Кокни является одним из феноменов английского языка, сочетающим в себе черты диалекта, сленга и просторечия. Данное явление получило своё название благодаря пренебрежительному прозвищу населения рабочего района Лондона Ист-Энда. Кокни представляет собой южный диалект британского варианта английского языка, носители которого, по поверью, родились в пределах слышимости звона колоколов церкви Сент-Мэри-ле-Боу в Лондоне. С другой стороны, в середине XIX века кокни приобрёл черты сленга (cockney rhyming slang), кодового языка, изобретенного кокни для того, чтобы разговаривать на виду у полиции. Этот сленг стал такой же привлекающей внимание чертой, как и традиционные наряды кокни, расшитые перламутровыми пуговицами [2, с. 194].
Кокни обладает уникальным колоритом, что позволяет использовать его режиссерам, певцам, писателям и другим деятелям культуры. В литературе кокни занимает привилегированное положение среди прочих диалектов. Наделяя героев специфическими чертами, будь то язык, акцент или определённая черта внешности, автор стремится выделить его на фоне остальных персонажей. Иногда речь заходит не об одном герое, а о целой субкультуре, которую необходимо противопоставить другим социальным группам.
По мнению Дж. Фоулера, кокни всегда воспринимался как незаурядное языковое явление с комическим оттенком. По его мнению, уже в 16 веке элементы кокни были использованы в пьесах У. Шекспира. Примером такого влияния он приводит написание слова bailiff как bylyffe. Кроме того, Дж. Фоулер отмечает, что театр «Глобус» находился на южном берегу Темзы, и большинство персонажей неблагородного происхождения были сыграны кокни, вне зависимости от того, в какой стране по сюжету разыгрывалось действие [6, c. 7]. Слово «кокни» встречается у Шекспира дважды. Автор шекспировского лексикона Александр Шмидт делает вывод о том, что в пьесах Шекспира образ кокни характеризуется невежеством, незнанием жизни за пределами города [5].
Яркий портрет кокни был создан английской писательницей Фанни Бёрни (1752–1840). В её романе «Эвелина» были созданы яркие образы кокни, представленные семейством Бренгтонов и мистером Смитом. Данные персонажи были изображены как представители узкого, тупого, самодовольного лондонского мещанства.
Таким образом, слово «кокни» и все связанные с ним понятия, включая диалект и его носителей, в литературе XVIII –XIX вв. служило синонимом «простонародности», «безыскусности». Существовала даже Кокнийская школа (Cockney School) — группа известных поэтов, живших в Лондоне, чья деятельность пришлась на вторую половину XIX века. Важно отметить, что произведения данной группы поэтов не имеют прямого отношения к диалекту кокни. Из всех членов Кокнийской школы (П. Б. Шелли, Дж. Г. Ли Хант, У. Хазлитт, Дж. Китс и др.) только Джон Китс мог считаться кокни по происхождению. Название кружка впервые оно появилось в 1818 году в статье Дж. У. Крокера, сторонника классического пуризма в поэзии и первоначально носило негативную коннотацию, поскольку автор таким образом осуждал поэтов Кокнийской школы за их «простонародные» рифмы [9, c. 72].
В произведениях Ч. Диккенса происходит усиление комизма образа кокни. По мнению, В. Дибелиуса, герой «Посмертных записок Пиквикского клуба» Сэм Уэллер является «остроумным, бравым кокни», представителем своего класса, воплощением лондонского кокни. По социальному статусу кокни изображён как представитель мещанских низших слоев лондонского населения, говорящий с особым лондонским акцентом и обладающий особыми манерами и умонастроением, которое, предполагается, присуще только лондонцам. Г. К. Честертон говорил о Сэме Уэллере, что «в английской литературе есть великий символ Англии присущего народа». По его мнению, элементы кокни можно считать характерной чертой горожан Лондона: «Мистер Уилсон лондонец, — с улыбкой сказал сыщик-ирландец.– Да, я настоящий кокни, — отвечал тот». При этом диалект кокни используется для создания юмористического эффекта, речь персонажа помогает сформировать его образ, особенности произношения кокни обозначаются граффонами. Например, для персонажа Сэма Уэллера характерно употребление [v] вместо [w] (wery good), пропуск согласных (’ere вместо here), пропуск слогов (’tain’t вместо it isn’t и ’cept вместо except), грамматические особенности (ain’t вместо isn’t) [5].
