Необходимость исследования объясняется фрагментарным мировоззренческим измерением социального бытия. Определить закономерные взаимосвязи развития счастья как системного общественно-исторического феномена позволяет раскрытие содержания понятия «счастье». Закономерность развития счастья выступает формой реализации его глубинной субъект-объект-субъектной субстанциональности, где под закономерностью понимаем форму проявления определенной сущности, то есть закона, как объективной, существенной, внутренней, необходимой, устойчивой, повторяющейся связи явлений действительности. Исследовали особенности действия закономерностей счастья в западной и восточной философии. В статье проделан социально-философский анализ онтологических предпосылок достижения счастья. В качестве ведущей закономерной взаимосвязи предложена взаимосвязь общественных потребностей и личных целей, что в совокупности позволило исследовать закономерный характер развития феномена счастья.
Ключевые слова: бытие, закономерность, развитие, счастье, деятельность, интерес, общественные потребности, личные цели, идеалы
Исследуемая тема является чрезвычайно актуальной ввиду того, что человеческая деятельность протекает в различных условиях, отсюда рождается многообразие ее форм. Именно этим обусловлена чрезвычайно сложная динамика социального развития, развития того или иного социального организма. На наш взгляд, исследования современных философов, психологов, социологов направлены на экспликацию сущности счастья, где закономерности его достижения сводят к социальным отношениям (семья, любовь, друзья), труду, богатству, социальному статусу, образованию, религии, позитивному настрою, оптимизму, высокой самооценке, благоустройству страны (А. Грицанов, И. Гуляс, И. Джидарьян, И. Івин, Е. Ільин, С. Крылова, Н. Хамитов и др.). Современные философские исследования феномена счастья наполнены палитрой попыток преодолеть классические философские позиции о счастье, где содержанию понятия, в особенности, анализу закономерных взаимосвязей не предоставляется достаточного внимания. На наш взгляд, именно поэтому необходимо исследование закономерностей достижения счастья для изменения неопределенного развития современного общества.
Вместе с этим, понятие «счастье» культурно-специфично. В одних культурах, например, там, где сильно влияние традиционной протестанской этики, потребность в достижении счастья ассоциируется, прежде всего, с идеей труда, с лидерством, где «божественное избрание личности» проявляется в ее деловых успехах, самоуважение — с успехами в предметной деятельности (учебе, работе). Существуют культуры, в которых преимущественной сферой свободы считается игра, а ценности, связанные с групповой принадлежностью (семья, любовь), ставятся выше предметной деятельности. И дело не в том, пишет И. Кон, что одни культуры и индивиды более активны, чем другие, а в том, куда направлена их активность [5, с. 53].
На Западе активно развиваются экспериментальные исследования счастья в рамках социально-психологического подхода. Начиная с 60-х гг. ХХ в. активно изучается общественное мнение о счастье в США и Европе, проводятся социологические и психологические исследования о счастье как удовлетворенности жизнью, о качестве жизни (М. Аргайл, Р. Винховен, Х. Кэнтрил, Н. Брэдберн, А.Кэмпбелл, П. Конверс, С. Любомирски, В. Роджерс и др.). В 1999 г. под руководством Р. Винховен основан журнал Journal of Happiness Studies, в котором публикуются многочисленные исследования счастья в различных аспектах (измерение счастья, распространенность счастья, взаимосвязь счастья и общества, социального статуса, связей, возможностей, предпочтений, действий человека, а также факторы счастья, его последствия). И. Кон поясняет, что новоевропейская модель человека является активистско-предметной. Личность формируется, проявляется и познает себя через свою деятельность. Отсюда — иной тип мировоззрения, а вместе с ним, и счастья.
Напротив, восточная, особенно индийская, философия, не придает значения предметной деятельности, утверждая, что счастье достигается путем творческой активности, составляющей «Я», которая развертывается лишь во внутреннем духовном пространстве и познается не аналитически, а в акте мгновенного озарения («сатори»), который есть одновременно пробуждение от сна, самореализация и погружение в себя [5, c. 55]. В китайской культуре проблемы бытия и сознания обычно ставились и решались безотносительно к личности и ее восприятию. Общий для даосизма и буддизма принцип «недеяния» («у-вей») означает не пассивное праздное бездействие, а стремление не нарушать естественный порядок вещей («дао»). Отказ от внешней, предметной деятельности освобождает мудреца от субъективных пристрастий, позволяя достичь абсолютной гармонии. Вся его активность обращается вовнутрь, становится чисто духовной. Созерцательная философия даосизма и буддизма, подчеркивающая ничтожность и неподлинность всего преходящего, усматривает смысл жизни и утешение во внутренней сосредоточенности. Счастье мыслится здесь как согласование внешней формы жизни с взглядами и оценкой окружающих. Это соответствует и этимологии слова «счастье» в японском языке («счастье» — «сиавасе» — производно от глаголов «суру — «делать» и «авасэру» — «соединять», «приноравливать», «присповабливать»).
