В рамках статьи анализируется опыт Германии по определению объектов виртуального мира с позиции гражданского законодательства. Делается вывод о том, что в данной стране объекты виртуального мира не регулируются вещным правом и являются предметом авторского права, так как использование одним лицом объекта, исключает возможность его использования другим субъектом. Кроме того, изучается вопрос применения договорных конструкций при регулировании отношений между пользователями виртуального мира.
Ключевые слова: виртуальный мир, вещное право, авторское право, виртуальная собственность, судебная защита, аватар
Феномен, который уже чаще обсуждался с юридической точки зрения, представлен виртуальными объектами [1], экономическая важность которых уже сейчас может быть оценена как чрезвычайно высокая. Примерами являются внутренняя валюта (в игре Second Life о так называемых липовых долларах, в большинстве фэнтезийных ролевых игр виртуальные золотые монеты), предметы (например, виртуальное оружие с особыми свойствами) или сами аватары.
Вопрос о том, как судить виртуальные объекты на законных основаниях, рассматривал немецкий суд. В частности, речь шла о том, в какой степени текстуры в Second Life, имитирующие Кельнский собор (окна и мозаику), пользуются защитой немецкого закона об авторском праве. Кельнский окружной суд [2] предположил, что такие образцы могут быть произведениями в понимании закона об авторском праве, даже если иск был отклонен в конкретном случае. По мнению суда, нет необходимости возвращаться к новой категории произведений, а скорее к произведениям «изобразительного искусства» в значении статьи 2 (1) № 4 UrhG.
С этой классификацией произведений, которые, по крайней мере, могут быть защищены авторским правом, принимаются некоторые решения. С одной стороны, немецкий закон об авторском праве предоставляет неотъемлемые личные права создателю объекта — в данном случае объекта в виртуальном мире. Это включает, например, право на доступ к произведению (Раздел 25 (1) UrhG). Этот аспект может стать интересным в будущем, например, когда дело доходит до наличия виртуальных объектов, доступных даже после того, как оператор платформы исключил создателя этого объекта из своего сервиса или даже «отключил» и полностью перестал работать.
Еще одним интересным аспектом в этом контексте является § 14 UrhG, который запрещает искажения или другие нарушения работы, могущие поставить под угрозу интеллектуальные или личные интересы автора в работе. В этом отношении влияние на аватар может также нарушить личные права создателя.
Однако, прежде всего, отнесение к произведению, защищенному авторским правом, означает, что автор может предоставить права на использование. Доступны все варианты лицензирования, известные закону об авторском праве. В этом отношении это также представляется жизнеспособной юридической догматической конструкцией, например, для классификации «продажи» виртуальных объектов как обязательства по предоставлению прав использования. Как именно прийти к этому стандарту, зависит от догматической конструкции — в немецком законодательстве говорится о соответствующем применении правил покупки вещей, то есть физических объектов, через Раздел 453 (1) BGB.
В этом отношении можно сказать, что виртуальные объекты не являются вещами в смысле Гражданского кодекса Германии, для этого они должны быть физическими. В результате правила покупки будут во многом соответствовать тем, которые применимы и к вещам, поскольку передача кажется возможной.
Как уже было показано, виртуальные объекты сами по себе не являются объектами в смысле немецкого права (Раздел 90 BGB). Однако это не относится к компьютерному серверу, на котором хранится виртуальный мир и отдельные объекты. Когда дело доходит до вопроса о том, обладают ли операторы дискуссионного форума «виртуальным домицильным правом» («virtuelles Hausrecht»), суды полагаются на пространство для хранения на сервере, что является по статье 1004 BGB основанием для исковой защиты [3].
Хотя такая конструкция является юридически приемлемой, она кажется искусственной, потому что когда речь идет об энергозависимых носителях, физическое местоположение может быть локализовано только на очень короткий момент. Предполагая, что в будущем пользователи будут сохранять часть своих данных в сети на (сторонних) серверах, в научном обсуждении уже было проведено различие между кибер-собственностью и виртуальной собственностью [4]. Первый относится к владению носителями данных, необходимых для хранения, и аналогичен правам на владение недвижимостью. Точка контакта для виртуальной собственности — это, в свою очередь, права пользователей Интернета на данные или, точнее, на виртуальные объекты, которые хранятся на внешних серверах. Возможные конфликты возникают из-за расхождения прав на носитель, с одной стороны, и фактических данных, с другой.
Что касается бесплатной многопользовательской сетевой ролевой игры (MMORPG) Tibia, которая основана в области фэнтези, окружной суд Регенсбурга соответственно постановил, что оператор не обязан предоставлять неограниченный доступ к игре, которую он ведет [5]. Он имеет право отказаться от этого на основании своих прав виртуального дома и заблокировать учетные записи игроков. Однако необходимо обсудить, в какой степени конституционное положение также может влиять на владельца соответствующего домицильного права на данном этапе. Согласно немецкой доктрине основных прав, необходимо учитывать косвенное влияние свободы коммуникации на третьих лиц [6]. Пределы виртуального домицильного права частично проистекают из запрета на противоречащее поведение, который изложен в § 242 BGB: Любой, кто однажды открыл доступ к своей собственности — в данном случае к серверу — при определенных условиях не должен иметь больше лиц, которые могут произвольно пользоваться ими [7]. Однако подробности в этом контексте не уточняются.
