На протяжении столетий развитие немецкой культуры имело те же этапы становления, что и другие европейские культуры, но в то же время оно имело характерные особенности, которые определялись судьбой и историей германского государства. ХХ век явился трагичным для многих наций и культур, но в истории культуры западноевропейских стран не было столь радикальных и многочисленных поворотов как в немецкой, т.е. этот период для немецкой культуры оказался наиболее драматичным.
Потрясения, вызванные Первой мировой войной и ее последствиями, коренным образом изменили характер и направленность немецкой культуры и искусства. Приход к власти нацистов нанес культуре еще более серьезный удар. По мнению многих исследователей, период национал-социализма в Германии привел к обрыву преемственности в немецкой культурной традиции, на восстановление которой потребовались многие десятилетия. Говоря об утрате культурно-исторического контекста в рамах общеевропейской культуры модерна, Петер Козловски, отмечает, что в немецкой культуре разрыв в преемственности культурных традиций был значительно более существенным, чем в других европейских государствах. Исследователь объясняет это тем, что в Германии «к общемодернистской утрате контекста добавляется специфически немецкая утрата преемственности в период национал-социализма». Эта «специфически немецкая утрата преемственности» заключалась в крайне резком обрыве культурных связей, вследствие изгнания из страны нацистским режимом наиболее значительных и высоких традиций немецкого искусства.[4, c. 166]
По мнению многих исследователей, разделение Германии, происшедшее в столь сложный период для страны и для ее культуры, определило все дальнейшее развитие немецкой литературы и искусства XX века, а последствия этого потрясения и сейчас проявляются в тенденциях искусства вновь воссоединенной страны.
Культура ФРГ в послевоенный период характеризовалась специфически немецким ощущением обманутого поколения. Это трагическое состояние растерянности, разочарованности и в значительной степени даже стыда было наиболее ярко выражено западногерманской литературой, получившей название «литература руин». Из «литературы руин» возникла целая идеология, метафорически называемая «час ноль», обозначающая разрыв времен и надежду на обретение в будущем кардинально нового начала в культуре.
По мнению исследователей именно писатели, представители «литературы руин», считавшие необходимым извлечь уроки из опыта войны для разрешения сложившейся в послевоенный период ситуации в обществе и впоследствии объединившиеся в «Группу 47», вернули немецкой литературе и немецкому роману всемирный авторитет (Э.Юнгер, Г.Бёлль, Г.В.Рихтер, В.Борхерт, Г.Грасс).
Выражение чувство вины, осмысление трагических ошибок прошлого были определяющими, но не единственными тенденциями в западногерманской литературе. Поколение молодых авторов, не так глубоко переживавшее потрясения, через которые прошло немецкое общество за предшествовавшие десятилетия, стали обращаться к новым литературным темам, опираясь на философию экзистенционализма. Главным в их творчестве стала уникальность человеческого бытия, проблемы личности, ее взаимоотношения с миром и окружающими ее людьми. [5, c. 89]
В ГДР развитие искусства и литературы определялось отличными, социалистическими культурно-политическими реалиями. Официальной социалистической культуре было чуждо чувство вины за нацистское прошлое единого немецкого государства, и литература писателей Восточной Германии отличалась созидательным началом, обращалась к вопросам нравственности и к утверждению гуманистических основ в новой немецкой культуре.
