Началом русской литературной утопии принято считать XVIII век. В противовес западным вымышленным мирам отечественные утописты предметом своего изображения избирают Россию, но Россию, лишенную недостатком, изменившуюся, идеальную [16, с. 122]. «В количественном отношении русская литературная утопия уступает западноевропейской», — справедливо отмечает Т. Чернышева [9, с. 17]. Но это легко объяснимо тем фактом, что русская утопия чаще всего представлена не как самостоятельный жанр, а гармонично вплетена в другие эпические жанры: романы, фантастические рассказы. Например, «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Радищева, где утопическая установка прослеживается не во всем произведении, а выступает в рассказе о сне, в котором повествователю привиделось, что он — царь. Рассказав об угодничестве и лжи приближённых к царю, он вводит в рассказ «Истину», которая снимает бельмо с глаз царя и показывает ему страшную правду... [11, c. 67] Русским писателям характерно острое ощущение разрыва между идеалом и действительностью. Известный литературный критик и философ В. П. Шестаков считал, что русским утопистам характерно наличие «пронзительной мечты, осуществимой лишь в далёком будущем» [17, с. 41], а представителям европейской утопии характерно построение утопических моделей общества в ближайшем будущем.
Известными утопическими произведениями этого периода являются «Путешествие в землю Офирскую» М. М. Щербатова, «Сон» А. Д. Улыбышева, «4338 год» Ф. В. Одоевского, основанные на развлекательных фантастических сюжетах [12, с. 12].
Европейской утопии вообще характерен жанр путешествия в неведомые страны. Этот сюжетный ход был заимствован М. М. Щербатовым при описании «земли Офирской». Но русской литературной утопической традиции характерен в большей степени прием сновидений. Причем не каждый сон можно классифицировать как утопию, а только тот, который позволяет заглянуть в будущее. Это своеобразный способ путешествия во времени из настоящего в будущее. Именно такие пространственно-временные отношения мы видим в рассказе А. П. Сумарокова «Сон «Счастливое общество», в главе «Спасская Полесть» «Путешествия» А. Н. Радищева, в четвёртом сне Веры Павловны романа «Что делать?» Н. Г. Чернышевского и др. Сны как грезы впервые зафиксировал в своих сказках В. Ф. Одоевский. Грезы — это не воплощение мечты, а пунктирное ее изображение.
Другой тип сна — вещий сон — мы видим в рассказе «Сон «Счастливое общество» известного русского драматурга А. П. Сумарокова. Критикуя правление императрицы Елизаветы, он изображает идеальное общество, которым руководит Государственный Совет, состоящий из мудрейших людей. Люди в этом «счастливом обществе» оцениваются по заслугам. Здесь приветствуются науки и ремесла и преследуются взяточничество и бюрократия. «Счастливое общество» — это антитеза современной автору действительности.
В известном литературном кружке «Зелёная лампа», в который входили Л. Толстой, А. А. Дельвиг, А. С. Пушкин, А. Я. Якубович, Ф. Глинка, также приветствовалось обращение к литературной утопии, потому как она позволяла соединить социальную критику настоящего с будущим.
В повести Улыбышева «Сон» герой переносится из Петербурга современного в Петербург будущий, который кардинально отличается наличием школ, библиотек, прекрасных общественных зданий. Начало этому переустройству было положено еще триста лет назад, когда на дворцовой площади флаг двуглавого орла заменил флаг с изображением феникса, держащего в клюве венец из оливковых веток. Таким образом, три столетия понадобилось Петербургу, чтобы превратиться из серого унылого города в процветающий град, где живут свободные люди, равные перед законом, где нет необходимости содержать армию, которая раньше была оплотом самодержавия. Армии просто нет, в ней нет необходимости.
Литературное наследие В. Кюхельбекера в силу известных обстоятельств невелико. Тем интереснее, что в его творчестве также нашли отражение утопические идеи. Его «Европейские письма», написанные в эпистолярном жанре от лица путешествующего по Европе в XXVI столетии американца, заслуживают особого внимания. «У Кюхельбекера, — писал Ю. Тынянов, — будущего декабриста, в высокой степени было развито чувство великого исторического будущего, ожидавшего его родину, и твёрдая вера в «усовершенствование человека». Его «Америка» — это будущая Россия декабриста; он связывает с ней молодость и значение своей страны, в сравнении с которой Европа обветшала» [14, с. 298].
