Сущность многих, порой весьма важных общественных институтов, может быть понята лишь исходя из типа того общества, которым они порождены. Каким же образом можно классифицировать типы обществ?
Определение типа общества по признаку господствующей в нем социально-экономической формации представляется совершенно недостаточным, равно как и использование иного типа евроцентристской классификации (например, типа «дикость – варварство – цивилизация»). В противовес такому подходу, и на Западе, и в России многими учеными и философами развивалось представление о человечестве как сложной системе многих культур и цивилизаций: их разнообразие рассматривалось как важная предпосылка не только полноценного развития, но и самого существования человечества.
Во второй половине ХХ века это представление приобрело строгие научные формы. В современном обществоведении актуальным становится, в частности, различение обществ «современного» (индивидуалистического) и «традиционного» (коллективистского). Различаются они по преобладанию того или иного типа общественных отношений – конкуренции или кооперации. Если индивидуалистическое («современное») общество есть «общество-рынок», в нем отношения конкуренции преобладают над отношениями кооперации, то второе, коллективистское («традиционное») – «общество-семья», где все наоборот – отношения кооперации доминируют над отношениями конкуренции.
Антропологические модели, определяющие соотношение понятий «человек» и «общество», в коллективистском и индивидуалистическом обществах различаются принципиально.
В коллективистском обществе, воспринимающем себя как соборная целостность, полноценной личностью здесь признается не индивидуум, но живое и органическое единство многообразия: «Личность – единство множества и множество единства. Она – всеединство, внутри которого нет места механическим и причинным связям, понятие которых уместно и удобно лишь в применении к познанию материального бытия» [4, C. 356]. Концепция симфонической (соборной) личности противопоставляется либеральной концепции личности – самодостаточного и суверенного индивидуума. В частности, русские евразийцы утверждали: «…понятию отъединенного и замкнутого в себе социального атома, мы противопоставляем понятие личности как живого и органического единства многообразия… мы признаем реальностью не только индивидуальную личность (которая по существу-то своему вовсе не только «индивидуальная»), а и социальную группу… и народ, и субъект культуры, и человечество. Заменяя понятие внешней связи понятием связи органической или личной, мы считаем и называем их личностями, но в отличие от индивидуумов – личностями соборными или симфоническими» [Там же, С. 356]. Человек есть средоточие множества человеческих связей; он всегда включен в те или иные солидарные группы.
Представление о человеке как «свободном атоме», движимом исключительно собственными интересами, сложилось в процессе становления индивидуалистической цивилизации Запада в XVI–XIX веках. Это представление диктовалось интересами формирующегося капитализма, нуждающегося в рынке рабочей силы, состоящем из свободных, по возможности ничем между собой не связанных индивидуумов. По мнению С. Кара-Мурзы: «Когда средневековая Европа превращалась в современный Запад, произошло освобождение человека от связывающих его солидарных, общинных человеческих связей... Поэтому община всегда была главным врагом буржуазного общества и его культуры» [6, С. 406]. Как утверждал Томас Гоббс, пpиpодное, вpожденное свойство человека - подавлять и экспpопpииpовать дpугого человека. Таким образом, естественное состояние для человека представляется как война всех против всех (bellum omnium contra omnes). В условиях цивилизации, гражданского общества, эта война вводится в рамки закона и становится конкуренцией.
Очень важно для традиционного общества понятие народ как соборной личности особого рода, «надличностной общности, обладающей исторической памятью и коллективным сознанием» [Там же, С. 407]. В народе каждое поколение связано отношениями ответственности и с предками, и с потомками. В индивидуалистическом обществе понятие народ трактуется иначе, это – совокупность «свободных атомов» (индивидуумов), соединяющихся в народ посредством свободной ассоциации - через гражданское общество. Те, кто отторгает «нормы гражданского общества», не принимая правил «общественного договора», составной частью народа не является.
Европейская Реформация оказала фундаментальное влияние на формирование доминирующей в общественном мнении современного Запада антропологической модели. Идее коллективного спасения душ, религиозного братства был противопоставлен религиозно обоснованный индивидуализм, базирующийся на идее предопределенности – предопределенности спасения для одних, и гибели – для других. Как следствие отмеченного деления, формируется социал-дарвинизм, переносящий известную эволюционную схему на человеческое общество, а затем и откровенный расизм: вначале – по отношению к «дикарям», населяющим колонизируемые территории, а затем – по отношению к низшим классам собственного общества, в том числе и к пролетариату.
