Вопрос, что понимать под международным частным правом является ключевым как в дореволюционной науке, так и в советское и постсоветское время. А. Н. Макаров определил международное частное право как «совокупность правовых норм, определяющих пространственные пределы действия разноместных гражданских законов» [1, с. 7]. С. И. Раевич настаивал на том, что международное частное право в период всеобщего кризиса капитализма в первую очередь является формой борьбы двух систем. При этом международное частное право рассматривалось исключительно с международной точки зрения [2, с. 11–14].
И. С. Перетерский писал: «...международное частное право изучает лишь особую группу гражданско-правовых отношений, которые имеют международный характер» [3, с. 5]. Данное определение полностью принял Л. А. Лунц, утверждая, что оно абсолютно верно, так как выдержало испытание временем [4, с. 5]. А. Г. Гойхбарг также категорически не соглашался с тем, что существуют некие общепризнанные начала частного международного права, так как «ни одно из основных понятий, из основных правил частного международного права общепризнанным не является, мнения юристов, решения судов, постановления законов, касающиеся этих основных вопросов сильно между собою расходятся» [5, с. 7]. Применительно к советскому праву А. Г. Гойхбарг отмечал, что «при чересчур резком расхождении системы законодательства... отказываются применять законодательство чужой страны, применяя только свой закон, таким образом, в сущности, отменяют нормы частного международного права» [5, с. 7]. В совместной работе И. С. Перетерского и С. Б. Крылова международное частное право заняло пограничное положение: «Международное частное право изучает отношения гражданско-правовые. Но это не означает, что международное частное право является лишь частью гражданского права... международное частное право изучает лишь особую группу гражданско-правовых отношений... которые имеют международный характер» [6, с. 5]. М.М Богуславский понимает международное частное право как неразрывно связанное с расширением международного торгового-экономического, научно-технического и культурного сотрудничества [7, с. 6]. В более позднем, постсоветстком издании, М. М. Богуславский пишет: «Международное частное право, так же как гражданское, семейное и трудовое, регулирует имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения, основанные на началах равенства сторон» [8, с. 12]. Л. Н. Галенская в параграфе «Определение международного частного права» приводит ряд мнений ученых по этому поводу, и, резюмируя определения понятия международного частного права Л. А. Лунца, В. Кутикова, Е. Якубовского, Дж. Кастела, отмечает следующее: «...международное частное право регулирует международные отношения в широком смысле слова, т. е. те отношения, в которые вступают не только государства и иные субъекты международного публичного права, но также юридические и физические лица. При этом наличие физического или юридического лица в международном правоотношении является обязательным моментом в определении международного частного права. Представляется, что при этом не имеет значения характер регулируемых отношений (гражданско-правовой, финансовый, административный и т. п.)», на основании данного положения определяет международное частное право как «совокупность норм и принципов, регулирующих международные отношения с участием юридических и физических лиц» [9, с. 10]. При этом определение не содержит указания на коллизионный характер международного частного права, раскрывая лишь его предмет.
А. Г. Гойхбарг настаивал на отмене применения принципа наибольшего благоприятствования и правил по началу взаимности, рекомендуя использовать лишь дипломатическую взаимность, которая ранее отечественной доктрине международного частного права была не свойственна. А. Н. Макаров признавал несколько руководящих принципов при разрешении коллизий законов в случае наличия пробелов в законодательстве. «Для меня лично не подлежит сомнению, — писал А. Н. Макаров, — что применяя определенную систему права и, следовательно, восполняя существующие в ней пробелы, нельзя отрываться от тех основоположников этой системы, которые являются ее «духом». Как бы ни велики были пробелы в применяемой положительно-правовой системе, нельзя восполнять их нормами, в корне расходящимися с основными принципами этой системы» [1, с. 22]. Основным приемом восполнения пробелов, А. Н. Макаров называл обращение к аналогии закона. Уточняя свою позицию, автор указывал «Конечно, очень часто сравнительно-правовой материал не сможет дать прочных точек опоры для заполнения законодательных пробелов. В таких случаях на помощь приходят теоретические научные построения, построения, в основе которых лежат те или иные коллизионные принципы. Отысканием таких принципов заполнена вся многовековая история науки международного частного права... в качестве руководящих принципов для разрешения коллизионных вопросов выдвигалось... «трех статутов»... и «природа» конкретного правоотношения, и дедуктивная обработка основных международно-правовых принципов — принципов личного и территориального