Интерпретация балладного жанра в поэзии А.А. Ахматовой

Весомый вклад в изучение баллады как жанра фольклора внесли фольклористы Б. П. Кирдан, Д. М. Балашов, В. И. Чернышев, О. Ф. Тумилевич, Э. В. Померанцева и другие.

Баллады на Руси, по предположению ученых, возникли на рубеже XIII - XIV веков, когда постепенно начал угасать жанр былин – эпических песен о подвигах могучих богатырей, защитников родины. Нашествие орды, пожары деревень, осада городов, трагические судьбы угнанных в плен невольников, междоусобицы, сословное неравенство способствовали созданию новых повествовательных песен, отражавших эти явления [3, с. 267].

Народная баллада – это лироэпические песни о трагическом событии. Им, как определяют исследователи Т. В. Зуева и Б. П. Кирдан, свойственна личная, семейно-бытовая тематика, а идейная направленность связана с народной гуманистической моралью. В центре баллад находятся нравственные проблемы: любовь и ненависть, верность и измена, преступление и раскаяние [5, с. 267-268].

Трагизм, рожденный социальным бесправием, насилием власть имущих, трудной военной судьбой народа, пришел на смену торжественному оптимизму былинного эпоса. Угнетаемый, слабый физически, бесправный социально и даже гибнущий персонаж баллады оказывается духовным победителем сил зла. Гибнут влюбленные, столкнувшиеся с гнетом патриархальной власти в семье (баллада «Василий и Софья»), но на могилах их вырастают чудесные деревья, сплетающиеся друг с другом вершинами. То, что смерть, гибель положительного героя, может зазвучать как победа, как конечное торжество правды и добра, явилось огромным эстетическим открытием новой, по мнению Т. В. Зуевой, народной поэзии [5, с. 267-268]. Например, в балладе «Егорий» в форме христианской легенды отразилась вера и конечное освобождение страны от врага и насилия:

« Святой Егорий поезжаючи, 
     Святую веру утверждаючи,

Разрушил палаты белокаменные, 
     Очистил землю христианскую, 
      Утвердил веру самому Христу, 
       Самому Христу, Царю Небесному…»[4, с. 58].

В то же время в балладах, посвященных семейным конфликтам, отразилось тягостное положение женщины в патриархальной семье; гнет свекрови, иногда злой колдуньи («Рябинка») [5, с. 6]:

« Аи жгучая крапивушка колючая,

Зло кореньице, зло шипичное, 
Зла-лиха была свекровка до своей снохи. 
Как бранит-журит свекровушка свою сноху, 
С утра она бранила да день до вечера, 
А со вечера бранила да до полуночи, 
Со полуночи она да до белого дня…»[3, с. 200];

трагедия девушки, которая предпочитает смерть насильственному замужеству («Домна») [5, с. 6]:

« Да сама тут ведь Домна приговаривала: 
      — Не достанься, мое да тело белое, 
      Ты сутулому, да ты горбатому! 
      Аи достанься, мое да тело белое, 
     Лучше матушки да ты сырой земли!»[3, с. 93];

трагедия «согрешившей» и безжалостно казненной братьями героини («Алеша и сестра двух братьев») [5, с. 6]:

«Как брат брату сговорит: «Пойдем, братец, во кузенку,

Мы сделаем по ножу, ссекем сестре голову, 
Ссекем сестре голову — обесчестила бороду…» [3, с. 141].

В балладе «Жена мужа зарезала» жена губит мужа. Можно предположить, что до такого поступка она была доведена жестоким обращением его к ней:

«Что жена с мужем заспорила, 
      Вострым ножичком зарезала, 
      Не простыл ножом, булатныим, 
      Что булатныим, бурлатскиим. 
      На ноже сердце повынула, 
      На ноже сердце встрепенулося…»[3, с. 186].
Но как только убила – «уж тут–то сама образумилася». Содержание баллады посвящено не столько злодеянию, сколько изображению страха и раскаяния несчастной женщины [5, с. 274]:

«Ну, красота я ли ты мое, ой, да ты талан худой, 
да моя учесть горькая, 
Ну, что же я, шельма, что же я наделала, 
Да своего мужа зарезала…»[3, с. 181].

Сюжеты баллад могли получать и социальную окраску. Яркий тому пример – песня «Князь Волконский и Ваня - ключник » [6, с. 235-236].

Социальный план данной народной баллады и стихотворения Ахматовой «Сероглазый король», которое является ярким примером использования фольклорных балладных традиций, сводится к тому, что в любви живут люди разного общественного положения.

Сравним:

Для того чтобы увидеть влияние фольклорной баллады на поэзию Ахматовой, сопоставим народную балладу «Князь Волконский и Ваня - ключник» и стихотворение поэтессы «Сероглазый король.

Во-первых, для выделенных народной баллады и стихотворения характерен классический любовный треугольник.

Во-вторых, в народной балладе и стихотворении Ахматовой представлены трагические бытовые коллизии и происшествия: в «Князе Волконском и Ване-ключнике» наказание плетьми и смерть «полюбовничка» и княгини:

«Как воскликнет князь, возгаркнет своим громким голосом:

— Да и слуги мои, слуги, слуги мои верные, 
Уж вы вешайте Ванюшу, вора Ваньку-ключника! 
Вот повесили Ванюшу, — Ванюшка качается... 
 Молодая-то княгиня в тереме кончается...» [3, с. 215];

в «Сероглазом короле» - гибель возлюбленного:

«…Знаешь, с охоты его принесли,

Тело у старого дуба нашли» [2, с. 40] .

В-третьих, по мнению исследователя народной культуры, писателя, М. Д. Балашова, в народных балладах можно выделить несколько аспектов трагического: общенародный, семейный, личный. Их можно найти и в народной балладе и в стихотворении «Сероглазый король».