Спор между пользователем Second Life Марком Брэггом и оператором Linden Lab, который начался в начале 2006 года, можно использовать в качестве еще одного примера обеспечения виртуальных прав по домицильному праву путем удаления учетной записи, которые были (фактически) для публичной продажи. В результате его доступ к Second Life был заблокирован, и не было никакой компенсации за 8000 долларов США, которые Брэгг вложил заранее. В результате Брэгг подал в суд на Linden Lab и ее управляющего директора. Стороны ожидали долгожданного решения суда о классификации виртуальных объектов и мировой валюты Linden-доллар с внесением внесудебного урегулирования спора [8].
Когда речь идет о юридических отношениях в виртуальных мирах, договорное право играет роль как минимум на двух уровнях. Прежде всего, необходимо рассмотреть потенциальный договор между отдельными пользователями и поставщиками игр. Это часто явно заключается в так называемых лицензионных соглашениях с конечным пользователем (EULA) на использование игрового программного обеспечения и / или Условиях обслуживания (ToS) для использования игровой онлайн-платформы. Однако в некоторых мирах существование юридически обязывающего договора может быть сомнительным. В частности, в случае бесплатных предложений юридически обязательный договор следует отличать от так называемых отношений вежливости, в которых стороны не хотят брать на себя никаких юридических обязательств.
Если предположить, что существует договор, то возникают интересные юридические вопросы. С одной стороны, это относится к той степени, в которой Условия использования оператора платформы также становятся частью договора между пользователем и поставщиком в соответствии с законодательством Германии. Как правило, они должны быть классифицированы как общие положения и условия, для включения которых немецкий закон предусматривает условия и которые подлежат строгому контролю содержания, особенно когда вовлечены потребители.
Второй важный юридический вопрос и, следовательно, второй уровень, о котором идет речь, — это степень, в которой эти договорные положения также применяются между отдельными пользователями на платформе. Среди прочего, это возникает при операциях с виртуальными товарами и их обесценении.
Однако в научной дискуссии построение с помощью договоров также рассматривается критически, поскольку это дает операторам виртуальных платформ большую творческую силу [9]. Пример Брэгга против Linden Lab, описанный выше, снова можно связать с данным вопросом. Точные условия мирового соглашения, заключенного между сторонами, не разглашаются. Однако в этом контексте Linden Lab возобновила доступ Брэгга к онлайн-миру, и его инвентарь был восстановлен. Тот факт, что оператор, наконец, согласился выплатить истцу финансовую компенсацию в определенной сумме, показывает, что односторонние правила, возможно, произвольно составленные операторами частных платформ, не всегда могут привести к удовлетворительным решениям. Скорее, необходимо обеспечить, чтобы в случае уничтожения цифровой идентичности ее ценность была принята во внимание на законных основаниях.
Общие положения, такие как «существенная причина» расторжения договора в разделе 314 Гражданского кодекса Германии или «необоснованный недостаток» в разделе 307 Гражданского кодекса Германии при рассмотрении лицензионных соглашений, могут в принципе учитывать особенности отдельных виртуальных миров. Однако государство в значительной степени лишается своего структурного влияния, когда дело доходит до компенсации дисбаланса во взаимоотношениях между пользователем и оператором. Следствием этого будет отказ от вмешательства суда в отдельных случаях. Возникает вопрос, в какой степени кажется предпочтительным предоставить абсолютные права виртуальным объектам или аватарам помимо свободы составления договоров, то есть тех прав, которые должны соблюдаться всеми, независимо от договорных отношений. Отправными точками — также в немецком законодательстве — являются, например, защита «деловой репутации» [10] как части «права на открытое и действующее коммерческое предприятие» в Разделе 823 (1) Гражданского кодекса Германии (BGB).
Дело о том, что аватаров оскорбляют в виртуальных мирах. В таких случаях возникает вопрос, в какой степени применимое право уже предусматривает иски, например, о судебном запрете. Это зависит от того, затрагивается ли в деле элемент личных прав; тогда можно было бы в соответствии с §§ 1004 Abs.1, 823 Abs.1 BGB предъявлять претензии. Прежде всего, следует отметить, что аватары, даже в соответствии с действующей правовой структурой, не могут использовать общим правом личности [11].
На первый взгляд идея личных прав аватаров может показаться абсурдной, но она теряет свою особенность, если предположить, что реальные люди с очень разными свойствами могут развлекать аватаров в виртуальных мирах. Кстати, закон уже в отдельных случаях учитывает, что человек хотел бы прожить разные грани своей личности отдельно друг от друга. Можно подумать о позитивной защите псевдонима через право на имя в § 12 BGB или право художника не связывать свою истинную личность с вымышленным персонажем, которого он играет. Последнее было подчеркнуто судом в судебном споре о том, что актер, стоящий за комедийным персонажем «Аце Шредер» («Atze Schröder»), препятствовал упоминанию его настоящего имени. Личные права разработчика также могут быть затронуты, если аватар оскорблен. В этом случае на разработчика, возможно, повлияет его духовное и личное отношение к аватару, как к его работе, которая защищена в соответствии с § 11 UrhG. Наконец, следует отметить, что в юридической дискуссии право личности далеко не всегда ограничивается физическими лицами, как показывают многочисленные соображения, касающиеся «права корпоративной личности» («Unternehmenspersönlichkeitsrecht») [12].
