Состояние преступности против личности в Симбирской губернии во второй половине XIX — начале XX вв.

В дореволюционной России преступные деяния против личности занимали значительный пласт в структуре уголовной преступности. Количественные показатели данной группы преступлений уступали лишь уровню, совершенных, имущественных противоправных деяний. Однако, отсутствие в исторических и криминологических исследованиях работ, посвященных различным аспектам преступности против личности во второй половине XIX — начале XX века, создает необходимость в изучении поднятых проблем. Поэтому, исследование структуры, динамики и тенденций противоправных деяний, направленных против личности человека, на наш взгляд, представляется актуальным.

Преступления против личности имели достаточно широкое распространение среди населения Симбирской губернии. В 1867 г. уровень зарегистрированных преступлений составлял чуть более 1000 деяний, затем наблюдалось значительное снижение количества противоправных действий до 193 в 1870 г. С данной точки намечается тенденция роста преступности до начала XX века. Ужесточение правового положения в губернии и мобилизация части мужского населения в годы мировой войны сократили число деяний направленных против личности на 15 % от уровня 1905 г. (Рис. 1).

Рис. 1. Динамика преступлений против личности [1].

В течение исследуемого периода количество преступлений против личности достигало до трети от общего числа совершенных противоправных деяний в губернии (1905 г.). Наименьший процент преступлений отмечен в 1870 г., когда на противоправные действия против личности приходилось только 10 %. В остальные годы количество находилось на уровне 20–30 % (Табл. 1).

Таблица 1

Количество совершенных преступлений против личности в Симбирской губернии во второй половине XIX — начале XX вв.*

* Составлено по [1].

Несмотря на то, что динамика количества преступлений против личности на протяжении 1870–1905 гг. постоянно возрастала, увеличившись более чем в 3 раза за данный промежуток времени от начальной даты, число осужденных не имело столь высоких темпов роста. Даже, наоборот, в конце XIX в. и начале XX в. происходило небольшое снижение количества обвиненных решением суда от уровня 1887 г. Однако, в целом, цифирь осужденных находился в диапазоне 65–89 человек в год [2].

Среди всех преступлений, направленных против личности, наиболее социально опасным являлось убийство — умышленное лишение жизни другого лица. Статистические данные позволили нам выстроить динамику данного рода преступлений, которая имела явно цикличный характер, рост виновных деяний отмечен в 1870–1887 гг., в конце XIX — начале XX вв. происходит снижение количества, а в предвоенные и военные годы вновь увеличивается уровень преступлений (Рис. 2). При этом наивысший показатель зафиксирован в 1887 году, в период реализации консервативной политики Александра III. Именно в это время происходит усилением репрессий против нарушителей закона и повышение контроля за поведением подданных. В этой связи, уровень латентной преступности обладал наименьшими показателями, а сокрытие тяжких преступлений представляло собой определенную трудность. Поэтому, убийства, обладающие наименьшей латентностью, зафиксированные в статистике в наибольшей степени соответствуют фактическому («реальному») уровню преступности.

Рис. 2. Динамика родов преступлений против личности [2].

В исследуемый период довольно распространены были убийства близких родственников. К примеру, 23 апреля 1875 г. близь деревни Сенькиной был найден труп мужчины. По произведенному дознанию, жители села Подвалья «по росту и оставшимся волосам на голове признали в трупе крестьянина Ивана Никифоровича Кирилина, пропавшего ещё в июле 1874 году». В убийстве был обвинен родной брат Андрей, который совершил преступление и скинул тело в реку. О совершенном убийстве знала и жена Ивана Кирилина [3], но в полицию о произошедшем не заявляла. В другом случае, 20 июля 1870 г. Симбирским окружным судом к ответственности был привлечен мещанин Григорий Иванов Зуев за убийство своей жены [4].

