Как правильно разговаривать с ребенком, чтобы он тебя услышал (на материале синтаксических синонимов в повседневной речи)

В конце ХХ века ведущим принципом описания языкового материала стал принцип антропоцентризма, основанием для которого послужило стремление изучать язык в тесной связи с человеком. Человек как мыслящая и говорящая личность становится центром притяжения и точкой отсчета во многих языковедческих исследованиях [3, с. 114]. Таким образом, языкознание незаметно для себя вступило в новую полосу своего развития, полосу подавляющего интереса к языковой личности.

«Вопрос о необходимости изучения языковой личности – вопрос для лингвистики далеко не новый… Но лишь в наши дни можно с полным основанием говорить о том, что подготовлена в своей основе теоретическая база для изучения конкретных языковых личностей и начата исследовательская работа по созданию речевых портретов конкретных носителей языка» [4, с. 9].

На сегодняшний день в лингвистике не сформировано единого представления о языковой личности. Само понятие «языковая личность» «образовано проекцией в область языкознания соответствующего междисциплинарного термина, в значении которого преломляются философские, социологические и психологические взгляды на общественно значимую совокупность физических и духовных свойств человека, составляющих его качественную определенность» [1, с. 70].

Лингвисты доказали, что «… именно с помощью синтаксических единиц осуществляется сам процесс коммуникации, причем в синтаксисе очень наглядно проявляются многие из тенденций, под влиянием которых формируются языковые единицы разных уровней» [2, с.1]. А как известно, коммуникация (общение) развивает личность, является причиной и основой формирования новых понятий, а значит, новых знаний и нового осознания субъекта.

Очевидно, что в поле зрения ученых, занимающихся данной проблемой, прежде всего находятся такие синтаксические понятия, как предложение, грамматическая (синтаксическая) синонимия, трансформация, перефразирование, функционально-семантическая соотносительность, в которых проявляется уровень образованности и культуры личности.

Т.В. Кочеткова справедливо отмечает, что в «целом парадигма современного языкознания сосредоточена на поиске того, как человек использует язык в качестве орудия общения, а также того, как в языковых единицах отразился сам человек во всем многообразии своих проявлений» [5, с. 3].

Данная статья посвящена исследованию синтаксических синонимов со значением мотивировки в коммуникативно-прагматическом аспекте и установлению личностно-психологической обусловленности выбора средств ее выражения. Объектом для исследования послужил языковой материал, взятый из разговорной речи носителей русского языка на современном этапе его функционирования. Рассматриваемые нами средства выражения мотивировки представляют собой систему морфологических, лексических, синтаксических средств русского языка, объединенных на основе общности их семантических функций. Под мотивировкой мы понимаем воплощенное в языке указание объективных или субъективных обстоятельств, выдвигаемых говорящим в качестве причины или цели, отражающих либо маскирующих истинные мотивы рассматриваемого действия. Сам процесс мотивировки рассматривается нами под разными углами: лингвистический уровень связан с воплощением мотивировки в определенном наборе языковых средств; личностно-психологический – дает квалификацию мотивов, установок, экспрессивного и эмотивного поведения взрослого и ребенка.

Бывают два типа просьб: просьбы, основанные на любви и просьбы, основанные на страхе. Обычно при просьбах одно основание, любовь или страх, выражено в большей степени. Однако множество просьб не основывается ни на любви, ни на страхе. И это очень хорошо сказывается на отношениях между просящим (взрослым) и выполняющим просьбу (ребенком). Но если мы при просьбе встречаем сопротивление, то мы можем сами выбирать, на чем основывать свою просьбу – на любви или на страхе – и это эффективный инструмент нашего социально-эмоционального развития. Если мы просим ребенка о чем-то, мы можем помочь ему почувствовать любовь или почувствовать страх. Результат один, а вот разница огромная.

Например: родители просят ребенка одеваться, так как собираются идти гулять все вместе на улицу. Ребенок сопротивляется. Тогда отец говорит: «Если тут же не оденешься, не пойдешь гулять!» Теперь представим ту же ситуацию, только мама говорит: «Одевайся побыстрее, и пойдешь гулять». Так как у детей остро развито чувство справедливости, то ребенок, скорее всего, выполнит просьбу мамы, ведь в первом примере просьбой вызывается чувство страха, во втором – чувство любви.

Итак, перед нами два разнооформленных предложения (сложноподчиненное с придаточным условия и сложносочиненное), являются ли эти синтаксические конструкции синтаксическими синонимами?

«Синтаксическими синонимами называются такие различающиеся по структуре свободные соединения слов (словосочетания), а также предложения, их части и более сложные синтаксические образования данного языка в данную эпоху его развития, которые выражают однородные отношения и связи явлений реальной действительности. Однородность выражаемых отношений доказывается, как правило, возможностью взаимозамен без ущерба для смыслового и грамматического значения сопоставляемых конструкций. Само понятие синонима предполагает не одинаковые, а именно разноструктурные образования» [6, с. 13].

Из выше сказанного следует, что две или несколько моделей, организованных одноименными компонентами с различиями в оформлении, могут выражать одно и то же типовое значение. А значит, предложения, различающиеся по структуре, но воспроизводящие одну типовую ситуацию, могут быть признаны синонимичными в лексинтактическом, или ситуационном, аспекте.

В данной работе нами анализируются разноструктурные синонимы — сложные предложения – с позиции функционально-семантического подхода и учения о типовом значении предложения, то есть различия между синонимичными предложениями объясняются с точки зрения параметров семантических форм мышления.

