрение Генеральной ассамблеи ООН в организации развернулась бы ожесточенная борьба между сторонниками одной и другой стороны, что также не способствовало скорейшему урегулированию проблемы.

Вместе с тем, западные силы в серьез опасались последствий срыва обозначенных переговоров. Они полагали, что советское правительства после безрезультатного окончания диалога попытаются использовать различные пути давления на западные силы: «подрыв» западных позиций в Берлине и, вследствие этого, эвакуация трех держав из города; дальнейшая интеграция Берлина в советскую зону оккупации Германии; учинение затруднений западногерманской стабилизации посредствам различных мер [11, p. 1].

Комментируя срыв переговоров, маршал В. Д. Соколовский отмечал, что «западные державы не ищут решения берлинского вопроса, они продолжают в этом вопросе свою агрессивную политику… Осложняя разрешение берлинского вопроса, западные державы прежде всего пытаются отвлечь внимание общественности от проводимого им раскола Германии и создания Западногерманского государства» [12, с. 51]. По поводу переговоров главнокомандующих в Берлине Соколовский заявлял, что им потребовалось бы еще, по крайней мере, три или четыре дня, чтобы рассмотреть все вопросы, но переговоры были прерваны по инициативе американского военного губернатора Л. Клея. Говорилось: «Американский главнокомандующий настоял на перерыве переговоров, что привело впоследствии к их срыву» [12, с. 62].

Таким образом, в июле — сентябре 1948г. еще было возможным урегулирование кризиса дипломатическими мерами посредствам компромисса между основными участниками конфликта СССР и США. Для такого компромисса и для разрешения ситуации каждая из сторон-участниц прилагали усилия, предлагая свои варианты решения Берлинского кризиса. Советский Союз настаивал на одновременном снятии непосредственных транспортных ограничений и введении советской дойче марки в западных секторах Берлине. При этом советское командование хотело сохранить максимально полный контроль над выпуском и хождением валюты в городе. Западные представители были согласны с одновременным введением восточной марки и снятием блокады, но хотели получить контроль над деятельностью Немецкого эмиссионного банка советской зоны, осуществлявшего контроль над выпуском и циркуляцией денежных средств не только в Берлине, но и во всей советской зоне Германии.

Как уже было сказано, державы пошли на определенные уступки друг другу. Советская сторона отказалась от фиксации настоятельной просьбы отложить реализации решений лондонского совещания западных союзников (как оказалось временно), согласилась на снятие ограничений, наложенных после 30 марта, а не после 18 июня 1948г. США отказались от каких-либо предварительных условий ведения переговоров. Такие уступки, вероятно, были достаточными, чтобы закончить первый этап урегулирования проблемы — выработки директив военным командующим в Германии, но они были совершенно неприемлемыми для выработки окончательного пути разрешения берлинского кризиса. Вследствие этого Берлин вновь стал центром сражений, но теперь уже дипломатических, между бывшими союзниками.

Нужно отметить, что ноты, представляемые сторонами друг другу, свидетельствуют о том, что полтора месяца переговоров прошли совершенно впустую, их как будто не было. В середине сентября начали с тех же позиций, что наблюдались в середине июля: США вновь требовали выполнения предварительных условий для реализации последующий решений и ведения переговоров, СССР указывал на лондонские решения, стремление США дезорганизовать и подчинить всю экономику советской зоны и т. д.

Как бы то ни было, главным результатом дипломатической деятельности июля-сентября стал срыв четырехсторонних переговоров в Берлине.

Сложно говорить о том, кто явился инициатором этого срыва. Возможно, на наш взгляд, говорить о коллективном виновнике: обе стороны не согласились пойти на приемлемые компромиссы, хотя имели такую возможность.

Литература:

1.                 Ахалкаци Д. С. Берлинский кризис 1948г. в советско-американских отношениях. // США. Экономика, политика, идеология. — 1991. — № 8.

2.                 The Berlin Crisis: A Report on the Moscow Discussions 1948. (State of Department, Washington, 26 September 1948).

3.                 Заявление маршала Соколовского. / Внешняя политика Советского Союза. 1948 г. Часть вторая. Документы и материалы. — М., 1951г.

4.                 Department of State, Summary of telegrams, September 14, 1948.

5.                 Department of State, Summary of telegrams, September 15, 1948.

6.                 Памятная записка советского правительства правительствам США, Великобритании и Франции. / Внешняя политика Советского Союза. 1948 г. Часть вторая. Документы и материалы. — М., 1951г.

7.                 Department of State, Summary of telegrams, September 20, 1948.

8.                 Department of State, Summary of telegrams, September 21, 1948.

9.                 Нота советского правительства правительству США по вопросу о Западном Берлине. / За антифашистскую демократическую Германию. Сборник документов. — 1945–1949. — М., 1969.

10.             Сообщение ТАСС «О положении в Берлине и о переговорах, которые состоялись по этому вопросу между правительствами СССР, США, Великобритании и Франции в течение августа и сентября. / Внешняя политика Советского Союза. 1948 г. Часть вторая. Документы и материалы. — М., 1951г.

11.             Central Intelligence Agency. Consequences of a breakdown of four-power negotiations on Germany, 28 September, 1948.

12.             Заявление маршала Соколовского. / Внешняя политика Советского Союза. 1948 г. Часть вторая. Документы и материалы. — М., 1951г.