В России, как и в других обществах коллективистского типа, не произошло протестантской Реформации, а идеи Просвещения и научной революции, внедряясь в иную культурную среду постепенно и без религиозного подкрепления, не произвели идеологического переворота. Представления о «естественном состоянии» общества как «войне всех против всех» не снискали популярности, как, впрочем, и социал-дарвинизм. В России развивалась особая ветвь дарвинизма, делающая упор не на борьбе за существование, а на кооперации – как внутри-, так и межвидовой.
Таким образом, в рамках рассматриваемых нами антропологических моделей проявляется ярко выраженный антагонизм обществоведческих парадигм. Для его рассмотрения необходимо сопоставить подходы, характерные как для западноевропейской, так и для отечественной социально-философских традиций.
Взгляды на общество в западной социальной философии от Гоббса и до наших дней следуют принципам методологического индивидуализма, рассматривая общество как результат действий индивидов. Русская же социальная философия вообще считала саму постановку вопроса некорректной, полагая, что личности вне общества просто не существует: общество и человек связаны нераздельно, формируя иерархию «соборных личностей» разного уровня.
Как уже было отмечено, различны и те социальные процессы, что скрепляют общество. На Западе этим процессом является эквивалентный обмен между индивидами, контракт купли-продажи, свободный от этических ценностей и выражаемый чисто количественной мерой цены. Индивидуалистическое общество – с господствующим в нем императивом свободы – формируется по типу рынка.
Напротив, в России как в обществе коллективистского типа люди связаны множеством отношений зависимости. Рынок регулирует лишь небольшую часть общественных отношений, зато велико значение отношений «внерационального» типа, мотивируемых этическими ценностями – служения, исполнения долга, любви, заботы и принуждения. Комплекс общественных отношений в коллективистском обществе выстраивается по «семейному типу», на основе императива совершенства.
Принципиальное отличие коллективистского общества от индивидуалистического состоит в том, что в первом всегда формируется ядро этических ценностей, признаваемых общими для всех членов общества («неписаный закон»). В таком обществе всегда была важна «идея-правительница», скрепляющего людей с обществом, «симфонической личностью» высшего порядка. Наличие общей идеи («общего дела»), принятой большинством граждан, придавало государству большую силу. Напротив, сомнения или разочарование в этой идее («живем не по правде») могли привести – и приводили - к коллапсу и падению государства.
Индивидуалистическое общество возникает через расчленение общей (тоталитарной) этики на множество частных, профессиональных этик – коммерческой, административной, политической и т.д. Секуляризировав, очистив отношения людей от внерациональных сил, индивидуалистическое общество приобретает большую устойчивость, становясь нечувствительным к потрясениям в сфере идеалов. В частности, оно равнодушно к проблеме признания социального порядка справедливым или несправедливым – критерий справедливости исключен из процесса легитимации общественного строя.
Главное внешнее отличие правовых систем двух типов общества – в степени формализации норм права, их представления в виде законов и кодексов. За этим стоит отношение между правом и этикой. Конечно, в любом обществе система права базируется на господствующей морали, на представлениях о допустимом и запретном, но в западном обществе все это формализовано в несравненно большей степени, поскольку в нем устранена единая этика. Постмодернистский плюрализм в этической сфере порождает присущий культуре западного общества нигилизм. В правовом плане этот нигилизм означает безответственность, замаскированную понятием «свободы».
Понятие «свободы» в традиционном обществе уравновешено множеством запретов, в совокупности порождающих мощное чувство ответственности (концепция «правообязанностей»). Поэтому, с точки зрения человека индивидуалистического общества, такое общество выглядит как неправовое – в нем нет принципиальной необходимости в формализации нравственных запретов в виде законов. В обществах коллективистского типа право ассоциируется с правдой – совокупностью базовых этических норм. Эти нормы до такой степени сливаются с правовыми, что большинство людей в обыденной жизни и не делают между ними различия.