Сравним:

В-четвертых, драматическое начало жанровой структуры народной баллады и стихотворения «Сероглазый король» связано с напряженностью действия, подчеркиваемой стремительным стихотворным ритмом. Сюжет стихотворения Ахматовой освобожден от замедляющих действие подробностей.

В-пятых, в народной балладе рассказ ведется от третьего лица, как бы со стороны. Повествователь внешне ничем себя не обнаруживает [8, с. 522], а в стихотворении роль повествователя выполняет лирическая героиня, о чём свидетельствуют следующие строки:

«Слава тебе, безысходная боль!» [2, с. 40].

«Дочку мою я сейчас разбужу….»[2, с. 40].

«Жаль королеву. Такой молодой!

За ночь одну она стала седой» [2, с. 40].

Итак, мы выявили сходство между народной балладой и стихотворением А. А. Ахматовой.

Но между ними имеются и различия.

Во-первых, народная баллада (песня) сочувствует загубленной судьбе красавца, повторяя его портрет уже после наказания плетьми, но это наказание не приводит героя к раскаянию:

«Закричал же наш Ванюша громким голосом:

—Уж ты, барин ли, наш барин, ты, Волхонский князь! 
Поставлено зелено вино, — кто не пьет его? 
Приготовлены закусочки, — кто не кушает? 
Как у нас-то с княгинею было пожито, 
Виноградных вин с княгинею было попито, 
Приготовленных закусочек покушано! »[3, с. 216]

В то же время образ княгини появляется только в конце, в последней строчке, из которой ясно, что княгиня умирает [5, с. 274-275]:

«Иванушка во петельке качается, 
А княгиня-то во тереме кончается» [3, с. 216].

В стихотворении «Сероглазый король» же мы видим страдание королевы (« …за ночь одну она стала седой»), которое противопоставлено тайному страданию лирической героини, о котором узнаем из следующих строк:

«Дочку мою я сейчас разбужу,

В серые глазки ее погляжу.

А за окном шелестят тополя:

Нет на земле твоего короля…» [2, с. 40].

Таким образом, противопоставление служит усилению, гиперболизации чувств героини.

Сильное эмоциональное воздействие в этом стихотворении оказывает не столько смерть «сероглазого короля», сколько страдание лирической героини.

А.А. Ахматова в стихотворении «Сероглазый король» с помощью описания природы («…шелестят тополя…») передает самые тонкие, почти неуловимые оттенки эмоционального состояния лирической героини: грусть, скорбь по любимому.

В этом стихотворении есть и другое противопоставление. Лирическая героиня не является образцом нравственности. Она обманывает мужа, жену своего возлюбленного. Это - грех с точки зрения христианской нравственности. Однако у лирической героини иная система ценностей. Её любовь настолько сильна, что ради нее она жертвует всем: моралью, представлениями о верности семье и браку.

Таким образом, в стихотворении «Сероглазый король» противопоставляются две системы ценностей: общепринятая и система ценностей лирической героини, утверждающей абсолютное главенство любви.

Во-вторых, для народных баллад характерно наличие зачина, в котором можно узнать о времени и месте действие, о персонажах. Например, в балладе «Князь Волконский и Ваня-ключник»:

«В Москве было во городе, на Сенной было площади,

Там стояли-то хоромы, хоромы высокие,

Что и того ли то и князя, князя – боярина.

Что и жил-то там князь со своей княгинею,

Что и пил там Ванюшка, Ваня, князю ключничек…»[3, с. 215].

Обратим внимание на то, что в стихотворении Ахматовой зачина нет, этим данное стихотворение схоже с другой народной балладой « Князь Роман жену терял ». По мнению исследователя Д.М. Балашова, зачин в народной балладе может отсутствовать. Такие баллады сразу начинаются прямо с действия.

Сравним:

Итак, приведенный анализ свидетельствует о влиянии фольклорного жанра баллады на поэзию А. А. Ахматовой, однако, поэтесса рассматривает народную балладу сквозь призму своего индивидуального поэтического мышления. Кроме того, содержание: тема, трагичность, наличие сюжета, повествовательность, язык, стихотворный строй народной баллады помогают полнее выразить лирическое настроение и эмоциональное состояние героини, что подчеркивает близость народного мироощущения поэтике Ахматовой.

Литература:

1. Аникин В.П. Русское устное народное творчество.- М.: Высш.шк., 2001.- 725с.

2. Ахматова А.А. Сочинения: В 2 т./ А.Ахматова [Сост., подгот., примеч. М.М.Кралина; Вступ. ст. Н.Скатова]. – М.: Правда, 1990.-Т 1. - 447с.

3. Библиотека русского фольклора. Баллады./ Ю.Г. Круглов, председатель В.П. Аникин, В.И. Белов, Ю.В. Бондарев, С.И. Журавлев, Е.Г. Кожедуб, А.В. Ларионов, М.Ф. Ненашев. – Москва, Русская книг, 2001// www.booksite.ru

4. Голубиная книга: Русские народные духовные стихи XI—XIX вв. / Сост., вступит. статья, примеч. Л. Ф. Солощенко, Ю. С. Прокошина.— М.: Моск. рабочий, 1991.— 351 с // www.booksite.ru

5.Зуева Т.В., Кирдан Б.П. Русский фольклор. – М.: Флинта: Наука, 1998.- 398с.

6. Карпухин И.Е.Русское устное народное творчество. – М.: Высш.шк, 2005. - 279с.

7. Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. – М.:Наука,1975.-191с.

8. Русские народные песни. / Ю.А. Андреев. – М.: Современник, 1988. - 463с.