Субъект уголовно-процессуального правоотношения

В статье выделяются признаки субъекта уголовно-процессуального отношения, на основании которых автором строится дефиниция исследуемой категории. Обосновывается различие субъектов уголовно-материального и уголовно-процессуального отношений. Анализируются уголовно-процессуальная правоспособность и дееспособность, уголовно-процессуальные функции как обязательные свойства субъекта уголовно-процессуального отношения.

Ключевые слова: уголовно-процессуальное правоотношение; субъект уголовно-процессуального правоотношения; уголовно-процессуальная правоспособность; уголовно-процессуальная дееспособность; уголовно-процессуальная функция.

В теории уголовно-процессуального права вопрос об уголовно-процессуальных правоотношениях в последнее время затрагивается нечасто. Между тем, научной разработка его является необходимым методическим шагом в условиях постоянных перемен, изменений в уголовно-процессуальном законодательстве. При постоянном научном внимании к указанной тематике возможно не только проведение плодотворной теоретизации, но и разработка комплекса предложений по совершенствованию нормативной базы правоотношений и практики правоприменения органами внутренних дел, прокуратуры, суда и других учреждений и субъектов, наделенных законом процессуальными правомочиями. Исчерпывающе, на наш взгляд, значимость исследования уголовно-процессуальных отношений доказывает В. П. Божьев: «Проблема уголовно-процессуальных отношений, − пишет автор − принадлежит к числу фундаментальных и наиболее масштабных в науке уголовно-процессуального права. Поскольку же она имеет непосредственное отношение к разработке теоретических и прикладных вопросов обеспечения прав и свобод человека и гражданина, то тем самым она выходит за рамки интересов лишь науки уголовного процесса. Разработка указанных вопросов имеет значение для развития науки уголовного права, общей теории права, уголовной политики, правотворчества» [1, c. 13].

Общими признаками юридических связей в сфере уголовного судопроизводства являются: правовая форма, корреспонденция прав и обязанностей в рамках социальной связи, динамичность, системность, взаимообусловленность, множественность уголовно-процессуальных отношений, двусторонняя правовая связь между субъектами уголовно-процессуального права, внутренняя и внешняя форма, форма властеотношения. Специфические черты социальных связей в сфере уголовного судопроизводства, на наш взгляд, детализируются при рассмотрении последних во взаимосвязи с уголовно-материальными отношениями, они отображают такие проявления уголовно-процессуальных связей как: двойственная юридическая природа, трансляция свойств уголовно-материального отношения, служебная (установительная) роль по отношению к уголовно-правовой связи, возникновение во времени после уголовно-материальных отношений, субъективный характер, изменчивость (по сравнению с постоянством уголовно-материальных отношений), обусловленность специфическим объектом, наличие особый субъектный состав.

Нам представляется, что уголовно-процессуальное отношение есть сущностная характеристика уголовного процесса, закономерный результат действия нормы уголовно-процессуального права − двусторонняя правовая связь субъектов уголовно-процессуального права, носящая властный характер, возникающая, развивающаяся, прекращающаяся в системе однородных процессуальных взаимодействий, обусловленная уголовно-материальным отношением и направленная на его установление.

В системе уголовно-процессуального отношения важная роль отводится субъектам правоотношения, которые, по справедливому замечанию В. Н. Протасова «представляют собой потенциальные элементы правоотношений, которые становятся реальными участниками правовых связей с появлением у них дополнительных целесообразных свойств юридического характера − субъективных юридических прав и обязанностей. Последние являются уже следствием действия норм, регулирующих поведениесубъектов в конкретной юридико-фактической ситуации» [2, c. 58].

Действительно, согласно положениям современной теории систем и системного анализа, системой можно назвать только такой комплекс избирательно-вовлеченных компонентов, у которых взаимодействие и взаимоотношение приобретает характер взаимосодействия компонентов на получение фокусированного полезного результата. Причем последний является системообразующим фактором. Собственно, элемент — неделимая часть системы, обладающая самостоятельностью по отношению к данной системе. Множество составляющих единство элементов, их связей и взаимодействий между собой и между ними и внешней средой, образующее присущую данной системе целостность, качественную определенность и целенаправленность. При этом естественно понимать под связью элементов совокупность зависимостей свойств одного элемента от свойств других элементов системы двусторонних взаимосвязей [см.: 3, c. 3].

