В статье анализируется внешний облик и деяния Е. И. Пугачева на основе воспоминаний его современников и исторических документов. Рассматриваются причины побудившие жителей переходить на сторону самозванца. Раскрываются личные качества Е. И. Пугачева, благодаря которым его признали императором Петром Федоровичем.
Ключевые слова: Е. И. Пугачев, крестьянское восстание, народ, лжеимператор, самозванец.
Емельян Пугачев справедливо может занимать место среди самых таинственных личностей в истории нашей страны. До сих пор остается большой загадкой вопрос о том, как безграмотный донской казак смог так мастерски завуалировать слою ложь, что десятки тысяч людей уверовали в него и вступили на путь беззакония. Каким же человеком был лжеимператор, так виртуозно внушающий толпам народа, что он истинный царь, Божий помазанник, чудом спасшийся Петр III Федорович? Ответить на эти вопросы нам помогут воспоминания современников крестьянской войны, документы данного исторического периода, а также актуальные исследования в которых достаточно подробно изложено как описание эпохи народного бунта, так и самого Емельяна Пугачева.
Для разгорания восстания в Яицком крае существовали все условия. Казаки, ставшие ядром лжеимператорского войска, уже давно были не довольны своим положением, которое притеснялось отнятием их привилегий и нарушением правительством многолетних традиций казачьего быта. Также и указы Екатерины II по дальнейшему усилению закрепощения крестьян и ее недальновидная национальная политика предопределили события будущего бунта. Все перечисленное послужило и прочным фундаментом для распространения и становления существовавшего среди простых граждан поверья, о том, что когда-нибудь появиться по-настоящему народный царь, который принесет правосудие, добро и счастье в каждый уголок Руси Матушки. Пугачев в роли Петра III, как никто другой подходил на роль царя-избавителя, по крайней мере, лучшей кандидатуры на это место в умах простого населения не нашлось.
Если говорить о внешнем облике самозванца, то он довольно ничем не отличался от своих современников XVIII века. Его описывают как невысокого темноволосого человека лет сорока, он, как, впрочем, и многие из простолюдинов того времени, носил бороду. Из показаний двух бывших пленных Пугачева ясно, что имел он серые глаза [1, с. 102], а на его черной бороде местами проступала седина. Жена же его, Софья Дмитриевна, дополняет описание тем, что с детства у него не достает одного зуба спереди, а про шрам на левом виске говорила, что он произошел от болезни [1, с. 102–103]. Такова краткая обрисовка внешних черт предводителя одного из самых широкомасштабных восстаний в истории России.
Внешний вид Пугачева, ввиду низкого происхождения, достаточно сильно разнился с дворянской модой эпохи XVIII века, тем не менее, в видении народа он становился олицетворением истинного «неонемеченного» государя России. Так, из показаний Михаила Кожевника следует, что впервые самозванец предстал пред ним в верблюжьем армяке, в голубой Калмыцкой шапке, вооруженный винтовкой [2, с. 17–18]. Интересен также и протокол следственных показаний лжецарицы Устиньи Петровны. На допросе она отвергала свою веру в искренность речей Пугачева о якобы его царском происхождении, о чем не скрывая говорила ему. Ведь, как считала Устинья, император никогда бы не женился на казачке, а поскольку самозванец был намного старше ее, то мог и с легкостью обмануть. На что Пугачев отвечал ей, что в его происхождении она пусть не сомневается, а про возраст говорил: «Я-де со временем бороду-то обрею и буду моложе» [3, с. 67]. На что она его остерегла, ведь казаки его за это любить перестанут. Тем самым, внешний вид лжецаря в корне отличался от столь ненавистных народу дворян, никогда не носивших бород и следовавших этикету и моде эпохи «золотого века русского дворянства», однако это и сыграло значительную роль в проявлении лояльности народа к нему.