верховенства» [1, с. 23]. Сам ученый настаивал на приоритете принципа «духа» правовой системы наряду с использованием сравнительного правоведения и научных построений. Эта идея, по мнению А. Н. Макарова, наиболее подходит при восполнении пробелов советского коллизионного права, так как советская правовая система существенно отличается от правовых систем других государств. Он отмечал, что основным коллизионным принципом советского права установлен принцип строгой территориальности советского законодательства, даже в тех сферах правоотношений, где обычно установился национальный закон, исключения устанавливались договорным путем. При этом, как наблюдал ученый, намечалась тенденция признать применимым советское право за пределами Советского Союза для личных отношений с участием советских граждан, т. е. подчинить их действию национального принципа. С. И. Раевич писал: «Марксистско-ленинский метод в международном частном праве — единственный научный и дающий руководство к действию... Только этот метод может разрешить также и задачи науки о международном частном праве... дать научно-обоснованное и диалектически гибкое руководство к действию» [2, с. 23–24]. А. Г. Гойхбарг полагал, что серьезно необходимо разработать правила частного международного (междуобластного) права в отношениях между отдельными советскими союзными республиками. Данные правила в дальнейшем нашли свое отражение практически во всех учебниках по «Советскому гражданскому праву». Однако, несмотря на это, А. Г. Гойхбарг считал, что к вопросам частного международного права относятся не только гражданско-правовые вопросы. Как и В. М. Гессен он полагал, что в предмет частного международного права входят вопросы правового положения иностранцев, коллизии законов о подданстве, гражданского права и процесса, вопросы налогов, соглашения по авторскому и патентному праву и др.
Проблема «нужности» и сущности оговорки о публичном порядке также широко обсуждалась в советское время. Так, А. Н. Макаров ссылаясь на ст. 30 германского гражданского уложения, ст. 12 введения к итальянскому гражданскому кодексу, украинские и белорусские «Положения об иностранцах» писал: «Выраженная в приведенных законодательных текстах мысль, в общей формулировке не встречающая разночтений в науке коллизионного права, при заполнении ее конкретным содержанием, дает широкий простор для самых резких расхождений. В самом деле, как уточнить такие растяжимые понятия, как «общественный порядок», «добрые нравы», какие руководящие указания дать судье для применения этих понятий к реальным жизненным отношениям» [1, с. 53]. Развивая данную проблему с точки зрения судебной практики, отмечал, что «Оговоркой этой она пользуется постоянно, пользуется в текущей повседневной работе, а не в единичных, исключительных случаях. Под формулу «публичного порядка» подводятся судебными решениями, в зависимости от обстановки конкретного случая, какие угодно правовые нормы — нормы о защите владения, о соседском праве, о форме духовных завещаний, о наследовании в недвижимостях... «Публичный порядок» оказывается способным втянуть в себя, при наличии тех или иных предпосылок, любую норму любой отрасли гражданского правопорядка» [1, с. 53]. Как отмечает автор, особо остро эта проблема стоит, когда сталкиваются законодательства, основанные на разных началах: «коренное отличие социальных основ действующего советского права от законодательных систем западноевропейских неизбежно приводит к постановке вопроса совместимо ли с местным «публичным порядком» применение советскими судами иностранного права и обратно» [1, с. 54]. Исследуя последние достижения западной мысли о проблеме «оговорки о публичном порядке», он приводит позиции Манчини, Эсперсона, Лорана, Пилье, Валери, Савиньи, Бара, Цительмана. Идея Бара о том, что «Судья не должен непосредственно содействовать осуществлению правовой нормы или притязания, которые являются для его отечественного правопорядка абсолютно неприемлемыми. Но ничто не может помешать ему считаться с этой нормой или этим притязанием как с фактом преюдициальным» [1, с. 56]. Решение Бара по данному вопросу А. Н. Макаров принял. Продолжением развития данной идеи занялся Цительман и Кан, концепция последнего полностью отражена в теории о публичном порядке М. И. Бруна. Выводом А. Н. Макарова из всех исследований стало положение о том, что для применения оговорки о публичном порядке, необходимо использовать и ее содержание, и ее привязку к территории судьи [1, с. 57]. Однако, даже эта формула отвергается А. Н. Макаровым, поскольку толкуется по-прежнему широко, определяя дальнейшее развитие данного института он писал: «будущее законодательной обработки оговорки о публичном порядке — бесспорно в коллективной конкретизации ее содержания» [1, с. 39]. А. Г. Гойхбарг рассматривал понятие международного публичного порядка. Склоняясь к французской доктрине, в частности, к мнению Лорана, Броше, Деспанье, Ролена, Пилье, Вейса, он утверждал, что «международный публичный порядок, в общем, определяется как синоним социального порядка» [5, с.45]. Далее приводя «справедливое» высказывание Пилье, о