В исследованиях П. В. Чеснокова, посвященных проблеме взаимосвязи языка и мышления, показано, что на логические формы мышления, имеющие общечеловеческий характер, наслаиваются частные мыслительные формы, которые получили название семантических форм. Ученый рассматривает логические и семантические формы мышления как неразрывное единство двух сторон процесса организации мысли. Семантические формы противопоставлены логическим, но те и другие нельзя разрывать, они существуют в единстве, так как принадлежат одной области мышления – языковой. Логические формы как универсальные способы построения мысли актуализируются в семантических формах мышления — национальных по природе структурах мысли, связанных с грамматическими особенностями конкретных языков [7, с. 22]. Изучение любой грамматической формы должно состоять в выявлении той семантической формы, которая воплощена в грамматической форме рассматриваемого языкового построения.

Таким образом, с различием семантических форм обычно связано различие синтаксических конструкций при отражении одной объективной ситуации. Это обусловлено не различиями в объективной действительности, а спецификой процесса отражения фактов объективной действительности. Семантические формы многообразны, поэтому невозможно описать каждую из них в отдельности, но их можно охарактеризовать при помощи свойственных им параметров, общих для всех языков. Различия между конкретными семантическими формами «состоят в конкретных характеристиках форм в рамках каждого параметра» [7, с. 24].

П.В.Чесноков выделяет четырнадцать параметров семантических форм мышления, но только некоторые из них релевантны по отношению к выше указанным конструкциям сложных предложений.

1. В анализируемых предложениях обнаруживаются различия в таком параметре как «Распределение совокупного содержания мысли между ее компонентами» (расположение структурной границы между содержаниями соотнесенных между собой компонентов). В сложноподчиненном предложении Если тут же не оденешься, не пойдешь гулять! идея отношения, выраженная союзом если, присоединяется к релату, то есть к тому компоненту, в сторону которого направлено отношение (придаточному предложению). В синонимичном ему сложносочиненном предложении Одевайся побыстрее, и пойдешь гулять идея отношения, выраженная союзом и, присоединяется к референту, то есть к тому компоненту, от которого направлено отношение (второй части предложения).

2. Следующий параметр, по которому наблюдаются различия – «Характер охвата содержания компонентами мысли». В сложноподчиненном предложении с придаточным условия содержание придаточной части является богаче и шире по формально выраженному содержанию. В исходном предложении обогащается содержание релата, так как к нему подсоединяется идея отношения. А в синонимичном ему сложносочиненном предложении обогащается содержание референта, к которому подсоединяется значение отношения, выраженное союзом и.

3. Изменения можно выявить и в таком параметре, как «Порядок следования компонентов мысли». Этот параметр характеризует очередность возникновения компонентов мысли в сознании [8, с.  119]. В сложноподчиненных предложениях отношение между референтом и релатом выражается с помощью подчинительного союза, поэтому порядок следования референта и релата свободный. В то время как в синонимичном ему сложносочиненном предложении референт, соответствующий придаточной части, не может предшествовать релату. Другими словами, референт в ССП обязательно должен следовать за релатом, а значит, всегда находится в постпозиции.

Проведенный анализ подтверждает положение о том, что синонимичные сложноподчиненные и сложносочиненные предложения, обладающие одним типовым значением, различаются не только синтаксической структурой, но и формой выражаемой в них мысли. Это обусловлено не различиями в объективной действительности, а спецификой процесса отражения фактов объективной действительности.

Но чаще всего ребенок, которого мы просим, может сам интерпретировать, как ему относиться к нашей просьбе. Например, мы говорим, пытаясь вызвать чувство любви: «Если помоешь посуду, я дам тебе поиграть на моём компьютере». Ребенок может рассуждать так: я люблю играть на компьютере, поэтому я помою посуду. А может и так: я боюсь упустить возможность поиграть на компьютере, поэтому я помою посуду. В первой интерпретации чувствуется любовь к играм, во второй – страх не поиграть.

Умение правильно разговаривать с ребенком облегчает наше с ним общение в ежедневных ситуациях. Это умение помогает найти нужные слова для поощрения и порицания. И оно же необходимо, если мы хотим передать самому ребенку ответственность за события в его жизни. Нередко своими вопросами мы концентрируем на ребенке негативное внимание, так как наш язык сам выдает привычные формулировки, когда мы разговариваем с ребенком. Идея обучить родителей правильному языку принадлежит известному американскому детскому психологу Х. Джайнотту. Он считает: чтобы лучше понять чувства ребенка, надо не задавать ему вопросы, а высказываться в форме утверждений.

Литература:

1. Воркачева С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки, 2001

2. Инфантова Г.Г. Экономия сегментных средств в синтаксисе современной русской разговорной речи: АДД – Ленинград, 1975

3. Инфантова Г.Г. П.В.Чесноков как носитель элитарной речевой культуры // Языковые единицы: логика и семантика, функция и прагматика. Таганрог, 1999

4. Колокольцева Т.Н. Антропоцентризм диалога (коммуникативы в диалоге) // Вопросы стилистики. Вып. 28 – Саратов, 1999

5. Кочеткова Т.В. Языковая личность носителя элитарной культуры. АДД – Саратов, 1999

6. Сухотин В.П. Из материалов по синтаксической синонимике. В сб.: «Исследования по синтаксису русского литературного языка». М., Из-во АН СССР, 1956

7. Чесноков П. В. Грамматика русского языка в свете теории семантических форм мышления. Таганрог, 1992

8. Чесноков П. В. Семантические формы мышления и их параметры. // Известия ЮФУ. Филологические науки. Ростов-на-Дону, 2007. №1-2