Проецируя такие метафизические положения на плоскость уголовно-процессуальной правовой теории, сделаем вывод о том, что властные и подвластные участники уголовно-процессуальных отношений являются элементами системы конкретного правоотношения, а целесообразная правовая связь этих элементов между собой есть структура определенного уголовно-процессуального отношения, основанная на целесообразных правовых свойствах — процессуальных правах и обязанностях. Целесообразность правовых свойств, на наш взгляд, означает такой набор прав и обязанностей (инструментарий правовых средств) участников уголовно-процессуальных отношений, который является необходимым и достаточным для развития конкретного уголовно-процессуального отношения. Иными словами, уголовно-процессуальное отношение, взятое в системе, не может строиться на взаимосвязи абстрактных правовых свойств (правоспособности) его субъектов (элементов системы). Процессуальные права и обязанности в правоотношении всегда определены, отражают конкретные свойства элементов системы юридического отношения и условие их целесообразной взаимосвязи. Сами по себе, содержание правоотношения, представляемое в виде комплекса процессуальных прав и обязанностей, фактический состав отношения в сфере уголовного судопроизводства, вне поля правового поведения его участников лишены всякого смысла.

Важным свойством для субъекта уголовно-процессуальных отношений является наличие правоспособности. С этой позиции спорным является вопрос о том, является ли Российская Федерация непосредственным субъектом отношений в сфере уголовного судопроизводства. Прокурор от имени государства приносит официальное извинение реабилитированному за причиненный необоснованным (незаконным) производством по уголовному делу вред. На основании ст. 296 УПК РФ именем Российской Федерации суд постановляет приговоры. От имени государства осуществляется уголовное преследование (ст. 21, 37 УПК РФ). Указанное не означает, что государство участвует в уголовно-процессуальных отношениях непосредственно. Правовое положение государства в сфере уголовного судопроизводства опосредуется деятельностью компетентных органов власти и должностных лиц, правомочных и, вместе с тем, обязанных (перед государством) осуществлять процессуальную деятельность (например, применять меры принуждения в определенных законом случаях, в требуемом виде и объеме, или не применять их).

Государство — субъект уголовного права, наделенный правом применения уголовной ответственности к лицу, совершившему преступление, которое, в свою очередь, может претендовать на применение уголовной ответственности в соответствии с законом или (в установленных случаях) освобождение от уголовной ответственности или от наказания. Одна из особенностей уголовно-правовых отношений состоит в том, что субъекты этих отношений не могут реализовать свои права в границах уголовно-правового отношения. Они это могут сделать единственно возможным способом — через уголовно-процессуальные отношения: с одной стороны, с помощью субъектов уголовного процесса, ответственных за производство по уголовному делу (следователя, дознавателя, прокурора, суда), а с другой — через обвиняемого, его защитника представителя. По справедливому замечанию В. П. Божьева, стороны в указанных отношениях, как и субъекты уголовного права, не наделены равными правами. «Одни (государственные органы) применяют уголовно-процессуальный и уголовный законы, выносят процессуальные решения; другие могут лишь заявлять ходатайства, предлагать варианты решений, обжаловать их и т. п. Первые могут согласиться, а могут и не согласиться с этим, но обязаны рассмотреть их и принять решение. Особняком здесь стоят дела частного обвинения, которым в значительной степени присущи диспозитивные начала. Поэтому степень соответствия объема прав и обязанностей сторон здесь значительно выше» [1, c. 12].

Обладание уголовно-процессуальной правоспособностью означает наличие у субъекта уголовного процесса возможности иметь процессуальные права и нести юридические обязанности. В науке имеется подход, направленный на разграничение в уголовном процессе общей правоспособности от специальной. На подобном разграничении уголовно-процессуальной правоспособности настаивали в эпоху советской юриспруденции — Б. А. Галкин, Л. Д. Кокорев [см.: 4, с. 19].