Следует отметить, что российским утопистам XIX века было характерно воплощение в своих произведениях передовых социальных идеалов эпохи. Своеобразной энциклопедией русской литературной утопии можно считать роман В. Ф. Одоевского «4338», который пропагандирует идеи науки и техники в будущем обществе, высокие нравственные чувства жителей [8, с. 182]. Справедливости ради стоит отметить, что автору не удалось отрешиться от предрассудков эпохи. Его Россия XLIV века осталась империей со сложной социальной иерархией, весьма напоминающей государственное устройство России периода правления Николая II. В ней сохранена монархия и принцип классовости [10, с. 293].
Вторая половина XIX века ознаменована появлением весьма оригинальных по социально-философскому содержанию и эстетическому уровню утопических произведений. Прежде всего это знаменитый четвёртый сон Веры Павловны из романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?», в котором воплощены вера в прогресс, предвидение прекрасного грядущего.
В основе теории Рахметова лежит разумный эгоизм. В целом роман содержит логически стройную революционную программу, а вся книга наполнена идеями утопического социализма [13, с. 275].
Совершенно другую утопическую картину мира мы видим у Ф. М. Достоевского. В его художественном мире порой в неразрешимых трагических противоречиях запечатлена идея «золотого века». В частности в произведениях «Подросток» и «Сон смешного человека». Если в первом мотив «золотого века» предстает как высшее заблуждение человечества, то во втором он изображен как гуманистический идеал, который может быть воплощен, при условии безукоризненного соблюдения христианской заповеди «возлюби ближнего как себя самого» [6, с. 118]. Ф. М. Достоевский свято верил в возможность идиллии, гармонии и красоты естественной жизни, при условии соблюдения христианских заповедей, а при их несоблюдении неизбежно не только падение моральных и культурных ценностей, но и физическое уничтожение человечества.
Следующим периодом реализации утопических идей в русской литературе следует считать конец XIX — начало XX века, когда пессимистические настроения в общественном сознании, порожденные первой русской революцией, заставили писателей обратиться к утопическим мотивам. Такие мотивы отражены в произведениях В. Я. Брюсова «Земля», «Республика Южного Креста», «Семь земных соблазнов», в которых описаны различные достижения научно-технического прогресса, в том числе даже радиоактивное освещение [17, с. 57].
В результате революции 1917 года возникла потребность прогнозирования ближайшего и далекого социального будущего. Таким образом, жанр утопии опять стал весьма востребован и популярен. Е. И. Замятин опубликовал свой роман «Мы», традиционно считающийся первым романом-антиутопией мировой литературы XX века, в 1920 году.
«Антиутопический роман — это нашедший себе литературное выражение отклик человеческого существа на давление «нового порядка» [2, с. 53]. В отличие от утопии антиутопия — это своего рода пародия на утопические произведения и подобно сатире она может реализовываться как в эпических, так и в лирических и драматических жанрах.
Писатели-антиутописты ставят своей целью разъяснить читателю, какой будет расплата простого обывателя за всеобщее счастье. Антиутопия призвана развенчать миф, созданный утопией. Российский критик, литературовед А. Зверев подчёркивает: «Для классической утопии элемент социальной мифологии обязателен; он может быть выражен с большей или меньшей отчётливостью, однако присутствует всегда» [7, с. 40]. Неслучайно антиутопия как жанр стала популярна именно в XX веке, ведь именно в этот период революций и мировых войн утопические идеи стали воплощаться в жизнь. В частности, идея создания большевистской России, конечной целью которой является построение светлого коммунистического будущего. Отечественная антиутопия ставит своей целью развенчание государственной идеи. Об этом «Ленинград» М. Козырева, «Чевенгур» и «Котлован» А. Платонова [4, с. 39]. Но жестче всего идеи коммунарских проектов раскритикованы в романе «Мы» Е. Замятина на примере образа Единого Государства, контролирующего все: личную жизнь, искусство и даже уверенность в завтрашнем дне. Главная опасность, исходящая от Единого Государства, по мнению автора, в абсолютном подавлении личности и всеобщем поклонении Благодетелю. Основу конфликта составляет противопоставление «я» героя власти.