Диалект кокни появляется в произведениях У. С. Моэма. В романе «Лиза из Ламберта» (1897) диалект является одним из средств воплощения идеи автора. Роман был создан на основе воспоминаний писателя о прохождении медицинской практики при больнице cв. Фомы в трущобах восточной части Лондона. Грубость и вульгарность кокни прекрасно подходили для передачи особенностей речевой характеристики героев произведения. У. С. Моэм пишет в предисловии к роману: «Говорили на кокни. Смею надеяться, что воспроизвел их речь с максимальной точностью. Их словарный запас не отличался разнообразием в отличие от их детей. Имея в распоряжении более скудный язык, они и чувствовали и думали проще» [1, c. 225]. В данном произведении кокни используется для поднятия социальной проблемы, просторечие характеризует персонажей романа как необразованных людей. Диалект кокни является яркой чертой персонажей, например, Мадам Клод из пьесы «Леди Фредерик», характеризуется как «светского вида дородная дама, изысканно одетая, говорит на кокни. Лицо отражает готовность дать бой, закатить сцену, не принимать никаких возражений» [3]. Главная героиня романа «Театр», актриса Джулия Лэмберт, пыталась сымитировать диалект кокни, чтобы создать впечатление, что к телефону подошла служанка. Данные примеры характеризуют прием имитации диалекта кокни как один из способов создания образа персонажа.
Самую известная художественная репрезентация диалекта кокни находится в пьесе Бернарда Шоу «Пигмалион» (1913), в которой профессор фонетики Генри Хиггинс хочет за несколько месяцев обучить бедную цветочницу Элизу Дулиттл, говорящую на кокни, произношению и манере общения высшего британского общества. В данном произведении Шоу соединил две одинаково волнующие его темы: проблему социального неравенства и проблему классического английского языка. Он считал, что общественная сущность человека выражается в том, как он говорит. Территориальные диалекты не только идентифицируют группу людей, но и определяют его место в обществе. Подобно своему персонажу Генри Хиггинсу, Бернард Шоу старался уловить все нюансы звучания кокни. Тем не менее, в некоторых пьесах позднее были найдены несоответствия произношению кокни. Например, в «Кандиде» (1894), одной из ранних пьес Б. Шоу, его персонаж Бёрджесс говорит на кокни, произнося moddle вместо model, хотя отмечается, такое кокни произнёс бы это слово как modo [11, c. 34].
Своеобразной революцией в изображении кокни в литературе стал роман Энтони Бёрджесса «Заводной апельсин». На протяжении всего романа читатель сталкивается с использованием грубого варианта кокни, который превращается на страницах романа в сленг или жаргон. Цель данного приёма — продемонстрировать необычность происходящего, его ужасающую нетипичность, проявляющуюся даже на уровне языка. Для этого автор создал особый сленг надсат (Nadsat) на основе русского языка и кокни. При этом количество слов, взятых из лексикона кокни невелико: cutter «деньги» (bread-and-butter); rozz «полицейский» (rozzer). Однако кокни стал прообразом надсата, вдохновившим автора на создание данного сленга. Непривычность и уникальность — это особенности кокни, которыми автор романа воспользовался в художественных целях.
Название «Заводной апельсин» (A Clockwork Orange) роман получил от выражения, которое когда-то было широко распространено у кокни. Кокни старшего поколения о вещах странных или непривычных говорят, что они «кривые, как заводной апельсин», то есть это вещи самого причудливого и непонятного толка. Таким образом, роман, главный герой которого не является кокни, становится ярким примером того, как использование кокни влияет на восприятие читателей, и становится основой для нового лингвистического образования [4, c. 51].
Кокни используется в литературе не только как характеристика персонажей или способ создания воссоздания атмосферы и места действия, но и как кодовый язык. Например, в детективе Дика Френсиса «Движущая сила» (1992) кокни является ключом к раскрытию дела, и разгадка преступления зависит от правильной расшифровки послания механика Джоггера, говорящего на кокни. Таким образом, данный диалект становится важной частью сюжета, а не просто деталью описания. Ключевым элементом кокни в данном произведении является рифмованный диалект кокни: 'What's the boil, then?' he said. He spoke his own sort of cockney rhyming slang, and indeed I often thought he made most of it up himself, but I was used to it by that time. For boil, read boil and bubble, trouble [7]. Главный герой разгадывает рифмы данного персонажа, что создаёт юмористический эффект: 'That Brett never cleans it proper. Got no Jekyll.' Jekyll and Hyde, I thought: pride [7]. В данном детективе также описывается специальный разговорник кокни, отражающий возможные рифмы:'Amely', I read. 'Gamely, lamely, namely, tamely'. 'Etter — better, debtor, fetter, getter, letter, setter, sweater, wetter…' [7].