Следовательно, необходим двусторонний подход в отношении любых прав, связанных с аватаром игрока. В этом отношении фактом остается то, что виртуальные личности как таковые не имеют собственной защиты в соответствии со статьей 2 п. 1 i. Помимо этого, однако, всегда будет возникать вопрос, в какой степени аватар влияет на человека, стоящего за ним. Здесь можно использовать общие принципы. Немецкое законодательство также уже знает различие между правом личности и правами лица, делающего заявление, так что в разных контекстах могут быть разные рамочные условия для диффамации, которые имеют отношение к взвешиванию.
Немецкое законодательство применимо к процессам в виртуальных мирах при условии соблюдения предпосылок для соответствующих фактов. Авторское право, которое всегда было связано с нематериальным, естественно, имеет меньше всего проблем с захватом процессов в виртуальном мире. Объекты, которые достигают необходимого уровня творчества, защищены немецким законом об авторском праве и, соответственно, также могут быть лицензированы и, таким образом, проданы.
Вопрос о том, в какой степени право собственности, например, когда речь идет о «домицильных правах» человека в виртуальных комнатах, может применяться напрямую или надлежащим образом, еще, по-видимому, не был полностью юридически решен.
Вопрос о том, в какой степени договорные отношения, существующие в виртуальном мире, приводят к надлежащему и справедливому распределению прав и обязанностей, кажется важным для политики. В этой области особенно важна правовая определенность, поскольку, как показано, экономическая и социальная ценность таких платформ значительно возрастает. В США между экспертами наблюдается спор, который вращается вокруг вопроса о том, в какой степени операторы платформ определяют структуру виртуальных миров односторонне через свои условия.
Однако с точки зрения медиаполитики в краткосрочной перспективе наиболее актуальными проблемами в области виртуальных миров, вероятно, будут те, которые влияют на отношения между операторами платформ и пользователями и, соответственно, также и на более традиционные приложения, такие как форумы или тому подобное. Вопрос об условиях, при которых оператор платформы несет ответственность за контент и какие аудиторские обязательства возлагаются на него, еще не получил должного разъяснения в соответствии с законодательством Германии; отдельные нижестоящие суды придерживаются более ограничительного курса, чем другие.
Литература:
- Lober, Andrea/Weber, Olaf (2005): Money for nothing? Der Handel mit virtuellen Gegenständen und Charakteren, Multimedia und Recht (MMR) 2005, S. 653 ff.
- Urteil vom 21.04.2008 — Az. 28 O 124/08, abrufbar unter http://www.jurpc.de/rechtspr/20080077.htm.
- LG München I, Urteil vom 25.10.2006 — Az. 30 O 11973//05, abrufbar unter http://medien-internet-und-recht.de/pdf/vt_MIR_Dok._111–2007.pdf.
- Carrier, Michael A./Lastowka, Greg (2007): Against Cyberproperty, Berkeley Technology Law Journal Jahrgang 22, abrufbar unter http:// ssrn.com/abstract=982026.
- AG Regensburg, Urteil vom 27.4.2006 — Az. 9 C 3693/05, abrufbar unter http://www.box.net/shared/x56ls711c0#.
- Ladeur, Karl-Heinz (2001): Ausschluss von Teilnehmern an Diskussionsforen im Internet: Absicherung von Kommunikationsfreiheit durch „netzwerkgerechtes“ Privatrecht, Multimedia und Recht (MMR) 2001, S. 787 ff.
- Maume, Philipp (2007): Bestehen und Grenzen des virtuellen Hausrechts, Multimedia und Recht (MMR) 2007, S. 620 ff.
- Linden Lab zur Beilegung des Rechtsstreits herausgegebene Pressemitteilung unter http://blog.secondlife.com/2007/10/04/resolution-of-lawsuit/.
- Regulierung von Onlinewelten, Fairfield, Anti-Social Contracts: The Contractual Governance of Online Communities, abrufbar unter http://ssrn.com/abstract=1002997.
- Yoon, Real Money Trading in MMORPG items from a Legal and Policy Perspective, abrufbar unter http://ssrn.com/abstract=1113327.
- Müller, Ulf/Souliotis, Katharina (2007): Avatars, Personality, and Identity, Legal Latitudes 2007, S. 64 ff., abrufbar unter http://www.osgoode.yorku.ca/legallatitudes/documents/Legal_Latitudes_Vol_01_No_04.pdf.
- Born, Christian (2005): Gen-Milch und Goodwill — Äußerungsrechtlicher Schutz durch das Unternehmenspersönlichkeitsrecht, AfP — Zeitschrift für Medien- und Kommunikationsrecht 2005, S. 110 ff.
