Первый хор из «Аталанты в Калидоне» А.-Ч. Суинберна в переводах Вл.Г.Зуккау-Невского и Э. Ю. Ермакова

Данная статья посвящена анализу первого хора из «Аталанты в Калидоне» А.-Ч. Суинберна в переводах Вл.Г.Зуккау-Невского и Э. Ю. Ермакова. Проведенное исследование позволяет утверждать, что данные переводы являются удачными.

Ключевые слова: А.-Ч. Суинбёрн, поэтический перевод, русско-английские литературные связи, компаративистика, художественная деталь, межкультурная коммуникация.

В отличие от второго хора из «Аталанты в Калидоне», первый хор был переведен лишь дважды — Вл.Г.Зуккау-Невским для «Антологии новой английской поэзии» (1937) [см.: 4, с. 133–134] и — в начале XXI в. — Э. Ю. Ермаковым [см.: 3]. Переводчикам в целом удалось сохранить не только структурные особенности «античного» хора (хотя Э. Ю. Ермаков и отказался от его строфического деления), но и многочисленные реалии мифологического мира, среди которых имена божеств Пана (Pan), Бахуса/Вакха (Bacchus), образы вакханок, менад, бассарид (Bacchanal, Maenad, Bassarid) [2].

Уже в первом стихе перевода, несколько снижая экспрессию суинбёрновского описания стремительного наступления весны, осуществлявшегося с помощью аналогии с преследованием зимы гончими псами («Whenthehoundsofspringareonwinter’straces, / Themotherofmonths in meadow or plain / Fills the shadows and windy places / With lisp of leaves and ripple of rain» [1, p. 11] [Когда гончие весны идут по следу зимы, / Мать месяцев в лугах или на равнинах / Наполняет затененные и подветренные места / Шелестом листьев и дрожью дождя]), Вл.Г.Зуккау-Невский компенсировал пропуск символическим отождествлением порывов ветра с танцами: «Когда зиму настигнут весны посланцы, / Месяцев мать в просторах полей / Полнит рощи, где ветра танцы, / Лепетом листьев и дрожью дождей» [4, с. 133]. Также переводчик был внимателен к малейшим фонологическим нюансам оригинала, таким, как аллитерация звуков [l] и [r] в синтагмах «lisp of leaves» и «ripple of rain», которая была сходно передана посредством повтора звуков [л], [д] и [ж] в синтагмах «лепет листьев» и «дрожь дождя». Э. Ю. Ермаков, не обративший внимания на фонологические аспекты, дополнил описание весны яркими определениями: «Весна на след зимы спускает свору, / Равнины полнит дождь и звон листвы, / Все впадины земли доступны взору / Сезонов матери, царице синевы» [3].

Вл.Г.Зуккау-Невский решает проблему передачи особенностей цвета птицы, представленного в оригинале прилагательными «brown» («коричневый, бурый, темный») и «bright» («блестящий, яркий, ясный, красивый, светлый»), при помощи удачного эпитета «яснокрылый», и при этом усиливает синтаксический параллелизм многократным повтором предлога о и следующих за ним однородных конструкций с существительными в предложном падеже: «And the brownbright nightingale amorous / Is half assuaged for Itylus, / For the Thracian ships and the foreign faces, / The tongueless vigil, and all the pain» [1, p. 11] [И светло-коричневый влюбленный соловей / Почти забыл об Итиле, / О фракийских кораблях и лицах чужестранцев, / Безмолвном бодрствовании и всей боли] — «И влюбленный соловей яснокрылый / Уж почти позабыл о своем Итиле <согласно предложенной Суинбёрном интерпретации древнегреческого мифа, Итил был превращен в ласточку, а его подруга Филомела — в соловья>, / О фракийских судах, о толпе чужестранцев, / О бденьи безмолвном, о скорби своей» [4, с. 133][1]. В финале первого хора переводчик поступает совершенно иначе, отказываясь от предложенных оригиналом параллельных конструкций, ср.: «But the berried ivy catches and cleaves / Tothelimbsthatglitter, thefeetthatscare/ Thewolfthatfollows, thefawnthatflies» [1, p. 12] [Но плющ в ягодах цепляется и прилепляется / К телам, что блестят, ногам, что пугают / Волка, который гонится, олененка, который убегает] — «Но, весь в ягодах, плющ цепляется, виснет, / К блестящим телам, к ногам прилипает / Юной лани и волка, бегущего вслед» [4, с. 134]; параллелизм был опущен и в позднейшем переводе Э. Ю. Ермакова: «А цепкий плющ волочится за ней, / Свивает ноги ей, с волками вдаль бегущей, / И фавна робкого догнать не позволяет» [3].