произволе судей при применении публичного порядка, писал: «Это понятие, как видим, дает полный произвол суду страны в деле применения ее законов. Этот произвол опасный вообще, оказался особенно опасным в применении его иностранными судами... к законодательству СССР и советских республик... В советском законодательстве где признается социальный характер всех законов, это правило не формулировано» [5, с. 46]. И. С. Перетерский, отмечая бурную дискуссию по вопросам существования и применения публичного порядка, приводит мнения Федоцци, Деспанье, Бартэна также указывал о произволе судей при ее применении. Исследуя воззрения Савиньи, Манчини, Фиоре и германского законодательства, выделяя общие черты пришел к определению публичного порядка, который является «совокупностью тех законов, которые безусловно применяются на территории государства как к его гражданам, так и к иностранцам, с исключением, в последнем случае, действия иностранного закона» [3, с. 28]. Данный вид публичного порядка он именует территориальным, или внутренним. Отмечая, что многие представители западной доктрины стремятся к исключению данного понятия из международного частного права, И. С. Перетерский писал: «при марксистском, классовом понимании права понятие публичного порядка не имеет для нас ничего шокирующего... мы считаем возможным сохранить категорию «публичного порядка» (отдавая себе, конечно, полный отчет в условности и даже неправильности данного термина)... Публичный порядок есть понятие: а) исторически изменяющее свое содержание и б) классовое. Он является совокупностью тех норм, которые необходимы для сохранения классовой структуры данного государства. Это значение норм публичного порядка остается неизменным, какой бы ярлык (добрые нравы, права человечества...) мы ни наклеивали на подлежащие нормы... мы можем определить публичный порядок как совокупность норм, безусловно применяемых на территории данного государства как к его гражданам, так и к иностранцам, в целях сохранения существующей классовой структуры этого государства» [3, с. 30–31]. С. Б. Крылов ссылаясь на Бартэна, Пиленко, Бруна раскрывает проблему применения термина «публичного порядка». Обращаясь к французским и итальянским теоретикам и правилам судебной практики, а также мнению Броше, С. Б. Крылов согласился с последним о существовании международного публичного порядка и внутреннего публичного порядка. Раскрыв положения французского и германского законодательства, изучив позицию Дайси ученый пришел к выводу, что «Оговорка о публичном порядке мыслится, как не устранимая из международного оборота: эта оговорка по существу является нарождающейся коллизионной нормой, ее эмбрионом... нельзя согласиться со взглядом, согласно которому ссылка на публичный порядок может со временем стать более редкой» [10, с. 61].
Вопросы о понятии и наименовании международного частного права по-прежнему в науке остался не решенным. Л. П. Ануфриева отмечает, что «Сегодня, пожалуй, трудно найти другую такую же область права и отрасль правоведения, как международное частное право, в которых при всей внешней устойчивости существующего наименования и привычности его использования в практическом и научном обороте имелись бы столь разноречивые представления о том, что есть их объект, природа, нормативный состав, дефиниция, наконец, и где бы в столь же значительной мере отсутствовало единодушие в перечисленных и иных сопутствующих вопросах» [11, с. 50] До сих пор существует проблема определения предмета и системы международного частного права. Так, Г. К. Дмитриева поясняет: «Общепринятого определения предмета международного частного права в доктрине пока нет. Отсутствие согласия в вопросе о предмете порождает бесконечные споры о природе международного частного права и методах регулирования, его источниках и системе, ибо эти и другие качественные характеристики права обусловлены природой регулируемых отношений» [12, с. 7]. Кроме того, отходя частично от советской концепции и учитывая специфику международного частного права, дает определение: «это самостоятельная отрасль российского права, представляющая собой систему коллизионных (внутренних и договорных) и унифицированных материальных частноправовых норм, регулирующих частноправовые отношения (гражданские, семейно-брачные, трудовые и иные), осложненные иностранным элементом, посредством преодоления коллизии частного права разных государств» [12, c. 39]. С. Н. Лебедев, в свою очередь, исходит из советской концептуальной позиции И. С. Перетерского и Л. А. Лунца, устанавливая, что «Международное частное право есть сфера международных гражданских отношений, т. е. отношений гражданско-правового характера в широком смысле, возникающих в международной жизни» [13, с. 9]. В. П. Звеков, также стоит исключительно на позиции советской доктрины [14, с. 26]. Н. Ю. Ерпылева, И. В. Гетьман-Павлова рассматривают международное частное право как единственную отрасль права, предназначенную для юридической регламентации гражданских (в широком смысле слова, т. е. цивилистических, частноправовых) отношений, возникающих в сфере международного общения [15, с.10].
