Слово как ритмообразующий фактор в промысле коми-пермяцкого охотника

Коми-пермяки, живя в окружении лесов, часто были свидетелями непонятных и даже страшных явлений. Вследствие этого и рождались различные были и небылицы, заполняя пробелы духовной культуры общества. Коми-пермяки почитали природу и ее обитателей, оберегали и остерегались ее, придумывая заклинания и обряды, которые частично вошли в быт современных охотников.

В данном виде промысла из-за суеверности и скрытости охотники, как правило, стараются больше делать, чем говорить, не считая заговорной части охоты, которая является также сакральной. В свою очередь, невербальные аспекты страдают нехваткой слов, сложностью выражения мысли. Семантическое поле вербальных аспектов всегда разительно более развито, чем невербальных. В этом и состоит то основное отличие, которое определяет, вербален ли аспект или нет. Вербален или невербален запрет и предписание во многом зависит от самого объекта, который совершает действие или хочет прийти к какому-то определенному результату.

Рис. 1. Отдых охотников, 1930-е гг.

Заметим, что охота всегда была связана с риском неудачи, поэтому в данной промысловой сфере существовал целый ряд всевозможных иносказательных выражений и обереговой паремии. Более того вера в магическую силу слова обуславливала существование большого количества заговоров.

Промысловая лексика коми-пермяцкого языка часто становилась предметом иносказательного выражения. Словесный текст является составной частью сложного акционально-вербально-реального (т. е. совмещающего выполнение определенных действий, произнесение некоторых слов и нередко использование каких-то предметов)магического текста. Безусловно, каждая из его частей выражает один и тот же мифологический смысл с помощью средств разных параллельных кодов, обладая при этом определенной структурой и ритмической организацией.

Последнее подчеркивается в одном из определений заговора, принадлежащем В. П. Аникину: «заговор есть традиционная ритмически организованная формула, которую человек считал магическим средством достижения различных практических целей. Заговору приписывали безусловную силу принудительного воздействия на людей и природу, прежде всего в силу того, что он особым образом ритмически организован»[1, с. 94].

Можно сказать, что слово — это  некий ритмообразующий фактор, сообщающий организацию всему заговорно-заклинательному акту.

Проанализировав промысловую лексику коми-пермяков, следует выделить два вида таких актов: во-первых, когда текст выступает наравне с действием; во-вторых, когда текст подчиняет ритуальную сторону акта. Рассмотрим особенности этих структур, их изоморфизм и соотнесение элементов заговорного текста с конкретными действиями.

Перед походом на промысел среди охотников было принято говорить некоторые пожелания. Так, в д. Хазово Кочевского района, были зафиксированы такие слова: «Дай рыбаку удачу, а человеку счастье, — это по лесу идешь» [ПМ: 1].

Рис. 2. Коми-пермяцкий охотник

Отправляя мужа на промысел, среди коми-пермячек было принято произносить: «Благослови, господи!». Это еще раз подтверждает огромную значимость функционирования в речи слов и выражений, которые так или иначе могли повлиять на исход охоты [ПМ: 2].

Для того, чтобы охота получилась более удачная, подходя к лесу охотники говорят: «Лес, лес, моя девица, корми и пои, напои моё сердце и мою семью со своей живицей. Всегда по-русски говорим» [ПМ: 1].

Важно отметить, что действие наговорного текста считается более продуктивным, если в нем наличествует непосредственный контакт между охотником и объектом охоты. Считалось необходимым — убедить зверя в том, что он, охотник, иначе не может, что так велит Небо, под крышей которого существует все живое. Поэтому в первой части наговора использовали задабривающие слова и выражения, затем говорили о ловушке.

Так, ставя ловушку на зайца, охотник натирал ее пихтовой лапкой, затем «заговаривал» ее. «Небыт гöна, шондi сина, тэ боклань эн кеж, бöрлань эн берт, вевдöрöт эн чеччöвт. Мун веськыта аслат осьтаö, менам чомö. Аминь, аминь, аминь». «Мягкошерстый, солнцеглазый, не сворачивай с тропки, не ходи назад, не прыгай поверху, иди прямо в свою дыру, в мой чом (клеть, кладовка) Аминь, аминь, аминь [ПМ: 2].

Повсеместно заговаривали как ловушки, так и лук и стрелы, ножи и рогатины, лыжи и лесные кладовушки. Так, у одного охотника из деревни Пятигоры Гайнского района была заговоренная нарта, которая никогда не возвращалась порожней.