Сохранив сравнения в эпизоде описания весны («For the stars and the winds are unto her / Asraiment, assongsoftheharp-player» [1, p. 12] [Ибо звезды и ветры для нее / Как наряд, как песни арфиста]), Вл.Г.Зуккау-Невский несколько иначе расставляет акценты, дополняя картину использованием поэтического оборота «дева света» и заменяя «песни арфиста» на «песни поэта»: «Ибо звезды и вихри для девы света — / Как одеянья, как песни поэта» [4, с. 133]. Такая переакцентировка вполне обоснована в силу сокращения русским переводчиком предшествующих определений, ср.: «Maidenmostperfect, ladyoflight/ <…> / <…> O thoumostfleet» [1, p. 11] [Самая прекрасная дева, царица света / <…> / <…> О ты самая быстрая] — «Совершенство, богиня сияющих дней» [4, с. 133]. Э. Ю. Ермаков также пропускает одно из определений второй строфы, ограниваясь оборотом «царица света, лучшая из дев» [3], однако при этом не вносит дополнительных определений в последующий текст, где одно из сравнений оказывается замененным метафорой: «Свод звездный для тебя — как покрывало, / Гудение ветров хвалебной песнью стало» [3]. В отдельных фрагментах Вл.Г.Зуккау-Невский также замещал суинбёрновские тропы своими, например, при характеристике дней зимы вместо метафоры английского оригинала употреблял авторское сравнение: «And time remembered is grief forgotten» [1, p. 11] [И вспоминаемое время — забытое горе] — «Эти дни, словно горе былое, забылись» [4, с. 134]. Э. Ю. Ермаков, в данном случае предельно упростивший понимание английского оригинала («Оставим в прошлом скуку, сон и горе» [3]), в других эпизодах неоднократно использовал никак не соотносимые с суинбёрновским текстом сравнения, в большинстве своем представляющиеся не совсем уместными: «For the risen stars and the fallen cling to her <spring>» [1, p. 12] [Ибо восходящие звезды и падающие на ней <весне>] — «Светила, словно бусы, украшают грудь <весны>» [3] (ср. у Вл.Г.Зуккау-Невского: «Ибо звезды, взойдя, окружают кольцом ее» [6, с. 433]); «The wild vine slipping down…» [1, p. 13] [Дикий виноград ниспадает…] — «Укрылась <вакханка> виноградом диким, как плащом» [3] (ср. у Вл.Г.Зуккау-Невского: «Виноградная ветвь, соскользнув.».. [4, с. 434]).

Наименее удачным можно считать перевод пятой, самой сложной для восприятия, строфы первого хора «Аталанты в Калидоне», в которой, сохранив и сравнение плода и листа с золотом и огнем («as gold and fire»), и характерную анафору, Вл.Г.Зуккау-Невский утратил самое главное — особый колорит, переданный при помощи аллитерации звуков [f], [l], [t], [r]: «The full streams feed on flower ofrushes, / Ripe grasses trammel a travelling foot, / The faint fresh flame ofthe young year flushes / From leaf to flower and flower to fruit; / And fruit and leaf are asgoldandfire, / And the oat is heard above the lyre, / And the hoofedheelofa satyrcrushes/ Thechestnut-huskatthechestnut-root» [1, p. 12] [Полноводные ручьи питают мощь камыша, / Зрелые травы мешают ногам путника, / Слабое свежее пламя нового года льется / С листа на цветок и с цветка на плод; / И плод и лист как золото и огонь, / И свирель слышна с лирой, / И копыто сатира дробит / Скорлупу каштана у корней каштанового дерева] — «Камышом покрываются вздутые воды, / Ноги путников вязнут средь трав молодых, / Тихо свежее пламя юного года / Льется с листьев на цвет и с цветов на плоды. / И цвет и плод — словно злато и пламя, / И свирель вместе с лирой слышна над полями, / И копытце сатира дробит мимоходом / Плод каштана под сенью деревьев густых» [4, с. 134]. В переводе Э. Ю. Ермакова можно видеть попытку передать аллитерацию звуков (сначала [в] и [т], затем — [л] и [г]), однако при этом утрачена анафора, а сравнение плода и листа с золотом с огнем усечено ровно наполовину, к тому же сам образ сатира представлен более агрессивным: «Весенние ручьи качают тростники, / Так высока трава, что путник не пройдет, / Ладони года ласковы, легки, / И в них до срока зреет плод; / Красой способен плод соперничать с огнем, / Мы слышим флейту ночью, лиру — днем, / Сатир мохнатоногий у реки / Крушит копытом корни, разевая рот» [3].

На протяжении длительного времени фрагментарные переводы оставались единственными немногочисленными фактами обращения в России к осмыслению драматургического творчества Суинбёрна. Только в начале XXI в. в сети Интернет появились выполненные Э. Ю. Ермаковым полные переводы трех пьес английского писателя — «Аталанта в Калидоне» [3], «Эрехтей» и «Розамунда, королева Ломбардии», которые можно считать новым (пусть и далеким от совершенства) шагом на пути привлечения внимания русского читателя к суинбёрновскому творчеству. В целом же фрагментарные переводы В.Исакова и Вл.Г.Зуккау-Невского для «Антологии новой английской поэзии» (1937) остаются лучшими образцами творческого прочтения в России суинбёрновской драматургии, заметно превосходящими и более ранние переводы Н. А. Васильева и М. О. Цетлина (Амари), и современные переводы Э. Ю. Ермакова глубиной проникновения в замысел английского автора.

Литература:

1.                          Swinburne A.-Ch. Atalanta in Calydon and Erechtheus. — Ann Arbor: George Wahr, 1922. — 328 p.

2.                          Комарова Е. В. Русская рецепция Алджернона Чарлза Суинберна: Дис. … канд. филологических наук. — Нижний Новгород, 2014. — 287 с.

3.                          Суинбёрн А.-Ч. Аталанта в Калидоне / Пер. Э. Ю. Ермакова // http://samlib.ru/e/ermakow_e_j/atalantawkalidone-1.shtml

4.                          Суинбёрн А.-Ч. Первый хор из «Аталанты в Калидоне» / Пер. Вл.Г.Зуккау-Невский // Антология новой английской поэзии / Вступ. ст. и комм. М. Н. Гутнера. — Л.: Худ. лит., 1937. — С. 133–134.