По воспоминаниям будущего сенатора Д. Б. Мертваго, который застал крестьянскую войну в подростковом возрасте, соратники Пугачева особо и не отличались благоговением к атрибутике высшего сословия. Однажды, мальчик был пойман мятежными казаками, которые решили свести его к «императору» и получить вознаграждение. Один пьяный казак, прислонив его к дереву, отрубил топором косу, сказав: «Батюшка не любит долгих волос, это бабам носить прилично» [4, с. 61]. Все эти обстоятельства показывают то, как умело Пугачев подстраивался под сословный состав своего войска, проводя как бы политику отстранения от быта и этикета высшего сословия, показывая соратникам, что он солидарен и един с простым народом.
Может быть, внешний вид его и был далек от имперской моды XVIII века, но культуру поведения, сложившуюся вокруг самозванчества, трудно назвать нецарской. Конечно же, Пугачева представляли на публике не как иначе, как самодержцем, государем Петром Федоровичем всея России и т. д. Что уж говорить, если даже в письмах к своей второй жене Устинье Петровне он самолично именовал ее всеавгустеющей, державнейшей, великой государыней, императрицей [5, с. 367].
Особенным был и ритуал принесения присяги самозванцу. Наказание за неподчинение Пугачеву было соизмеримо с изменой против законного императора, что означало гибель любому, кто посмеет усомниться в подлинности правителя. По воспоминаниям казачки Бунтовой, во время ритуала Емельян Пугачев располагался в кресле, по бокам стояли вооруженные серебряным оружием казаки. Подходящие к нему кланялись в землю и перекрестясь, целовали ему руку [2, с. 44]. Дополняет общую картину тот факт, что рядом с местом проведения ритуала стояли виселицы. Они были как раз на тот случай, если кто-либо дерзнет опровергнуть слова Пугачева и его сподвижников и воспротивиться присяге на верность лжецарю.
Есаул Л. С. Скворкин оставил нам информацию об одном таком эпизоде. Родственнику есаула Алексею Куксину не посчастливилось оказаться в руках бунтовщиков, которые доставили его к самому Пугачеву. Алексею было предложено принести клятву верности лжеимператору, на что он ответил: «Один раб двум царям не служит. Я присягал императрице Екатерине, и тебя не признаю за своего государя» [6, с. 8]. Пугачев и его сторонники стремились подавить подобное сопротивление посредством страха смерти, поэтому все непокорные были обречены на погибель. Незамедлительно, после этого разговора и А. Куксин был казнен через повешенье, как и многие другие отказавшиеся предавать клятву верности законной правительнице.
Конечно же, одного внешнего вида и нагнетания страха на сомневающихся было недостаточно для обретения столь большой численности людей, уверовавших в искренность слов пугачевцев. Самозванец, будучи выходцем из простого народа, знал все его тяготы и желания. После манифеста о вольности дворянской, подписанного Петром III в 1762 году, в народе долгое время ходил слух о том, что вскоре им должен был быть принят манифест и о простом люде, но корысть привилегированного сословия не дала этому свершиться. Однако, народ продолжал желать свободу и указы лжеимператора не заставили себя долго ждать. Повсеместно Пугачев жаловал столь желанное в обмен на присягу, верность и службу. Так, в манифесте самозванца к осажденным жителям Челябинска от 2 декабря 1773 года лжеимператор предлагал сложить оружие и добровольно сдать город, в случае чего он жалует горожанам вольности. «А будет кто и за сим в таком же ожесточении и суровости останется..., то уже неминуемо навлечет на себя праведный наш и неизбежный гнев» [7, с. 91], говорилось в письме к осажденным. Однако, данный манифест не возымел желанного успеха, хоть среди населения и усилился накал недовольства к действующей власти, сам город долго еще не удавалось взять. Но между тем, главнокомандующий войсками по подавлению восстания Пугачева, А. И. Бибиков в декабре 1773 года писал Екатерине II: «По известиям, дошедшим сюда, слышно, что жители города Самары, при приближении злодейской сволочи, со звоном и крестами выходили на встречу и по занятии теми злодеями пели благодарный молебен» [8, с. 2]. Тем самым, можно сказать, что весть о появлении на Урале императора Петра III по-разному воспринималась в обществе. Однако же простолюдины симпатизировали пугачевскому движению.