Обратим внимание на тот факт, что в деревнях округа было большое количество знающих людей, которые часто предлагали промысловикам помощь в заговоре охотничьих приспособлений, однако «волшебных» слов вслух они не произносили, и тем более никому не передавали: «Она ведь тоже немного знала. Видишь, как капканы Мише давала, слова говорила. Чтобы совали «в капканы». Слов надо много знать. Тоже немного знала. Мол, капканы бери и слова говори, в заячьем месте мертвую собаку засунет кто-то, вот и съешь. Мол, не берись за капканы» [ПМ: 3].

Стало известно, что на все время промысла коми-пермяками налагался запрет на произношение отдельных слов, обозначающих предметы или понятия, неприятные по какой-либо причине лесным духам. Так, по общепринятому у охотников мнению, неудачу на промысле могло принести произношение слов инь «женщина», кань «кошка», поп «поп». Запрет на слово кань «кошка» объясняется тем, что кошка среди многих представителей финно-угорских народов всегда считалась существом, обладающим сверхъестественной силой, магическими качествами. Запрет на слово поп мотивируется тем, что данная лексема относится к христианской лексике, а охота — это своеобразный ритуал, корни которого уходят в языческое прошлое народа. Запрет на слово инь «женщина» объясняется тем, что ещё в древности в сознании коми-пермяков женщина воспринималась в качестве причастной к нечистой силе. Вследствие чего бытовали и различные запретные действия в отношении женщины к промысловой деятельности. Охотникам запрещалось мыться в бане после того, как в ней помылись женщины. [3, с. 202].

Для того, чтобы не случилось сглаза, охотники при встрече с незнакомцами зажимали руку в кулак или делали кукиш и произносили про себя: «Тун — еретик, ме йиöн йиаси, пуртöн пуртаси, кöртöн игнаси. Пинь вылат — галя, кыв вылыт — зуд. Лучше эн кутчы, лучше бергöтчы».«Тун — еретик, я поясом опоясался, ножом оградился, железом закрылся. На твой зуб — камень, на твой язык — брусок. Лучше не связывайся, лучше отвернись» [ПМ: 4].

Особое внимание коми-пермяцкий охотник уделял Культу промысловых животных. Последний приписывал животным способность воспринимать человеческую речь, особенно слова, к ним относящиеся. Предписания такого культа воспрещали говорить неодобрительно даже о самой незначительной добыче, а тем более, оскорблять её.

Чтобы не спугнуть зверя раньше времени, охотники употребляли различные иносказания (эвфемизмы),при составлении которых использовались внешние признаки объекта, повадки, особенности их действий. Например, слово «заяц» заменяли на словосочетания «длинное ухо», «быстрая нога».

Кроме того,ктабуированным словам коми-пермяцкие охотники относили и «Лешего». В. М. Кудряшова в своей статье «Образ лешего в коми устной несказочной прозе» информирует: «пермяки чтут лесного духа, величают его дедушкой и избегают употреблять его собственное имя… чтобы не подвергнуться его гневу, он не любит, чтобы его имя упоминалось вслух и мстит за это» [4, с. 124].

В связи с данным обстоятельством владыке леса коми-пермяцкие промысловики присваивали наименования описательного характера. Чаще всего употребляли слово «айпэл» (мужчина), однако с начала ХХ века данный эвфемизм утратил свое значение [3, с. 184]. Сегодня охотники округа используют слова и выражения с компонентом вöр «лес»: Вöрдядь (дословно вöр «лес», дядь «дядя») «Лесной дядя» [4, с. 125].

Элементы обереговой паремии были замечены в ситуациях, когда, по воспоминаниям старожилов, леший заманивал промысловиков в свои владения, заводил в свой дом. При этом закоренелые охотники у входа в его дом или уже перед потчеванием, совершали крестное знамение, которое не позволяло попадаться в ловушки лесного хозяина [4, с. 125].