В индивидуалистическом обществе этический контроль заменяется контролем закона, тогда как в традиционном право в значительной мере зафиксировано в культурных нормах, табу и преданиях. Эти нормы выpажены на языке тpадиций, пеpедаваемых при непосредственном общении от поколения к поколению, а не чеpез фоpмальное обpазование и воспитание индивидуумов. В этом случае общественная мораль, «социально признанный стереотип поведения» формирует право. И потому здесь отвергаются установки типа «Закон плох, но это – Закон». Если закон плох, если он противоречит общественной морали, он не имеет право на существование, а тот, кто все-таки выполняет его требования – идет против общества.
С. Кара-Мурза пишет: «Тpадиционное госудаpство "стыдливо". Госудаpство гpажданского общества в пpинципе "стыда не имеет", в нем бывают лишь наpушения закона. "Кpовавое воскpесенье" доконало цаpизм, а pасстpел в Чикаго никакого чувства вины в США не оставил. Это видно и по близкому нам времени. Хpущев пошел на уличные pепpессии в Новочеpкасске (в масштабах, по меpкам Запада, ничтожных) – но это тщательно скpывалось. Это был позоp, Хpущев его и не пеpежил как генсек. Сегодня, после либерализации общества, танки могут pасстpеливать людей в течение целых суток в центpе Москвы с показом по телевидению на весь миp. И понятие гpеха пpи обсуждении этой акции вообще исключено» [5, С. 427-428 ].
В процессе «построения правового государства» в России с высоких трибун провозглашалось: «Принцип "разрешено все, что не запрещено законом" должен пониматься буквально». Это положение означает разрыв с системой права традиционного общества, поскольку снимает все «табу», все не зафиксированные в законе культурные нормы, и его реализация в столь категорической форме имела бы катастрофические для нашей страны последствия.
Поскольку мироощущение и представления о человеке в современном и традиционном обществе различны, то различаются и основания естественного права. Согласно концепции индивидуума, человек рождается вместе со своими неотчуждаемыми личными правами. В совокупности они входят в его естественное право. В традиционном обществе человек является не индивидуумом, - а членом общины. Он рождается не только с некоторыми личными, но и с неотчуждаемыми общественными, социальными правами.
Отсюда принципиальная разница в подходах к таким задачам, как, например, охрана здоровья. В индивидуалистическом обществе человек есть владелец собственного тела, - и потому забота о собственном здоровье есть его частное дело. В коллективистском обществе, где человек есть клеточка живого организма – социума, его тело не есть объект, могущий находится в чьей-либо (пусть и его личной) собственности, – это часть Целого. Забота о здоровье населения, в соответствии с этой логикой – есть забота общества в целом и, безусловно – государства.
В соответствии с представлениями о человеке и с теми связями, которые соединяют людей в общество, строится политический порядок, определяющий тип государства. Имея как образец идеал семьи, традиционное общество порождает особый тип государства, где отношения власти и подданных иерархичны и строятся по образу отношений отца и детей. Ясно, что представления о свободе, взаимных правах и обязанностях здесь принципиально иные, нежели в государстве западного общества.
Рассмотрим этот вопрос на основе сопоставления государственных идеалов, доминирующих в западной (правовое государство), – и российской (государство Правды) политико-философских традициях.
Главная идея государства Правды – подчинение государственности нормативным ценностям, имеющим непреходящее значение. В истории России под наслоениями многообразных взглядов и теорий всегда проглядывало желание обуздать социальную энтропию, добиться самоподчинения человека высшей Правде, основанной на идее духовного совершенства.
В данном контексте государственная власть признается служением особого, духовного характера. Такая верховная власть – единая и неделимая, мощная, независимая от капризов толпы, связанная с народом не бумажной казуистикой схоластической законности, но живым повседневным опытом соборного единения – только она может обеспечить ту высшую цель, ради которой существует: «управить житие подданных во всяком благочестии и чистоте» духовных идеалов. Ради этого же власть – свободно и добровольно – ограничивает себя в намерениях и действиях рамками морали.
Перед «государством Правды» всегда стояли три задачи: блюсти Веру, «возвращать правду на землю» и противостоять абсолютизации материального начала в жизни народа. Самой важной была обязанность «возвращать правду на землю», т.е. гармонизировать социальные отношения. Правда рассматривалась здесь как характеристика состояния социальной гармонии, совершенного состояния, в котором только и может существовать Нация как полноценная «симфоническая личность» [2, C. 76].