Самыми антигуманными преступлениями засвидетельствованы детоубийства, совершаемые в подавляющем большинстве женщинами-матерями [5]. Так, крестьянки с. Криуши Марфа Горбунова, Маланья Коронина и Екатерина Воеводина были привлечены к уголовной ответственности за то, что после рождения у Горбуновой внебрачного ребенка она с помощью Корониной и Воеводиной бросила младенца в колодец [6]. В ином случае солдатка Татьяна Афанасьева Гусева с. Старого Тукшума в 1864 году родила и зарыла в землю новорожденного младенца мужского пола [7]. Сенгилеевским уездным исправником в ходе дознания была установлена причина поступка. «На расспросы объяснила солдатка, что она с неизвестным имела любовную связь и забеременела, почувствовав время родов, боясь мужа, который отпуская ее, строго приказал вести себя хорошо, обещаясь в противном случае наказать…» [7, л. 4].

Таким образом, причинами совершения детоубийств с одной стороны являлись осуждающие взгляды общества на незаконные или внебрачные рождения, с другой стороны опасение негативных последствий от близких родственников.

А последствия могли иметь наихудшие развитие событий. К примеру, в Симбирском уезде в селе Средних Тимерсянах в ночь на 27 января 1884 года «крестьянин Петр Федоров заподозрив жену свою Марию Гавриловну в распутной жизни зарезал её…» [8].

Из выше перечисленных фактов видно, что положение крестьянских женщин в семье и обществе оставалось неравноправным, приниженным и причиной этому были не только слабая юридическая защищенность их прав, но и, прежде всего, менталитет крестьян. Всё основное время крестьянок проходило в замкнутости круга домашних обязанностей и в повиновении жены мужу согласно религиозным догматам. Последнее часто приводило к бытовому насилию в семейных отношениях. Реакцией, женщин на свое бесправное положение, служил новый виток злокачественной агрессии, направленный на мужей, и проявляющийся в преступлениях двух форм: явной и латентной.

Примером явной агрессии выступает случай произошедший днем 28 сентября 1883 г. в селе Кладбищи Алатырского уезда. Крестьянка Варвара Коблова пыталась кушаком удавить спящего мужа Моисея. Женщина давила так, что от напряжения петли из ушей у него побежала кровь. Варвара объяснила попытку расправы предыдущим её избиением [9]. Примером же скрытой агрессии может служить преступление в с. Кивать Карсунского уезда, «крестьянка Марфа Чванова, 28 лет, имея заранее обдуманное намерение отравить своего мужа, для чего подготовила мышьяк, и 30 января 1871 г. посыпала им калач, и дала его съесть своему мужу Чванову Степану, от чего последний в ночь на другой день умер» [10].

По мнению П. Н. Тарновской брак не по любви занимал первое место среди причин убийств крестьянками своих супругов [11]. Связанно это было, прежде всего, потому, что семейный союз молодые люди создавали не по взаимному согласию, а по решению родителей, которые руководствовались расчетом.

Отсутствие личных симпатий между супругами отражалось на семейно-бытовых отношениях, ссоры, распри вызывали побои, которые наносили мужья. Нанесенный вред здоровью в виде увечий, ран и других повреждений служил объектом расследования правоохранительных органов. На рисунке 2 отмечен рост данного рода преступлений на протяжении XIX в. и частично XX в. Только в конце исследуемого периода тенденция изменилась, и произошло сокращение числа деяний, причем в 2 раза от уровня 1905 года. Однако следует отметить, что в статистических отчетах зафиксированы не только нанесение вреда здоровью супругами, но и иные случаи. Так, 19 января 1875 г. крестьянин села Бештановки «Иван Денеликин бывший на свадьбе у крестьянина Жарковских Выселок Лариона Александрова выстрелил из револьвера пулей, которая попала в левую ногу сыну солдатской вдовы Григорьеву Павлу» [12].

К психическому насилию мы можем отнести действия, произошедшие в июле 1875 г. селе Бекетовка. «Крестьянин Сергей Васильев, будучи в нетрезвом состоянии поссорился со своей женой и, придя в свой дом в присутствии матери взял заряженное ружьё, сказав, что он сам себя убьет, сделал выстрел в угол избы, потом вновь зарядил и сделал выстрел в окно на улицу» [12, л. 64]. В результате своего деструктивного поведения крестьянин Васильев нанес матери психическую травму и подверг опасности жизнь и здоровье сельчан.