Мы считаем, что основания для такого подхода, действительно имеются. Общая уголовно-процессуальная правоспособность предполагает возможность иметь целостный комплекс прав и обязанности в каком-либо конкретном процессе, при определенных жизненных обстоятельствах (юридических фактах) и условиях, наличие которых каждый раз оценивается лицом, ведущим производство по делу (например, оценка должностным лицом сообщения о преступлении, поданного заявителем, на предмет наличия или отсутствия в нем сведений, указывающих на признаки преступления; а также комплексная оценка данных, указывающих на признаки преступления − на предмет их достаточности). В этой связи, не исключено, что продолжительное время субъект права может не использовать свои права и не вступать, или не быть вовлеченным в процессуальные правоотношения. Возможно, что участник общественных отношений в условиях конкретных жизненных обстоятельств и вовсе не сможет реализовать уголовно-процессуальные права и обязанности ввиду непризнания его субъектом уголовно-процессуального права со стороны должностного лица органа государственной власти. Как считает И. А. Зинченко, участники уголовного процесса (субъекты со специальной правоспособностью) получают определенный набор прав (например, свидетельский иммунитет, право на заявление ходатайств и т. д.) в момент официального признания их правового статуса (с момента приобретения правоспособности) [5, c. 298]. Однако, при общей правильности такого подхода в суждениях автора вскрывается неточность: «участник уголовного процесса становится таковым с момента приобретения правоспособности», «участники уголовного процесса получают определенный набор прав». Следует сделать оговорку: как общая, так и специальная правоспособность (возможность иметь набор процессуальных прав и обязанностей) приобретается физическими лицами с момента их рождения, а юридическими лицами — с момента их государственной регистрации в качестве таковых. Важно отметить, что издание процессуальных актов, затрагивающих (обеспечивающих) интересы подвластных лиц, само по себе не может свидетельствовать о наличии или отсутствии у физического или юридического лица правоспособности субъекта уголовного процесса. Процессуальными актами властных субъектов могут создаваться либо условия для реализации правоспособности (признание специальной правоспособности) потенциальных участников уголовного процесса, либо законные и обоснованные тому препятствия в атмосфере конкретных жизненных обстоятельств (отказ в возбуждении уголовного дела на основании отсутствия в действиях ранее заподозренного лица признаков преступления). Такой вывод подтверждается, в частности, п. 3 Постановления Пленума Верховного Суда РФ «О практике применения судами норм, регламентирующих участие потерпевшего в уголовном судопроизводстве» от 29.06.2010 года № 17: «в силу части 1 статьи 42 УПК РФ лицо, которому преступлением причинен вред, приобретает предусмотренные уголовно-процессуальным законом права и обязанности с момента вынесения дознавателем, следователем, руководителем следственного органа или судом постановления о признании его потерпевшим. Вместе с тем следует иметь в виду, что правовой статус лица как потерпевшего устанавливается исходя из фактического его положения и лишь процессуально оформляется постановлением, но не формируется им».

Наличие специальной уголовно-процессуальной правоспособности у субъекта права, признанной (установленной) процессуальным актом уполномоченного должностного лица в рамках уголовного судопроизводства — необходимая предпосылка перевода лица из разряда потенциальных участников уголовно-процессуальных отношений в число действительных субъектов определенной уголовно-процессуальной взаимосвязи. В связи с этим прав Е. Н. Карпов, определяющий специальную правоспособность за участником специфического уголовно-процессуального отношения и только по конкретному уголовному делу, которую субъект реализует, вступая в определенные уголовно-процессуальные отношения. Причем УПК РФ, говоря об участниках уголовного судопроизводства, имеет в виду субъектов со специальной правоспособностью [4, с. 19].

Вместе с тем, каждый субъект уголовного процесса для вступления в уголовно-процессуальные отношения наряду с общей и специальной правоспособностью должен обладать уголовно-процессуальной дееспособностью.

Уголовно-процессуальный кодекс не определяет лиц, которые обладают или должны быть лишены уголовно-процессуальной дееспособности. В науке имеется мнение, что уголовно-процессуальная дееспособность для потерпевших наступает с 16 лет [6, c. 70]. Согласно позиции Л. Д. Кокорева, Г. Д. Побегайло, малолетние и душевнобольные, поскольку они не могут в должной мере защищать свои интересы, не должны пользоваться процессуальной дееспособностью. Дееспособность потерпевших наступает с 18 лет [7, с. 17]. Дискуссия о возрасте дееспособного лица в уголовном процессе имела в отечественной доктрине определенную почву. Так, положения уголовно-материальной науки переплетались с теорией уголовного процесса в связи с определением в уголовном законодательстве СССР наступления уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний и отказ от дачи показаний (ст. ст. 307, 308 УК РФ) и утверждением о возникновении у обвиняемого процессуальной дееспособности в силу ст. 10 Основ уголовного законодательства и ст. 10 УК РСФСР с шестнадцати, a в некоторых случаях с четырнадцати лет (ст. 20 УК РФ). Другими словами, некоторые авторы ставят в зависимость возраст наступления уголовно-процессуальной дееспособности от возраста уголовной ответственности [см.:8, c. 110–112]. По справедливому замечанию В. Д. Адаменко, здесь следует говорить не о процессуальной дееспособности, а об уголовно-правовой ответственности [9, c. 57].