Таким образом, можно установить следующее — на ранних этапах развития коллизионного права основной теоретической и практической проблемой было выяснение единых начал для решения коллизионных вопросов, соответственно, коллизионное право, сформированное за столетия, получило наибольшее развитие. В связи с тем, что в западных странах развитие коллизионного права шло поступательно, от эпохи к эпохе, сменяя различные направления в зависимости от изменения политико-правовой системы и государственного строя. Тем самым, коллизионное право в зарубежных странах имеет глубокие корни отраженные не только в доктрине, но и в законодательстве. Все европейские государства пережили несколько «коллизионных кризисов» и «коллизионных революций», влияние того или иного начала прорабатывалось в науке и практике, формируя единый подход к решению коллизионных проблем. Как правило, свои учения зарубежные ученые выстраивали на богатом практическом материале, используя казуистический метод изложения. До сих пор в зарубежной науке используется описательный способ через многочисленные примеры, понятия и содержания международного частного права, что характерно для англосаксонской системы права. В связи с этим, определить какое именно значение несет в себе термин «международное частное право» можно установить лишь оценочным путем. В связи с этим, до конца остается невыясненным вопрос, в каком качестве «международное частное право» представлено в англосаксонской доктрине. Континентальная, романская система представляет собой более близкую России доктрину, однако в силу долгого противостояния между Россией и странами Европы, единства во мнениях во отношении понятия, предмета и системы не установлено. В России прижилась система известная еще дореволюционной науке, включающая определение понятия и основных начал, учение о коллизиях, права иностранцев и далее по аналогии с частным национальным правом — вещные права, договорные обязательства, семейное право, наследственное право, приобретение советского периода — трудовое право, процесс. Англо-американская доктрина была и остается на позиции процессуального подхода в определении основных задач международного частного права, поэтому все вопросы раскрываются через понятие «юрисдикция». Во Франции также осталась классическая система, включая коллизии, гражданство, статус иностранца и процесс, отраженная в работах наших дореволюционных правоведов, которая, отчасти близка нам. Германия также выделяет коллизионное право, а положения иностранцев и вопросы гражданства распределяет соответственно, к гражданскому и государственному праву. В России, таким образом, с помощью дореволюционной доктрины под влиянием французской и германской доктрины, сформировалось собственное понимание системы международного частного права. Это еще один ключевой вопрос, который является пунктом в разногласиях между зарубежной и отечественной доктриной. Открытой остается проблема внешних и внутренних коллизий, которые в зарубежной доктрине, по большей части, объединены с вопросами международного частного права, используя единые начала.
Литература:
1. Макаров А. Н. Основные начала международного частного права. М., 1294. 151 с.
2. Раевич С. И. Международное частное право / под ред. Е. Б. Пашуканиса. М., 1934. 272 с.
3. Перетерский И. С. Очерки международного частного права РСФСР. М., 1925. 141 с.
4. Лунц Л. А. Курс международного частного права: в 3х т. Общая часть. М., 1973. 280 с.
5. Гойхбарг А. Г. Международное право. Москва, 1928. 183 с.
6. Перетерский И. С., Крылов С. Б. Международное частное право. М., 1940. 228 с.
7. Богуславский М. М. Международное частное право. М., 1982. 336 с.
8. Богуславский М. М. Международное частное право. Элементарный курс. М., 2002. 317 с.
9. Галенская Л. Н. Международное частное право. Учебное пособие. Ленинград, 1983. 232 с.
10. Крылов С. Б. Международное частное право. М., 1930. 328 с.
11. Ануфриева Л. П. Международное частное право: В 3 т. Том 1. Общая часть. М., 2002. 288 с.
12. Международное частное право. Учебник / Под ред. Дмитриевой Г. К. 2-е изд. М., 2004. 656 с.
13. Международное частное право: Учебник в 2х т. Т.1: Общая часть / Отв. ред. С. Н. Лебедев, Е. В. Кабатова. М., 2011. 278 с.
14. Звеков В. П. Международное частное право. Учебник. М., 2004. 703 с.
15. Международное частное право. Практикум: учебное пособие / Н. Ю. Ерпылева, И. В. Гетьман-Павлова / под общ. ред. Н. Ю. Ерпылева. М., 2007. 768 с.