Преступления, связанные с оскорблением чести и целомудрия женщин, личные обиды и клевета имели тенденцию роста с 1970 г. до конца исследуемого периода. При этом количество совершенных противоправных деяний увеличилось в 1915 г. в 3 раза по сравнению с начальной даты (Рис. 2). Преступления против половой неприкосновенности, обладавшие определенной латентностью, так как в некоторых случаях потерпевшая сторона не заявляла о произошедшем деянии в полицию, совершались с достаточной регулярностью. К примеру, 18 апреля 1875 г. «крестьянка с. Суринского Татьяна Антонова Лазарева заявила, что крестьянин деревни Кобелевки Иван Селиверстов изнасиловал дочь Агафью 21 года» [12, л. 205].

Причиной побудившей совершить вышеуказанное преступление, да и все остальные, с позиций психологической теории преступности предполагается, что любые поступки людей — это рвущиеся наружу бессознательные инстинкты или влечения. И когда контролирующий волевой фактор не способен подавить природный инстинкт — возникает конфликт, выливающийся в преступление [13].

В отличие от выше сказанных преступлений количество самоубийств, угроз и оставлений человека в опасности фиксировалось значительно меньше. Самоубийств, под которые порой маскировались, и убийства не превышали порога в 30 преступлений во второй половине XIX века, в начале прошедшего столетия их уровень снизился до нескольких деяний. Число оставлений человека в опасности в 1870 г. и 1915 г. находилось на уровне 11–15 деяний, в остальные годы они фиксировались в единичных случаях. Количество угроз на всем протяжении исследуемого периода не превышало рубеж в 10 преступлений [2].

Таким образом, в ходе исследования нам удалось выяснить, что динамика преступности против личности в Симбирской губернии во второй половине XIX — начале XX вв. имела фазы роста (1870–1905 гг.) и спада (1915 г.). В структуре преобладали убийства, нанесение телесных повреждений и преступления против половой неприкосновенности вкупе с деяниями, оскорбляющими честь и достоинство частных лиц.

Литература:

1.                          Составлено по: ГАУО. Ф. 76. Оп. 5. Д. 267. Л. 3 об — 6; Ф. 108. Оп. 28. Д. 21. Л. 5 об — 10; Ф. 454. Оп. 1. Д. 6. Л. 38 об — 48; Оп. 47. Д. 43. Л. 55; Симбирская летопись-справочная книжка и адрес-календарь Симбирской губернии на 1869 год. — Симбирск, 1869. — С. 33; Календарь и памятная книжка Симбирской губернии на 1889 г. Симбирск: губ. тип., 1889. — С. 174–176.

2.                          Подсчитано и составлено по: ГАУО. Ф. 76. Оп. 5. Д. 267. Л. 3 об — 6; Ф. 108. Оп. 28. Д. 21. Л. 5 об — 10; Ф. 454. Оп. 1. Д. 6. Л. 38 об — 48; Оп. 47. Д. 43. Л. 55; Календарь и памятная книжка Симбирской губернии на 1889 г. Симбирск: губ. тип., 1889. — С. 174–176.

3.                          ГАУО. Ф. 76. Оп. 1. Д. 57. Л. 192–193.

4.                          ГАУО. Ф. 1. Оп. 52. Д. 13. Л. 72.

5.                          Гернет М. Н. Социальные факторы преступности. М., 1905. — С. 134.

6.                          ГАУО. Ф. 1. Оп. 52. Д. 15. Л. 18–21.

7.                          ГАУО. Ф. 264. Оп. 1. Д. 29. Л. 1.

8.                          ГАУО. Ф. 675. Оп 1. Д 14. Л. 67.

9.                          Молодежная газета. — 2010, 1 октября. — С. 4.

10.                      Лагунов Б. К истории института присяжных заседателей в Симбирской губернии. [Электронный ресурс]. URL: http://uloblsud.ru/index.php≤option=com_content&task=view&id=1227&Itemid=61 (дата обращения: 24.02.2011).

11.                      См.: Тарновская П. Н. Женщины — убийцы. — СПб., 1902. — 498 с.

12.                      ГАУО. Ф. 76. Оп 1. Д. 57. Л. 95.

13.                      См.: Фрейд З. Психология бессознательного. М.: Просвещение, 1989. — 428 с; Криминология: учебник для вузов.// Под общ. ред. Долговой А. И. М.: НОРМА, 2001. — 331 с.