Мы полагаем, что уголовно-процессуальная дееспособность в полном объеме наступает при достижении физическим лицом возраста восемнадцати лет. Признание иных подходов, в частности, сделало бы неопределенной работу института гражданского иска в уголовном процессе, поскольку процессуальная дееспособность у одного и того же лица может наступать в разное время: как у подозреваемого, обвиняемого — с шестнадцати лет, а в случае признания его гражданским истцом — с восемнадцати. В случае признания судом за лицом права на иск в порядке уголовного судопроизводства и передачи вопроса о размере возмещения гражданского иска для рассмотрения в порядке гражданского судопроизводства (ч. 2 ст. 209 УПК РФ) во взаимосвязи уголовного и гражданских процессов могут проявиться нестыковки. Необходимость признания, например, потерпевшего полностью дееспособным при достижении восемнадцатилетнего возраста подтверждается судебной практикой. Согласно п. 8 Постановления Пленума Верховного Суда РФ «О практике применения судами норм, регламентирующих участие потерпевшего в уголовном судопроизводстве» от 29.06.2010 года № 17, решая вопрос о вызове в судебное заседание законного представителя несовершеннолетнего потерпевшего, суду надлежит руководствоваться перечнем лиц, которые могут быть признаны таковыми согласно пункту 12 статьи 5 УПК РФ. При этом, как отметил Пленум Верховного Суда РФ, функции законного представителя потерпевшего в судебном разбирательстве прекращаются по достижении последним возраста 18 лет.

Однако, указанное не означает, что до достижения восемнадцатилетнего возраста несовершеннолетнее лицо вообще не вступает в уголовно-процессуальные отношения самостоятельно. Например, такое лицо вправе заявлять ходатайства, может быть допрошено, не исключена и возможность его участия в процессуальных действиях в качестве специалиста, переводчика, так как закон не регламентирует какие-либо для этого возрастные рамки. На таком основании дееспособность несовершеннолетнего, не достигшего 18-летнего возраста, следует считать частичной, так как в определенные уголовно-процессуальные отношения он все же вступает непосредственно. Между тем, в большинстве случаев осуществление процессуальных правомочий несовершеннолетнего зависит от волеизъявления другого субъекта — законного представителя. Участник уголовного судопроизводства, представляющий интересы субъекта, не обладающего полной уголовно-процессуальной дееспособностью, должен не только обладать ею, но также иметь дополнительный объем правомочий, осуществляемых в интересах представляемого лица, т. е. обладать делегированной дееспособностью. Причем последняя представляет собой вид уголовно-процессуальной дееспособности, выражающийся в получении представителем возможности осуществлять полномочия, принадлежащие представляемому субъекту на условии его замещения в уголовно-процессуальных отношениях [см.: 10, с. 4].