Таким образом, закономерности достижения счастья различны в культурах Запада и Востока. Однако существует закономерность, которая выступает формой реализации глубинной субъект-объект-субъектной субстанциональности феномена счастья. В качестве ведущей закономерной взаимосвязи рассмотрим взаимосвязь общественных потребностей и личных целей, предварительно рассмотрев онтологические предпосылки достижения счастья.
В первую очередь, важно выяснить, что есть бытие, так как в самом понятии «счастье» как переживании полноты бытия заключена трудно разрешимая диалектическая коллизия. Она заключается в том, что счастье, с одной стороны отражает полноту бытия, а с другой — сама полнота бытия непременно включает в себя переживание счастья, без этого жизнь никак не может быть полной. Само слово «бытие» имеет множество значений. Философы в учении о бытии выделяют два основных его смысла: применительно к миру в целом и применительно к отдельным конкретным вещам, свойствам и отношениям, но все-таки утверждает оно существование, наличие, присутствие. Различие можно увидеть при постановке вопроса об их отношении к не-бытию, где бытие мира охватывает или пронизывает всю Вселенную, и в этом отношении бытие едино, оно не возникает и не уничтожается, оно вечно, как вечен сам мир. Во втором смысле «бытие» связывается с отдельными системами, чье бытие преходяще. Как утверждают философы П. Алексеев, А. Панин «они обретают бытие, и их существование завершается небытием; здесь само бытие систем проходит стадию становления своего бытия и наличного бытия; «наличным» оказывается и стадия прекращения существования вещи или процесса, и в этом смысле они переходят в небытие. Если в первом случае такого подразделения нет, то во втором случае оно имеется». Между этими двумя аспектами есть связь: бытие в широком смысле включает в себя бытие в узком смысле и реализуется через бесконечное множество конкретных вещей, свойств и отношений, обладающих частичным бытием. В этом отношении имеет силу утверждение, что бытие заключает в себе небытие и что частичное бытие имеет две формы: потенциальную и актуальную [1, с. 422–423].
Человек существует в мире истории природы и общества, в системе общественных отношений, которые в значительной мере означают его отношение к природе. Именно в процессе активной целенаправленной деятельности человек превращает природу в мир своего бытия. В то же время, человек разрушает природу, создает угрозу своему существованию и существованию всего живого, соответственно, порождает несчастье. В случае исчезновения человека, исчезнет и мир, как мир человеческого бытия. Однако это не означает, как утверждает В. Воловик, что исчезнет природа и изменения, которые произошли в ней с помощью человека, «природа потеряет свою качественную определенность как мир человеческого бытия» [7, с. 98].
Таким образом, выяснили, целостность бытия личности разрушается при дегуманизации продуктивной деятельности. Возникает несчастье, что определяет деструкцию целостности социального организма определенной страны, так и всего человечества. На наш взгляд, именно с формированием культуры «сродного труда», и соответствующих ей мировоззренческих ориентиров, возникают предпосылки настоящего счастья социальных субъектов различных уровней. «Сродный» (сродный кому, чему) — свойственный, природный, усвоенный себе, сродный к чему-нибудь. «Сродный труд» способствует реализации сущностных сил человека, проявлению его творческого потенциала, дает ему возможность найти смысл своего бытия, ощутить счастье и радость в наслаждении трудом, а не только его результатами, а также быть свободным. М. Мамардашвили пишет, что свобода — это «сила на реализацию своего собственного понимания, своего «так вижу — и не могу иначе», это — наличие каких-то мускулов, навыков, умения жить в гражданском обществе, умение и силы независимости. Это не просто эмоции и своеволие, это взрослое состояние. Нужно стать взрослым, ибо только взрослый может быт независимым, а не ребенок». К тому же, философ добавляет, что часто в современном мире человек хочет перескочить через «труд свободы», через «бремя развития самого себя», но это невозможно. Согласимся с ученым, что «нужно решиться на труд жизни, ибо только это и есть свобода; решиться в истории, в реальности, и в малых делах, и больших. … Если не будет напряжения труда, то есть напряжения свободы, требующей труда, то ты с этой исторической точки падаешь в бездну, которая окружает все точки…на Земле…Иначе можно выпасть из истории в инертную, злую энтропию, т. е. после некоторых драматических событий, которые мы называем «апокалипсисом», мы можем оказаться в состоянии безразличного косного хаоса, в котором не будет никакого лица, в том числе — национального. А если мало людей в нации способно быть свободными — то лицо нации стирается» [6, с. 209].
