Юридическое определение цифровых финансовых активов в российском законодательстве | Статья в журнале «Молодой ученый»

Отправьте статью сегодня! Журнал выйдет 14 сентября, печатный экземпляр отправим 18 сентября.

Опубликовать статью в журнале

Автор:

Рубрика: Юриспруденция

Опубликовано в Молодой учёный №35 (534) август 2024 г.

Дата публикации: 28.08.2024

Статья просмотрена: 4 раза

Библиографическое описание:

Семенова, Н. А. Юридическое определение цифровых финансовых активов в российском законодательстве / Н. А. Семенова. — Текст : непосредственный // Молодой ученый. — 2024. — № 35 (534). — URL: https://moluch.ru/archive/534/117367/ (дата обращения: 01.09.2024).

Препринт статьи



В данной статье исследуется правовая природа цифровых финансовых активов в контексте законодательства Российской Федерации. Автор анализирует основные нормы, определяющие статус цифровых активов, их правовое обоснование, а также регулирование и защиту прав собственности в этой сфере. В статье также рассматриваются особенности юридического статуса цифровых финансовых активов и их влияние на развитие финансовой системы России.

Ключевые слова: цифровые финансовые активы, законодательство, правовая природа, Российская Федерация, регулирование, защита прав, финансовая система.

Устойчивое развитие и процветание Российской Федерации, а также обеспечение высокого уровня жизни для ее граждан, в корне связаны с прогрессом в производстве. «Этот прогресс требует повышения эффективности и мобильности капитала, используемого в предпринимательской деятельности. Важной стратегией повышения прибыльности экономической деятельности является минимизация ненужных и оптимизируемых затрат, которые не вносят непосредственного вклада в производство продукции. Перспективным направлением для достижения существенного прогресса в развитии России является оцифровка информационных потоков, особенно в инвестиционном и финансовом секторах отечественной экономики» [1].

Развитие компьютерных технологий, наряду с созданием соответствующего программного обеспечения и широкой доступностью Интернета, глубоко изменило гражданские правоотношения. «Эта трансформация характеризуется расширением возможностей для быстрого обмена информацией и облегчения быстрых платежей при совершении сделок. Эти технологические инновации не только ускорили выполнение договорных обязательств, но и существенно сократили расходы, связанные с посредническими услугами, без ущерба для качества или объема исполнения основных обязательств» [2]. Инновационным событием, заслуживающим признания, стало появление в российской юридической терминологии цифровых финансовых активов (ЦФА), введенных Федеральным законом № 259-ФЗ 31 июля 2020 года. Официально озаглавленный «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации», этот закон, который обычно называют законом о ЦФА, знаменует собой важнейшее достижение в финансовом секторе. Он обеспечивает комплексную нормативную базу для использования и управления цифровыми финансовыми активами на территории Российской Федерации, тем самым интегрируя эти современные финансовые инструменты в правовую и экономическую инфраструктуру страны.

В сфере цивилистической доктрины отсутствует консенсус относительно правовой характеристики феномена ЦФА. «Законодательная база, регулирующая ЦФА, отличается неоднозначностью юридической интерпретации, что приводит к раздвоенному пониманию сущности ЦФА. Эта двойственность позволяет осмыслить ЦФА с нескольких точек зрения: как способ капитализации, как актив, обладающий инвестиционной привлекательностью, и как механизм, удостоверяющий принадлежность конкретных имущественных прав участникам гражданских правоотношений» [13]. Концепция ЦФА рассматривается некоторыми как необычное слияние, заключающее в себе как метод обеспечения прав (выступающий в качестве инвестиционного инструмента), так и цель для распределения капитала (выступающий в качестве инвестиционного актива). Однако такая двойная трактовка привносит уровень сложности и споров, что затрудняет интеграцию перспективной структуры ЦФА в традиционные финансовые системы. Отсутствие четкого, единого понимания ее роли и функции в рамках гражданских сделок препятствует ее более широкому принятию и использованию.

«По состоянию на 27 августа 2024 г. в реестр операторов информационных систем, выпускающих сертифицированные финансовые активы (ЦФА), входят пять организаций, включая два известных российских банковских учреждения» [11]. Эта ситуация подчеркивает как коммерческий интерес к проекту ЦФА, так и многообещающий потенциал этого инструмента. Тем не менее, это подчеркивает важную проблему: несмотря на то, что закон о ЦФО действует в Российской Федерации уже три года, количество операторов, контролирующих информационные системы для выпуска ЦФО, остается заметно низким, особенно учитывая огромную территорию страны.

