О «теоретической интерференции» в русистике

Сравнительный анализ языков является, как известно, одним из приоритетных направлений лингвистики. Исследование с компаративной точки зрения позволяет взглянуть на языковые системы под иным ракурсом и выявить тем самым малоизученные языковые факты.

Предметом сопоставительного анализа, на наш взгляд, могут быть не только системы языков, но и методологический подход к этим языковым системам. Изучение одного языка посредством теоретической базы другого языка, как нам кажется, может помочь при объяснении некоторых дискуссионных моментов, существующих в современной лингвистике.

Интересным в этом плане нам представляется сопоставить два близкородственных языка – русский и чешский. Однако предметом нашего исследования будут не столько языковые факты, сколько «системы координат», применяемые русскими и чешскими русистами для лингвистического анализа. Такое сопоставление теоретической системы координат выявляет расхождения во мнениях русских и чешских русистов относительно некоторых единиц и конструкций русского языка. Несовпадение во взглядах, как нам кажется, в определенной степени обусловлено тем, что чешские специалисты отчасти рассматривают грамматику русского языка через призму родного – чешского – языка, и такое наложение системы одного языка на систему другого и вызывает своеобразную «теоретическую интерференцию».

В данной статье мы рассмотрим лишь некоторые теоретические аспекты, представляющие противоречивые и неоднозначные мнения чешских и русских лингвистов.

К ряду таких дискуссионных моментов можно отнести предложения с отрицательным словом нет, например: Мамы нет дома. У меня нет денег.

Некоторые чешские русисты (Станислав Жажа, Хелена Флидрова) квалифицируют подобные предложения как двусоставные. Подлежащее в таких предложениях выражено формой родительного падежа. Связано это, по-видимому, с тем, что в чешском языке, в отличие от русского, отрицание не меняет структуру предложения столь кардинально. Отрицательные и утвердительные предложения отличаются лишь наличием префикса ne, грамматическая форма синтаксических единиц остается в обеих конструкциях неизменной:

Maminka je doma (Мама дома) – Maminka není doma (Мамы нет дома)

Mám peníze (У меня есть деньги) – Nemam peníze (У меня нет денег)

В то время как в русском языке общеотрицательные предложения с предикатом, выраженным формой экзистенционального глагола быть, отличаются от утвердительных предложений рядом признаков. Во-первых, меняется грамматическая форма подлежащего (родительный падеж в отрицательных предложениях – именительный падеж в утвердительных предложениях). Во-вторых, наблюдается определенная трансформация предиката: форма настоящего времени глагола быть заменяется отрицательным словом нет.

Таким образом, по мнению русских лингвистов (Н.С. Валгина, В.А. Белошапкова, Т.Г. Почтенная, К.В. Габучан, Н.Ю. Шведова), двусоставное утвердительное предложение при общем отрицании видоизменяется в односоставное безличное предложение: «Среди именных безличных (экзистенциональных) предложений выделяется своеобразная группа безлично-генитивных предложений, структурной особенностью которых является наличие отрицательного слова в сочетании с родительным падежом» [1, с. 165].

Мнения чешских и русских лингвистов расходятся и относительно такого члена предложения, как дуплексив, или предикативный определитель.

Дуплексив, согласно чешским грамматикам, это второстепенный член предложения, который «синтаксически соотносится с двумя разными членами предложения» [2, с. 282]. Таким образом, «семантически дуплексив обозначает признак субъекта или объекта (обстоятельства), который актуален во время реализации содержания предиката: Катя возвращалась загорелая» [3, с. 75].

В большинстве грамматик и учебников, написанных русскими специалистами, данный член предложения не упоминается. Дуплексив, выявляемый чешскими русистами, квалифицируется как часть именного сказуемого со знаменательной связкой (Он лежит больной), как обособленное определение (Рабочие вернулись домой поздно, усталые и голодные) или как обстоятельство (Работая монтером, он часто выезжал за границу)¹.

Лишь некоторые российские лингвисты указывают на наличие у определенных членов предложения двойных связей². На особый характер подобных членов предложения обращал внимание и Л.А. Булаховский: «Чем конкретнее глагол, к которому тяготеет прилагательное, входящее в состав сказуемостной части, тем более заметно последнее из сложного сказуемого выделяется в более или менее самостоятельный член (присказуемный). Переходные явления представляют, напр.: «И несколько дней ходил он смирнехонек (Н.С. Лесков)…» [4, с. 286].

Итак, в среде российских лингвистов дуплексив не является общепризнанным самостоятельным членом предложения и рассматривается чаще всего как компонент составного именного сказуемого. В чешской же грамматической традиции данный член предложения является самостоятельным и характеризуется, как уже упоминалось выше, тем, что «управляется глаголом (либо именем прилагательным) и именем существительным одновременно. Имя существительное обычно бывает подлежащим (Chlapci se vrátili unaveni – Мальчики вернулись уставшими) или дополнением (Příjemce obdžel zásilku poškozenou – Получатель получил бандероль поврежденной)» [5, с. 164].

Наличие дуплексива как особого члена предложения в синтаксическом плане чешского языка позволяет чешским лингвистам выявлять данную синтаксическую позицию и в структуре русского предложения. Схожие конструкции, таким образом, российскими и чешскими русистами трактуются по-разному:

Поехать туда я могу только врачом (поехать врачом, по мнению Н.С. Валгиной, является именным сказуемым со знаменательной связкой) [1, с. 95]

Он вернулся домой врачом (словоформа врачом, согласно М. Кубику, соотносится с подлежащим и предикатом, а потому является дуплексивом) [6, с. 126].

Итак, мы рассмотрели несколько противоречивых мнений, высказанных российскими и чешскими русистами относительно общеотрицательных предложений с отрицательным словом нет и относительно статуса такого компонента предложения, как дуплексив. Сопоставительный анализ выявил, что расхождение во взглядах может быть отчасти обусловлено тем, что чешские лингвисты воспринимают и исследуют русский язык через призму родного языка, накладывая тем самым на русский язык теоретические «шаблоны» чешского языка. Такое наложение, как нам кажется, не идет в ущерб лингвистическому исследованию, так как позволяет взглянуть на изучаемый язык под новым ракурсом, обратить внимание на языковые факты, в других условиях незаметные, наметить дальнейшие пути развития лингвистической науки.

Литература:

1. Валгина Н.С. Синтаксис современного русского языка. М.: «Высшая школа», 1973.

2. Bauer J., Mrázek R., Žaža S. Příruční mluvnice ruštiny pro Čechy II. Praha: SPN, 1960.

3. Жажа С., Флидрова Х. Синтаксис русского языка в сопоставлении с чешским. Оломоуц, 2005.

4. Булаховский Л.А. Курс русского языка. Т.1. Киев: «Радянська школа», 1952.

5. Novotný J. Nástin syntaktického popisu češtiny (na základě valenční teorie). Univerzita J.E. Purkyně v Ústí nad Labem, 1994.

6. Кубик М. Лекции по синтаксису русского языка. Прага, 1971.