Повсеместную лояльность подданных к Пугачеву вполне можно объяснить тем, что лжеправитель действительно вписывался в имеющийся стереотип о добром царе всея Руси, чем заслужил он это и своей щедростью. Так, современники восстания вспоминали, что когда ездил он по базару, или Бердским улицам, то всегда бросал в народ медными деньгами [2, с. 44]. На допросе секретарь лжецаря И. Почиталин говорил, что после свадьбы с Устиньей Пугачев самолично выходил на улицы и одаривал жителей деньгами, кроме того, приказывал подносить всем вино за здравие новобрачных. После же взятия Саранска бунтовщики захватили денежную казну, часть средств из которой Пугачев приказал раздать простому населению. Перед горожанами возникла небывалая картина, когда соратники Пугачева разъезжали с мешками денег и разбрасывали их набегшей из разных уездов черни [3, с. 65] объявляя им, что теперь они освобождены от всевозможных государственных податей.
Конечно же и личные качества главного крестьянского бунтаря сыграли свою роль в силе и скорости распространения пугачевщины. Еще до основных событий восстания будущие бунтовщики довольно скоро заприметили Пугачева, который отличался дерзостью своих речей [2, с. 13]. Но Пугачев был не только на словах храбрец, но и дела его подтверждали силу его духа. Он был довольно смелым воином, который нередко шел впереди своего войска. Так было и на пути к крепости Нижне-Озерной, тогда один из солдат предостерег его, что тот может так погибнуть от пушечной стрельбы, на что Пугачев ответил: «Старый ты человек, разве пушки льются на царей?» [2, с. 25].
Несмотря на все выше сказанное, за делами пугачевцев стояло, однако, не столь освобождение от гнета правящего класса, сколько корыстные и мстительные намерения. Так, ближайшие сподвижники Пугачева хоть на людях и оказывали ему высочайшее почтение, но с глазу на глаз общались с ним, как с товарищем [2, с. 45], ведь на деле он не был их властителем, и уж тем более не мог предпринимать ничего без их согласия, поскольку уже первоначально им было известно кто скрывается за маской покойного императора. От народа, конечно же, была укрыта такая сторона правления царя-избавителя, но он стал свидетелем свирепой и неоправданной жестокости его сподвижников к семьям помещиков и всем, кто отказывался принимать новую власть. Но в самом лжеимператоре простой люд видел народного государя, защитника и покровителя простонародья, который бы в тяжелое время помещичьего и налогового гнета облегчил бы судьбу простого люда. Конечно же, подданным не мог не нравиться такой смелый и щедрый царь, но это была лишь видимость. Само его правление породило небывалые народные бедствия и вошло в историю России, как эпоха кровопролитного бунта, анархии и бандитизма.
Литература:
- Щебальский, П. Начало и характер пугачевщины. — М.: В Университетской типографии (Катков и К.). — 1865. — 113 с.
- Пушкин, А. С. История Пугачевского бунта. Часть первая. — СПб.: Типография II отделения собственной Е. И. В. Канцелярии. — 1834. — 291 с.
- Овчинников, Р. В. Над «Пугачевскими» страницами Пушкина. — М.: Наука. — 1981. — 159 с.
- Мертваго, Д. Б. Пугачевщина // Русский вестник: литературный и политический журнал, издаваемый Катковым. — Т.7. — М.: В типографии Каткова и К. — 1857. — С. 53–80.
- Документы ставки Е. И. Пугачева. Повстанческих властей и учреждений. 1773–1774. — М.: Наука. — 1975. — 521 с.
- Гуляев, А. Л. Отрывки из прошлого уральского войска. Из записок полковника А. Л. Гуляева. — Уральск: Типография М. А. Жаворонковой. — 1895. — 148 с.
- Орлов, А. Челябинск // Памятная книжка Оренбургской губернии на 1865 год. — Оренбург: Издание Оренб. Губ. Стат. Комитета. — 1865. — С. 83–102.
- От Бибикова. Казань, 29 декабря 1773. // Державин Г. Р. Сочинения. — СПб.: Издание Имперской Академии Наук. — Т. 5. — 1809. — С. 2.