Рифмованный сленг кокни, придуманный в качестве кодового языка для обмана полиции, является самым узнаваемым признаком кокни. Важно отметить, что в то время как диалект кокни сохранял устойчивую связь с городским просторечием, рифмованный сленг использовался во многих классах, в том числе аристократических. Согласно результатам исследования Джулиана Франклина, рифмованный сленг кокни произошёл от рифмованного сленга высших слов общества (upper class rhyming slang). Даная разновидность сленга появилась в середине XVI века благодаря Кристоферу Марло, который, по мнению Дж. Франклина, придумал данный сленг как кодовый язык во время своей разведывательной деятельности. Примером рифмованного сленга служит замена слова physician на рифмующимся с ним Titian: Oh, that looks nasty! You ought to go and see a Titian! Рифмованный сленг кокни появился позже, в начале XIX века, из него исчезли культурные аллюзии и книжные слова. Например, в рифмованном сленге кокни слово stairs зашифровывалось как apples and pears [8, c. 130].
В XXI веке диалект кокни закрепил за собой черты сленга и стал культурным феноменом английского языка. Существует множество разговорников кокни, а также книг, посвящённых данному явлению. В 2009 году учитель Кит Парк (Keith Park) переложил Библию на рифмованный сленг кокни, чтобы привлечь внимание учеников спецшколы Чарлтон в юго-восточной части Лондона к изучению священного писания. Данная книга получила название «Библейские истории на рифмованном сленге кокни» (Bible Stories in Cockney Rhyming Slang), причём данный перевод носит достаточно вольный характер. Например, Иисуса Христа он называет не Jesus Christ, а Cheese and rice, слово господне — не Word of God, а The Lemon Curd of God. Слову dead (мертвый) соответствует brown bread (серый хлеб). Также на кокни был переведён Новый завет [10, с. 3].
Таким образом, в литературе употребление кокни разными персонажами служит как стилистическим средством, так и способом воспроизведения атмосферы и особенностей описываемого общества, места и времени. В основном, данный диалект используется для создания юмористического эффекта. В зависимости от целей автора, в речи персонажа кокни может передавать его невежественность, необразованность и социальный статус. Кроме того, кокни является территориальным диалектом, указывающим на лондонское происхождение персонажа. В литературе XX-XXI века акцент в литературных произведениях делается на рифмованный сленг кокни, который вызывает интерес к данному явлению и служит его отличительной особенностью.
Литература:
- Глотова, А. В. Особенности перевода диалекта кокни в романе У. С. Моэма «Лиза из Ламбета» / А. В. Глотова // Збірник наукових праць. — Переяслав-Хмельницький, 2013 — С. 224–226.
- Ефимова, О. П.: Об экзистенциональных особенностях кокни / О. П. Ефимова // Уральский филологический вестник. — Череповец, 2012. — № 3. — С. 192–197.
- Моэм, У. С. Леди Фредерик / У. С. Моэм. — URL: http://lib.ru/INPROZ/MOEM/p_frederik.txt (дата обращения: 16.06.2018).
- Сердюкова, О. И. Новаторство Э. Бёрджесса в развитии жанра антиутопии / О. И. Сердюкова // НАУЧНАЯ ДИСКУССИЯ: вопросы юриспруденции, филологии, социологии, политологии, философии, педагогики, психологии, истории, математики, медицины, искусства и архитектуры. — С. 49–58.
- Шпет, Г. Комментарий к роману Чарльза Диккенса «Посмертные записки Пиквикского клуба» / Г. Шпет. — URL: http://fb2.booksgid.com/content/C3/gustav-shpet-kommentariy-k-romanu-charlza-dikkensa-posmertnye-zapiski-pikvikskogo-kluba/28.html (дата обращения: 16.06.2018).
- Fawler, J. Cockney Dialect and Slang / J. Fawler. — Oachita Baptist Unversity, 1984. — 22 p.
- Francis, D. Driving Force / D. Francis. — URL: file:///C:/DOCUME~1/User/LOCALS~1/Temp/ [Driving_Force]_Dick_Francis_-_Driving_Force(BookFi).htm
- Franklyn J. A Dictionary of Rhyming Slang / J. Franklyn. — London: Routledge, 1994. — 224 p.
- Mott, B. Traditional Cockney and popular London speech / B. Mott. — Dialectologia, 2012. — P. 69–94.
- Park, K. Bible Stories in Cockney Rhyming Slang / K.Park. — London, 2009. — 32 p.
- Wells, J. C. Accents of English. Volume 2: The British Isles / J. C. Wells. — Cambridge University Press, 1982. — 466 p.