Однако восточногерманские авторы не всегда оставались в рамках официальных культурных установок. К концу 60-х годов в связи с прогрессирующим пониманием несовместимости понятия истинного искусства с регламентацией авторитарной политики, по мнению исследователей, формируется оппозиционно-критическое направление в литературе Восточной Германии, представители которой стремились к освобождению своего творчества. [5, c. 94]
Представители такого направления восточногерманской литературы (К.Вольф, К.Хайн, Г.де Бройн, А.Вельм, Х.Мюллер) обратились, как и молодые западногерманские писатели, к проблемам психологического конфликта личности и общества. Этот поворот в литературе говорил о коренном изменении мировоззрения интеллигенции в ГДР, которое в 70-е годы стало выражаться в виде открытого гражданского неповиновения большинства писателей. [2, c. 28]
Новый критический подход к действительности обнажил серьезные противоречия между провозглашаемыми идеалами и реальным положением дел в стране. Поэтому, по мнению исследователей немецкой литературы, ничего уже не могло восприниматься молчаливо и прошлые попытки закрывать глаза на проблемы привели к тому, что накапливавшийся долгие годы протест вылился в открытое отрицание официальных установок, обостренное и трагическое восприятие действительности. Такая литература, являя собой оппозицию к официальной литературе, отличалась саркастической и трагической тональностью, была проникнута горькой иронией и ощущением абсурдности и «бессмысленной фарсовости жизни». [2, c. 30]
В поисках новых культурных и эстетических основ писатели ГДР обращаются к литературным традициям, к культурному наследию прошлого и накопленному опыту в сфере искусства. В связи с этой тенденцией, как отмечают многие исследователи, характерным для литературы ГДР 70-х годов стал творческий интерес к наследию немецкого романтизма, получивший название «романтической волны».
«Романтическая волна» литературы ГДР проявилась в использовании художественных методов романтизма, обращении к романтическим тематикам, переосмыслении и пародировании мотивов произведений эпохи романтизма. Восточногерманский писатели 70-90-х годов заимствовали у романтиков такие художественные приемы, как сатира, гротеск, мотив сновидений, фантастические и сказочные элементы повествования, а также отказ от нормативности, фрагментарность прозы и сложные по структуре построения произведений, в которых смешивались фрагменты различных жанров. Основными темами литературы романтического уклона того времени являлись интерес к трагическим судьбам и конфликтам, к личности (в особенности личности художника, находящейся в конфликте с обществом), критика современного общества и цивилизации, хотя в произведениях находили место и мечты о лучшей жизни.
Таким образом, несмотря на то, что тенденции в немецком искусстве, в значительной степени воплотившиеся в литературе ГДР и ФРГ, определялись спецификой немецкой истории, а не общемировыми катаклизмами, во многом по своему характеру совпадали с западноевропейскими и североамериканскими тенденциями в искусстве, которые с конца 60-х годов получили общее название «постмодернизма» в культуре и искусстве.
Несмотря на то, что в искусстве ФРГ и ГДР с конца 60-х годов начинали появляться характерные постмодернистские черты, искусство этих стран не интерпретировалось как постмодернистское до середины 80-х годов. Такая особенность обусловлена специфической судьбой немецкой культуры второй половины XX века, а также немецким менталитетом, обостренным отношением немцев к судьбе и «особому пути» своего народа.
Как отмечает И.Роганова, первые постмодернистские пробы пера конца 60-х начала 70-х годов таких западногерманских авторов, как П.Хандке, У.Бранднера, У.Видмера, Х.К.Буха и других остались умышленно незамеченными. Это обстоятельство объясняется тем, что для немецкого национального самосознания всегда были характерны поиски «особого немецкого пути» в культуре, и в это время литературная общественность в очередной раз начала развиваться в согласии с немецкой культурной спецификой, а постмодернизм представлялся явлением общемировым, глобальным, унифицирующим и стирающим национальные и культурные границы.
Заговорили об искусстве постмодернизма в ФРГ лишь к середине 80-х годов, когда, появились первые романы, которые стали осознанно интерпретироваться как постмодернистские («Молодой человек» (1984) Бото Штрауса, «Парфюмер» Патрика Зюскинда (1985), «Последний мир» Кристофа Рансмайра (1988)).
Обращение к постмодернизму немецкого искусства и литературы, по мнению И.Рогановой, способствовало освобождению от характерной для немцев идеи «особого немецкого пути», согласно которой немецкое искусство и литература «должны развиваться традиционно по-немецки, игнорируя новшества извне и способствуя сохранению особых ментальных характеристик» немцев.