В Европе Реформация стала революцией не только в религиозной сфере, но и в идее государственного строительства. Назвав новое общество «республикой собственников», теоретик гражданского общества Дж. Локк так и объяснил суть государства: «Главная и основная цель, ради которой люди объединяются в республики и подчиняются правительствам – сохранение их собственности» [цит. по 6, С. 413].
Очевидно, что гражданское – индивидуалистическое – общество основано на конфронтации с неимущими. Внутреннее единство общества отрицается принципиально, как утрата свободы, как тоталитаризм. В норме государство, как политический рынок должно поддерживать условия для конкуренции, а периодически, как аппарат классового насилия – вести войну и испытывать революции: «Гражданские войны и революции присущи либерализму так же, как наемный труд и зарплата – собственности и капиталу. Демократическое государство – исчерпывающая формула для народа собственников, постоянно охваченного страхом перед экспроприацией... Гражданская война является условием существования либеральной демократии. Через войну утверждается власть государства так же, как "народ" утверждается через революцию, а политическое право - собственностью...» [Там же].
Напротив, единство общества («соборность») всегда является приоритетом государства традиционного общества. Источник его легитимности (т.н. «традиционная легитимность») – не в победоносной гражданской войне, а именно в авторитете государя как отца. Единство – главная ценность семьи, поэтому во всех своих ритуалах это государство подчеркивает существование такого единства.
Различие двух типов государства хорошо видно при сравнении голосования в представительных органах власти. Голосование - древнейший ритуал, завершающий процесс согласования интересов и выработки взаимоприемлемого решения. В парламенте голосование есть ритуал, символизирующий конкуренцию, в которой побеждает сильнейший. В структурах типа Совета (любого вида), где стремятся обеспечить единодушие, голосование есть ритуал согласия.
Тот же смысл имеют выборы в представительные органы власти. В гражданском обществе выборы представлены как политический рынок, на котором партии «продают» свои программы (товар) и получают плату в виде голосов граждан (покупателей). При этом каждый индивидуум – и только он – обладает правом голоса. Массовость участия в выборах существенного значения не имеет.
Выборы в традиционном обществе представляют собой подобие плебисцита, отражающего отношение населения к общей политике государства. При этом носителями голоса являются не только граждане, но и общности людей, – что проявлялось в СССР, в частности, в праве коллективов на выдвижение кандидатов во власть. Большое внимание уделялось обеспечению явки: даже незначительная неявка означала наличие сильного недовольства.
Смысл голосования как одного из механизмов волеизъявления граждан, соединяясь с другими элементами мировоззрения, определяет источник легитимации государства в рассматриваемых типах общества. В гражданском обществе государство рассматривается как рационально сконструированная машина. Оно обретает легитимность путем сложения голосов индивидуумов – «свободных атомов». В традиционном обществе государство сакрализовано, оно обладает неким высшим смыслом, святостью, которая возникает не из сложения голосов индивидуальных граждан, а из благодати того или иного вида. В крайнем случае теократического государства эта благодать, легитимирующая политическую власть, целиком исходит из божественного откровения.
Наиболее распространенным вариантом государства коллективистского общества является государство идеократическое. Источником благодати здесь является набор идеалов, признаваемых за общепринятые и не подвергаемых проверке через диалог или выборы («идея-правительница»). Легитимность такого государства, именуемая идеологической, достигается через соответствующую общественным идеалам социальную практику и подтверждается выборами плебисцитарного типа.
В структуре процесса легитимации в СССР чрезвычайно значимой была роль партии, прежде всего, как хранителя благодати и толкователя идеи-правительницы. Поэтому сама партия имела совсем иной тип, нежели партии гражданского общества, конкурирующие на «политическом рынке». КПСС была партией «соборного типа», обязанной демонстрировать единство как высшую ценность и источник легитимности всего государства (поэтому в ней не допускалась фракционность), внутри которой шел процесс согласования интересов, нахождение компромиссов и разрушение или подавление конфликтов – координация всех частей государственной системы.
Поэтому, как сегодня представляется очевидным, т.н. «демократизация» была ориентирована не на «улучшение» государства, а смену самого типа государственности и, более того, типа цивилизации. Возможные последствия такой революции – гораздо более фундаментальной, нежели социальные революции – оценивались многими обществоведами как катастрофа глобальных масштабов. Опыт 90-х годов в целом подтвердил эти оценки.