Сущность уголовно-процессуальной дееспособности выражается в совокупности условий, при наличии которых участник уголовного судопроизводства способен самостоятельно осуществлять уголовно-процессуальные действия и (или) принимать решения, дозволенные уголовно-процессуальным законом, с целью защиты законного интереса, осознавать последствия их осуществления и ответственность за неисполнение возложенных на него обязанностей и, в случаях, установленных УПК РФ, нести ее [см.: 10, с. 8]. На наш взгляд, установление уголовно-процессуальной дееспособности с позиции формы производится властным субъектом уголовного процесса исключительно в рамках определенного двустороннего уголовно-процессуального отношения. Причем, в глубине собственного содержания в ряде случаев оно (установление дееспособности) связано с субъективной оценкой дознавателем, следователем и судом, осуществляющих производство по уголовному делу, свойств личности определенного участника уголовного судопроизводства, а также с профессиональной компетентностью должностного лица (например, в случае производства освидетельствования следователем на основании ч. 3 ст. 179 УПК РФ). В-третьих, признание уголовно-процессуальной дееспособности за участником уголовного судопроизводства осуществляется должностным лицом в связи с производством конкретного процессуального действия, а не на весь процесс, так как последний являет собой совокупность процессуальных действий. В-четвертых, для лица, осуществляющего производство по уголовному делу, УПК РФ устанавливает некие ориентиры, следование которым обеспечит правильное решение вопроса о наличии и возможности осуществления процессуальной дееспособности в определенном объеме либо ее отсутствии у участника уголовного судопроизводства. Например, законодатель закрепляет случаи обязательного производства судебной экспертизы (п.п. 3,4 ст. 196 УПК РФ — для установления психического или физического состояния подозреваемого, обвиняемого, когда возникает сомнение в его вменяемости или способности самостоятельно защищать свои права и законные интересы в уголовном судопроизводств), ряд гарантий направленных обеспечение правового статуса лица, в отношении которого ведется производства по уголовному делу (в частности, п. 3 ч. 1 ст. 51 УПК РФ — обязательное участие защитника, если подозреваемый, обвиняемый в силу физических или психических недостатков не может самостоятельно осуществлять свое право на защиту), особый порядок уголовного судопроизводства в отношении несовершеннолетних (Глава 50 УПК РФ) и тому подобное.

Итак, уголовно-процессуальная дееспособность — способность лица силу возраста и по своему физическому или психическому состоянию самостоятельно осуществлять процессуальные права, нести установленные УПК РФ процессуальные обязанности посредством совершения процессуальных действий и участия в них.

Для участия в уголовно-процессуальных отношениях субъект процесса должен не только обладать уголовно-процессуальной правосубъектностью, но и осуществлять уголовно-процессуальную функцию. Как отмечает И. Б. Михайловская, функции обусловливают содержание субъективных прав и обязанностей, и «подобно разделению властей призваны построить систему сдержек и противовесов, ограничивающих, с одной стороны, стремление государственной власти использовать все средства для поиска и наказания преступника, а с другой — возможность преступника уйти от ответственности» [11, c. 70].

Как считает В. П. Нажимов, движение уголовного дела, развитие уголовного процесса обусловлено «борьбой» обвинения и защиты — двух диалектически противоположных по своей направленности видов уголовно-процессуальной деятельности. Для подведения итогов этой «борьбы» и принятия соответствующих решений нужен третий вид уголовно-процессуальной деятельности — разрешение дела. Таким образом, как считает автор, в уголовном процессе существуют три вида уголовно-процессуальных функций: а) обвинение (уголовное преследование); б) защита и в) разрешение дела. В. П. Нажимов не видит необходимости в их дальнейшем дроблении, в то же время допускает, что деятельность каждого участника процесса имеет свою специфику. Ученый пишет: «Более того, на протяжении уголовного процесса, в различных его стадиях указанная деятельность претерпевает соответствующие изменения, что не означает, однако, будто каждый участник процесса в каждой стадии процесса обязан исполнить отдельную, только для него предназначенную функцию» [12, с. 74].

З. З. Зинатуллин, С. Ю. Туров справедливо увязывают уголовно-процессуальные функции с задачами уголовного процесса, которые в современном уголовно-процессуальном законодательстве (в отличие от советского) не закреплены, что является упущением на уровне законотворчества. Причем, задачи имеют всегда конкретную практическую направленность. В этом их социальная значимость. Их четкое закрепление в законе придает правоприменительной деятельности организованный, целенаправленный характер [13, с. 96]. Понимая уголовно-процессуальные функции как основные направления деятельности участников уголовного процесса по решению стоящих перед уголовным судопроизводством задач, систему уголовно-процессуальных функций исследователи выстраивают следующим образом. Авторы выделяют основные функции: а) уголовное преследование; б) охрана прав и законных интересов участников уголовного процесса (куда авторы включают в качестве составных частей защиту прав и законных интересов подозреваемых и обвиняемых, реабилитацию необоснованно подвергшихся уголовному преследованию лиц, а также опровержение исковых притязаний о возмещении вреда); в) разрешение уголовного дела по существу; г) профилактика преступлений. Основные уголовно-процессуальные функции формируются на начальных этапах производства по уголовным делам и имеют место («работают») в период всего производства по конкретному уголовному делу, во всех стадиях российского уголовного судопроизводства. Каждая основная функция состоит из частных функций. Так, по мнению авторов, функция уголовного преследования складывается из подфункций раскрытия преступления и обвинения [13, с. 96].