Тенденции, наблюдавшиеся в литературе ГДР конца 60-х и 70-х годов, а также общественные настроения в государстве вполне вписывались в постмодернистское русло. Но в связи с наличием цензуры в социалистической ГДР многие произведения оппозиционно-критического направления в литературе не печатались вплоть до 80-90-х годов, и тем более было невозможно говорить о таком антисозидательном, западном явлении культуры как постмодернизм. Однако вопреки распространенному мнению, что постмодернизм зародился на Западе, а лишь затем распространился на Восток, как отмечает А.Гугин, в ГДР имелись все предпосылки для становления постмодернистского мировоззрения и постмодернистского искусства. Поскольку, по мнению исследователя, важнейшим источником постмодернизма было испытываемое обществом ощущение абсурдности бытия, и у людей, живших в социалистическом обществе и не утративших способность видеть реалии жизни и осмыслять их, «ощущение абсурдности было ничуть не меньшим, чем у англичан или у французов». [3, c. 290]
Определяющим для немецкого постмодернизма также является разделение немецкой культуры и немецкого народа после войны на два самостоятельных и противоположных по своей природе лагеря, а затем их слияние воедино. Падение Берлинской стены, осуществление мечты о целостности и единстве немцев обернулись значительными сложностями, проблемами и противоречиями, как в культурной, так и в общественной жизни. Культуры бывшей Западной и Восточной Германии были настолько оппозиционно настроены друг к другу, что существование этих традиций в едином государстве было проблематичным. В объединенной Германии возникло противостояние двух различных немецких культур, который по своему характеру напоминал гражданскую войну в культуре. [6, c. 308] Такая культурная обстановка только способствовала усугублению ощущения абсурдности, хаотичности в немецком обществе и предчувствию глубочайшего кризиса культуры.
Очень существенным оказывается вклад литературы ГДР в своеобразие немецкого постмодернизма. Как утверждает критик и теоретик современного искусства Базон Брок (Юрген Брок), искусство в Восточной Германии было важной частью культуры и являлось выражением культуры, в то время как в Западной Германии искусство стремилось к выражению цивилизации, к преодолению национальной культурной ситуации. Занятие искусством для художников на Западе явилось возможностью «наконец вырваться из-под давления своей региональной культуры, религии или менталитета». [1, c. 12] Именно поэтому литературе ГДР было более свойственно обращаться к традициям прошлого, в особенности к опыту национального искусства. Таким образом, в немецкое искусство через восточногерманскую литературу проникли интерес к прошлому, методам, темам и мотивам искусства прошлого, а также стремление использовать и переосмыслять исторически накопленный опыт, то есть постмодернистская интертекстуальность и специфика цитатного мышления.
Специфика немецкой истории XX века позволяет предположить, что национальные основания немецкого постмодернизма носили более глубокий и драматичный характер, чем общемировые катаклизмы, ставшие основой постмодернизма в других странах. Ввиду этого немецкий постмодернизм отличало более выраженное чувство абсурдности бытия, бессмысленности и хаотичности жизни.
Литература
1. Брок Ю. Воцивилизованные культуры. // Художественный журнал № 33. 2000. С.5-16
2. Гладков И.В. Проблематика и поэтика творчества К. Хайна. М., 2002.
3. Гугнин А.А. Причудливые пути постмодернизма. // Германия XX век. Модернизм, авангард, постмодернизм / ред.-сост. Колязин В.Ф. М., 2008. С.289-303
4. Козловски П. Культура постмодерна. М., 2007.
5. Роганова И.С. Немецкая литература: прошлое и настоящее. // Современная Европа. № 1. 2007 . С. 87-101
6. Роганова И.С. Падение Берлинской стены: вектор литературного развития Востока и Запада // Германия XX век. Модернизм, авангард, постмодернизм / ред.-сост. Колязин В.Ф. М., 2008. С.303-319