Таким образом, счастье исчезает, субъекты разных уровней находятся в несчастье. Задача состоит в том, пишет М. Мамардашвили, «чтобы люди стали способны к современному труду. Не будет этого — нация выродится. Внешне это будет выражаться в: демографическом ослаблении нации, появлении большого числа лиц другой национальности на ее территории, а в действительности эти явления будут просто внешней символикой нашего больного внутреннего состояния» [6, с. 210]. Можно с уверенностью утверждать, что «сродный труд» является формой воспроизведения субъект-объект-субъектного единства, то есть единства личных и общественных интересов, а потому главной онтологической предпосылкой целостности бытия личности, собственно, счастья как субъективной формы осознания этой целостности.
Взаимосвязь потребностей, интересов, ценностей и идеалов выступает генетическим источником закономерного характера развития счастья. Здесь всегда энергия человека направлена на стремление к счастью, проходит становление социального субъекта, который в деятельностный способ осваивает мир. Потребности и ценности человека становятся содержанием общественной деятельности с помощью интереса. Удовлетворения потребностей и реализация ценностей определенного субъекта является одновременно формой реализации потребностей и ценностей всех остальных участников общественных отношений [2].
Общественные потребности выступают ведущей движущей силой социального развития. Потребность является противоречивой связью между субъектом и окружающей средой, и субъекту принадлежит активная, выборочная роль. Именно в процессе труда потребность социального субъекта возникает и удовлетворяется. Можно утверждать, что все человеческие потребности являются социальными (содержат общие признаки биологических потребностей живых существ). Потребность выступает в качестве интегральных составляющих содержания интереса, вызывая его направленность и характер. В свою очередь, счастье опосредуется совокупностью идеальных побуждений, которые не всегда отражают потребности и пути их удовлетворения, содержат в себе что-то такое, чего нет в самых объективных требованиях бытия социального субъекта, но присутствует в его субъективности.
Именно общественные потребности воплощают в себе объективные закономерные императивы воспроизводства деятельностного единства природы, человека и общества. Как указывает Т. Бутченко, общественные потребности, включая внутреннюю активность человека, побуждая ее к превращению себя и окружающего природного и социального миров, «служат выражением диалектического совпадения естественно-исторической возможности и необходимости, являясь фундаментом для общественного выбора возможных путей и средств реализации объективных закономерностей поступательного развития общества» [2, с. 175]
Существенная особенность развития заключается в целенаправленной деятельности. Цели представляют собой особый ряд причин — идеальных причин человеческой деятельности. Но идеал как мысленное представление о будущем совершенстве находится не только в единстве, но и в противоречии с действительностью. Идеал возникает исходя из того, что действительность не совершенна, человек нуждается ее улучшении, отсюда и рождается желание быть счастливым. Идеал является мысленным образцом, согласно которому будет преобразована действительность. Цель воплощается в действительность благодаря целенаправленной деятельности, многообразие форм которой обусловливает чрезвычайно сложную динамику социального развития, развития того или иного социального организма. И результаты, которыми характеризуется та или иная деятельность, также отличаются своим многообразием. Думается, что тут и рождаются те многочисленные представления о понятии «счастье».
Таким образом, многие ценностно-целевые установки человек усваивает в ходе социализации, и наиболее значимые цели для формирования личности — всегда плод ее собственных размышлений и усилий. При этом важно, чтобы цели личности находились в неотъемлемой взаимосвязи с общественно значимыми потребностями. Данная взаимосвязь, по нашему мнению, является закономерной в достижении счастья.
Литература:
1. Алексеев П. В., Панин А. В. Философия: ученик. — 4-е узд., перераб. и доп. — Москва: Проспект, 2013. — 592 с.
2. Бутченко Т. І. Соціально-політичне проектування: проблема взаємозв’язку суспільних потреб і державних інтересів. Монографія. — Запоріжжя: КСК-Альянс, 2011. — 280 с.
3. Джидарьян И. А. Психология счастья и оптимизма. — М.: Изд-во «Институт психологи РАН», 2013. — 268 с. (Достижения в психологии)
4. Додонов Б. И. В мире эмоций. — К.: Политиздат Украины, 1987. — 140 с.
5. Кон И. С. В поисках себя: Личность и ее самосознание. — М.: Политиздат, 1984. — 335 с. С. 5
6. Мамардашвили М. Как я понимаю философию / Мераб Мамардашвили; [Сост. и предисл. Ю. П. Сенокосова] — М.: Прогресс, 1990. — 368 c.
7. Основи соціальної філософії: Навчальний посібник / Під заг. ред. В. І. Воловика. — Запоріжжя: Просвіта, 2012. — 320 с.