Мы полагаем, обоснованным выделение трех основных функций участников уголовно-процессуальных отношений: уголовное преследование; защита от уголовного преследования и разрешение уголовного дела. Функцию профилактики преступлений считаем специальной, так как реализуется она не только уголовно-процессуальными, но и оперативно-розыскными, административными средствами. Примером тому являются правоположения ст. 2 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ, а также ч. 4 ст. 29 УПК РФ об обязанности принятии организациями и должностными лицами необходимых мер в ответ на вынесенное судом частное определение.

При этом реализация должностными лицами государственного интереса в связи с уголовным преследованием (следователь, дознаватель, прокурорм) и разрешением уголовного дела (суд) само по себе не исключает обязательное выполнение последними функции по охране прав подвластных участников уголовно-процессуальных отношений. Иными словами, в ходе осуществления уголовного преследования должностные лица обязаны не только изобличать виновных в совершении преступления, но и обеспечивать реализацию процессуальных прав участников уголовного судопроизводства,

В качестве особой разновидности уголовно-процессуальных функций находим обеспечительную, реализуемую вовлекаемыми в сферу уголовного судопроизводства лицами, обеспечивающими нужды доказывания по уголовному делу, иным образом содействующими уголовному судопроизводству. Охрану прав и свобод человека и гражданина рассматриваем в качестве необходимого условия реализация всех трех функций.

Таким образом, под субъектом уголовно-процессуальных отношений следует понимать участника уголовного процесса (должностное, физическое, юридическое лицо), обладающего уголовно-процессуальной правосубъектностью, выполняющего хотя бы одну из уголовно-процессуальных функций, состоящего в целесообразной правовой связи с другим субъектом на определенном этапе уголовного судопроизводства и при определенных условиях. При этом субъекты уголовно-процессуального отношения суть необходимое условие существования и функционирования системы уголовно-процессуального отношения, его элементы, находящиеся в целесообразной правовой связи между собой.

Литература:

1.         Божьев В. П. Уголовно-процессуальные правоотношения: автореф. дис. докт. юрид. наук. М., 1994.

2.         Протасов В. Н. Правоотношение как система. — М.: Юрид. лит, 1991.

3.         Чернышов В. Н., Чернышов А. В. Теория систем и системный анализ. — Тамбов, 2010.

4.         Карпов Е. Н. Процессуально-властные субъекты уголовного процесса с недостаточно определенным процессуальным положением: автореф. дис. канд. юрид. наук. — М., 2010.

5.         Томин В. Т., Зинченко И. А. Уголовный процесс. Проблемные лекции. — М.: изд-во Юрайт, 2013.

6.         Туленков М. П. Участие представителей на предварительном следствии. − Волгоград, 1976.

7.         Кокорев Л. Д., Побегайло Г. Д. Потерпевший от преступления в советском уголовном процессе. − Воронеж, 1964.

8.         Пономарев И. Б. Правоспособность и дееспособность как предпосылки уголовно-процессуальных отношений // Советское государство и право. — 1971. — № 6.

9.         Адаменко В. Д. Процессуальная дееспособность участника уголовного процесса //Правоведение. -1978. — № 4.

10.     Солонникова Н. В. Проблемы процессуальной дееспособности несовершеннолетних в уголовном судопроизводстве (досудебное производство): автореф. дис. канд. юрид. наук. — Краснодар, 2008.

11.     Михайловская И. Б. Цели, функции и принципы российского уголовного судопроизводства (уголовно-процессуальная форма). — М.: ТК Велби, Проспект, 2003.

12.     Нажимов В. П. Об уголовно-процессуальных функциях // Правоведение. — 1973. — № 5.

13.     Зинатуллин З. З., Туров С. Ю. Эволюция учения об уголовно-процессуальных функциях // Вестник Удмуртского Университета. Экономика и право. — Ижевск, 2012. — № 1.