К середине XX века русская антиутопия практически исчезает благодаря чуткому контролю союза советских писателей. Ее возрождение наблюдается лишь в 60-е годы. Это закономерно и обосновано, потому как антиутопия по злободневности тематики, по наличию критики реальной действительности не могла сосуществовать наряду с другими произведениями социалистического реализма. Ближе к концу века наблюдается изменение классического хронотопа антиутопии: пространство суживается, время тоже. Это можно наблюдать в повестях А. Кабакова «Невозвращенец», Вяч. Рыбакова «Не успеть», Л. Петрушевской «Новые Робинзоны» [1, с. 20].
В конце XX века в романах-антиутопиях А. Платонова «Чевенгур», В. Набокова «Приглашение на казнь» мы наблюдаем повышенный интерес не столько к социальным утопиям человечества, сколько к проблемам нравственного разрушения. Писателями зафиксировано абсолютно новое тотальное антиутопическое сознание, знаковое для современной им действительности. А. Генис полагает, что современные писатели, «балансируя на краю пропасти в будущее, обживают узкое культурное пространство самого обрыва» [3, c. 112].
В 80-е годы возникла и получила свое распространение в дальнейшем идея интеллектуальной сверхутопии: «Антиутопическое отрицание незаметно превращается в норму отношения к действительности… В 80-е годы возникла своего рода интеллектуальная сверхутопия: проект удаления утопического измерения из сознания человека, из культуры», — отмечает В. Чаликова [15, с. 89]. Современным антиутопиям характерны гиперболизация деталей, фантастический сдвиг действительности, фиксация знаковых элементов реального мира.
Подводя итоги, следует отметить, что в каждой эпохе утопии нашли свое место. При этом, несмотря на жанровое многообразие, все они призваны были решать вечные философские вопросы о человеке, человеческом обществе, государственном устройстве, целях жизни и идеалах [5, с. 14].
Итак, обобщая вышеизложенное, констатируем, что утопия прошла длинный путь от античности до современности и на каждом историческом отрезке имела свои отличительные черты, запечатлевала мечты человечества о лучшем будущем. Так как проблема будущего человечества относится к категории философских, то утопия, призванная ее отражать, однажды возникнув, уже никогда не исчезнет из мировой художественной литературы, а вслед за ней не исчезнет и антиутопия, являющаяся ее неотъемлемой антагонистической парой.
Литература:
- Воробьева А. Н. Русская антиутопия XX века в ближних и дальних контекстах. — Самара, 2006.
- Гальцева Р., Розянская И. Поиски человека // Новый мир. 1988. № 12. — С. 53.
- Генис А. Иван Петрович умер. — М., 1999.
- Долгина Е. С. Проблемы культуры в русской литературной утопии XIX-XX веков: Монография. — Нижневартовск: Изд-во Нижневарт.гуманит.ун-та, 2009.
- Долгина Е. С. Проблемы культуры в русской литературной утопии XIX-XX веков: автореф. дис., канд.культурологии: 24.00.01 / Долгина Екатерина Станиславовна. — Нижневартовск, 2008.
- Достоевский Ф. М. Сон смешного человека. Полное собрание сочинений в 30-ти томах. — Л., 1983. — Т.XXV.
- Зверев А. Крушение утопии // Иностранная литература. 1988. № 11.
- Ковтун Н. В. Роман В. Ф. Одоевского «4338 год» и традиции интеллектуальной утопии в России // Известия ТПУ, 2004. Т. 207. № 5.
- Ковтун Н. В. Русская литературная утопия второй половины XX века: Монография. — Томск: Изд-во Томского ун-та, 2005.
- Одоевский В. Ф. Последний квартет Бетховена / Сост., вступ. статья и примечания В. Л. Муравьёва. — М., 1982.
- Радищев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву. — Петрозаводск, 1971.
- Русская литературная утопия. Вступительная статья В. П. Шестакова. — М., 1986.
- Скафтымов А. Художественные произведения Чернышевского, написанные в Петропавловской крепости // Нравственные искания русских писателей. — М., 1972.
- Тынянов Ю. Пушкин и его современники. — М., 1968.
- Чаликова В. Утопия и свобода. Эссе разных лет. — М.: Весть, 1994.
- Чернышева Т. Русская утопия // Сибирь. 1990. № 6.
- Шестаков В. П. Эсхатология и утопия (очерки русской философии и культуры). — М.: Гуманитарный издательский центр «ВЛАДОМ», 1995.