Любое общество побуждает людей к поведению, не выходящему за рамки установленных норм. Это осуществляется двумя принципиально разными способами – принуждением и внушением. Общество коллективистского типа издавна действует открытым принуждением и внушением. Называя его «недемократичным», «тираническим», обычно имеют в виду именно его авторитарность.
Индивидуалистическое («гражданское») общество порождает иной тип господства – через манипуляцию сознанием.
Манипуляция – способ господства путем духовного воздействия на людей через программирование их поведения. Воздействие направлено на психические структуры человека, осуществляется скрытно и ставит своей задачей изменение мнений, побуждений и целей людей в нужном власти направлении. Эта технология господства детально проанализирована
С. Кара-Мурзой в одноименном фундаментальном исследовании [5].
Манипуляция сознанием как средство власти возникает только в гражданском обществе, с установлением политического порядка, основанного на представительной демократии. Ведущие американские социологи П. Лазарсфельд и Р. Мертон утверждают: «Те, кто контролирует взгляды и убеждения в нашем обществе, прибегают меньше к физическому насилию и больше к массовому внушению. Радиопрограммы и реклама заменяют запугивание и насилие» [Цит. по 5, С. 425]. Власть монарха (или генсека) нуждалась в легитимации – приобретении авторитета в массовом сознании. Но она не нуждалась в манипуляции сознанием. Отношения господства при такой власти были основаны на «открытом, без маскировки, императивном воздействии - от насилия и подавления до навязывания, внушения, приказа – с использованием грубого простого принуждения» [Там же].
Воздействие на человека религии или пропаганды в идеократических (коллективистских) обществах, отличается от манипуляции принципиальнейшим образом Главное здесь – скрытность воздействия и внушение человеку желаний, заведомо противоречащих его основным ценностям и интересам.
Ни религия, ни официальная идеология идеократического общества не только не соответствуют этому признаку – воздействуя на общество, они действуют принципиально иначе. Ориентиры и нормы поведения, к которым побуждают эти воздействия, декларируются совершенно открыто, – ибо они жестко связаны с декларированными общественными ценностями.
Смысл же манипуляции сознанием состоит в том, чтобы направить стремления человека к цели, совершенно ему чуждой, а иногда и вредной, причем направить так, чтобы процедура осталось им незамеченной (жертва манипуляции сознанием совершенно убеждена в том, что действует она свободно, исходя исключительно из собственных интересов).
Сосуществование различных типов обществ в современном мире влечет за собой многообразие правовых и политических систем, экономических укладов, форм государственного устройства, форм и методов управления. Это многообразие представляется естественным, более того, совершенно необходимым для полноценного развития человечества. Стремление унифицировать этот процесс, навязывая социумам традиционного типа «политическую демократию» западного образца, «рыночную экономику» (хрематистику) глобального рынка, систему «римского права» и индивидуалистическую мораль Запада вкупе с технологиями манипуляции сознанием в социальной практике, приводят – и не могут не приводить – к чрезвычайно негативным для обществ коллективистского типа (одним из которых является российское общество) последствиям. Исходя из вышесказанного, ученое сообщество России и других стран, оказавшихся в аналогичных условиях, должно квалифицированно – хотя бы на уровне научной дискуссии – противостоять такого рода попыткам, гибельным для их стран и народов.
Литература
1. Алексеев Н. Н. Евразийцы и государство / Алексеев Н.Н. // Элементы. -1997. - № 9.
2. Гончаров Е. А. Симфоническая (соборная) личность / Е. А. Гончаров // Теория и история. - Красноярск. – 2003. № 3.
3. Гончаров Е. А. Оформление императива совершенства в идеологии русских евразийцев / Гончаров Е. А. – Красноярск: СибГТУ. – 2005. 140с.
4. Евразийство. Опыт систематического изложения // «Пути Евразии» / Под ред. Исаева И.А. - М.: Русская книга. - 1992. – 432с.
5. Кара-Мурза С. Г. Манипуляция сознанием / Кара-Мурза С. Г. – М.: Эксмо «Алгоритм». – 2004. 735с.
6. Кара-Мурза С. Г. Советская цивилизация: От начала до Великой Победы / Кара-Мурза С. Г. – М.: Эксмо «Алгоритм». – 2005. 640с.