Отметим, что наряду с лешим, приносящим зло, широко известен леший, помогающий охотнику. Известно, что некоторые охотники «дружат» или «знаются» с ним. «Знающегося» с лешим охотника распознают по успеху в промысле или необычному поведению: он не боится сглаза и поэтому прячет дичь от посторонних глаз. Другим объяснением промысловой удачи охотника называются его магические знания, использование определенных «наговоров» [2, с. 84]. Бывали случаи, когда охотник привозил домой целый воз зайцев, некоторым попадались в капканы волки. По людским поверьям — это леший одаривал понравившегося ему охотника. А для того, чтобы понравиться лесному духу, коми-пермяцкие охотники относили в лес рыбный пирог, крепкое вино и клали все на выбранный определенно для этого случая пень. При этом произносили: «Слушай меня, Большой: я тебе — табак, ты мне — белок. Я тебе — грибной пирог, ты мне — зайцев и птицу». Говорят, добродушный кочёвский мужик, отправляясь на промысел, угощал Лешего самой сладкой постряпушкой, замешанной на масле и мёде, — тулом [4, с. 126–127]. Некоторые промысловики до сих пор перед началом охоты продолжают приносить ему угощение, например, оставляют на пне кусок хлеба. [ПМ: 5].

Один из охотников Кочевского района, отметил, что основной наговор к лешему следующий: «Встану благословесь <…> пойду в чистое поле, в темный лес…». Однако, по современным этнографическим материалам становится ясным, что на данной территории Коми-пермяцкого округа редко обращались к лесному хозяину с просьбами, обращениями. Поскольку промысловики покровителем охоты, помимо лешего, называют Александра Третьего. Данное поверье закрепляется обычаем давать на его имя промысловую клятву: «У нас же у охотников свой ангел-хранитель. Александр Третий. Мы даже клятву принимаем у него. Даже в охотничьем билете у нас написано. Серьезно. Вот у нас называют оберегом» [ПМ: 1].

Веря в чудодейственную силу различных наговоров, даже современные охотники никому не раскрывают своих тайных слов. Один из респондентов подтвердил, что знает слова, но раскрыть их не согласился: «Не знаю, что на охоту говорят. Это мои слова. Я не сам их придумал. Мои предки. Из покон веков передается. Просто наговор такой — и на охоту идти, и на ружье. На ружье, когда снаряжаешь. Там просто со мной оберег идёт и всё» [ПМ: 6].

Таким образом, в ритуалах охотничьего промысла прослеживается активное использование элементов вербального кода, т. е. различные заговоры, наговоры, эвфемизмы, обереговая паремия. Причем каждый конкретный ритуал может быть построен как на одном из этих составляющих указанного кода, так и на всех вместе. Разные аспекты промысловой и бытовой деятельности охотника в рассказах остаются слабо развернутыми, поскольку многие информанты озвучивают только догадки и предположения об истинном ритуальном охотничьем комплексе, который остается закрытым для непосвященных.

Тем не менее у нас есть достаточные основания говорить о существовании среди промыслового населения Коми-пермяцкого округа специального «тайного» охотничьего языка, в котором с помощью описательных названий обозначались как объекты промысла, так и некоторые явления непромысловой среды.

Так сложилось, что народная традиция зачастую дублирует свои сообщения на определенные действия, как бы страхуя тем самым их от потерь, неизбежных при устной трансмиссии. Действительно, невербальный код в промысле коми-пермяцкого охотника играет не менее важную роль. Однако, это вопрос уже другого исследования.

Полевые материалы:

1.                 2009: Кочевский район, д. Хазово, Исаев Анатолий Иванович.

2.                 2009: Кочевский район, с. Коча, Хомяков Иван Михайлович, 1939 г.р., родом из д. Зельгорт.

3.                 2003: Юсьвинский район, д. Михеево, Гордеев Октябрь Ефимович, 1927 г.р., родом из д. Прохорово.

4.                 2008: Кочевский район, с. Большая Коча, Гагарина Анастасия Михайловна, 1931 г.р., родом из д. Борино.

5.                 2004: Юсьвинский район, д. Данино, Гордеева Мария Семеновна, 1935 г.р..

6.                 2009: Петров Владимир Николаевич, Кочевский район, с. Пелым.

Литература:

1.     Аникин В. П. Русский фольклор: Учеб. пособие для филол. спец. вузов. — М.: Высшая школа, 1987.- 285 с.

2.     Голева Т. Г. Мифологические персонажи в системе мировоззрения коми-пермяков. — СПб.: Изд-во «Маматов», 2011. — 272 с.

3.     Конаков Н. Д. Коми охотники и рыболовы во второй половине XIX-начале XX. — М., 1983. — 248 с.

4.     Коньшина Е. И. Образ Лешего в понимании коми-пермяков // Наш край. — Кудымкар, 1995. — 178 с.