Четвертая промышленная революция, широко известная как Индустрия 4.0, обозначает трансформационный этап, когда цифровые и компьютерные технологии все больше интегрируются в экономические процессы. «Эту эпоху отличает повсеместное применение передовых технологических систем, способствующих повышению уровня автоматизации, обмену данными и принятию интеллектуальных решений в различных отраслях. Встраивая цифровые инновации в ткань экономической деятельности, Индустрия 4.0 стремится оптимизировать эффективность производства, стимулировать инновации и создавать взаимосвязанные экосистемы, выходящие за рамки традиционных промышленных границ» [14] [4]. Дон Тапскотт утверждает, что в основе зарождающейся экономической системы лежит оцифровка. Эта концепция подчеркивает трансформацию, когда информация существует в цифровом формате. Благодаря оцифровке данные становятся легко доступными, ими можно делиться и ими можно манипулировать, формируя основу современной экономической деятельности. «Этот сдвиг способствует появлению новых бизнес-моделей, повышает производительность и обеспечивает беспрепятственный поток информации в глобальных сетях. Цифровое существование информации, как считает Тапскотт, является, таким образом, ключевым для понимания и навигации по современному экономическому ландшафту» [16].

Стремительное развитие цифровых технологий стало катализатором появления новых явлений в различных отраслях, в частности, признания объектов цифровых прав в качестве объектов, имеющих значительное экономическое значение. Это признание, в свою очередь, вызвало споры о необходимости выделения этих цифровых объектов в отдельный класс в рамках гражданских правоотношений. «По мере того, как эти цифровые объекты продолжают проникать в экономическую деятельность и оказывать на нее влияние, дискуссия вокруг их правового статуса и последствий для прав собственности и нормативно-правовой базы становится все более актуальной. Этот развивающийся диалог подчеркивает необходимость комплексного правового подхода к решению уникальных характеристик и проблем, возникающих в связи с цифровыми объектами прав в современной цифровой экономике» [3]. В контексте продолжающейся цифровизации объектов гражданских прав создание цифровых финансовых активов (ЦФА) стало важным показателем цифровой экономики, находящейся на стадии становления. Необходимость законодательного регулирования оборота цифровых активов признана современной тенденцией. Российское законодательство реализует особую стратегию регулирования развивающихся технологий, заметно отличающуюся от распространенных в других странах систем токенизации активов.

В соответствии с национальной инициативой «Цифровая экономика Российской Федерации» российские законодатели приняли несколько нормативных актов, в частности, закон, регулирующий цифровые финансовые активы (ЦФА). Как указано в части 2 статьи 1 этого закона, ЦФА формально классифицируются как особые цифровые права. Эти права включают в себя денежные требования, возможность осуществления прав, связанных с долевыми ценными бумагами, право на участие в капитале непубличных акционерных обществ и право требовать передачи долевых ценных бумаг. «Эти права предоставляются решением о выпуске цифровых финансовых активов в соответствии с процедурами, предусмотренными законом ЦФА. Выпуск, учет и обращение таких цифровых прав осуществляется исключительно с помощью записей в информационной системе, работающей на основе распределенной бухгалтерской книги, а также в других совместимых информационных системах» [8].

Анализ показывает, что в соответствии с российским законодательством цифровые финансовые технологии, такие как цифровые валюты и токены, не подпадают под законодательную базу, определяющую цифровые финансовые активы (ЦФА). «Это указывает на то, что российский законодатель придерживается ограничительной трактовки ЦФА. Изначально многие российские правоведы придерживались более широкой точки зрения, считая, что ЦФА включает в себя различные токены и криптовалюты. Этот более широкий взгляд был отражен и в первоначальном проекте закона «О цифровых финансовых активах», где ЦФА описывался как собственность в электронной форме» [15] [10] [7].

Анализ доктринальных взглядов различных ученых показывает, что решение российского законодательства провести различие между централизованными финансовыми активами (ЦФА) и цифровой валютой является логичным и обоснованным. Такое разграничение оправдано, прежде всего, в силу внутренних различий в обязательствах и правах, связанных с этими финансовыми инструментами. «При работе с ЦФА, такими как обязательственные денежные требования, права по долевым ценным бумагам, требования о передаче долевых ценных бумаг и права на участие в капитале непубличного акционерного общества, относительно просто определить и установить соответствующие уполномоченные и обязанные стороны. Напротив, использование цифровой валюты представляет собой проблему в этом отношении, поскольку она по своей сути децентрализована и не позволяет четко разграничить уполномоченных и обязанных лиц таким же образом» [13]. Для выяснения основных принципов правового регулирования общественных отношений, связанных с центральными финансовыми активами (ЦФА), необходимо детальное изучение уникальных характеристик, присутствующих в цифровой документации на различных этапах и материальных результатах взаимодействия между вовлеченными сторонами. Такое изучение будет способствовать более глубокому пониманию уникальных проблем и нюансов, связанных с цифровым форматом, который играет решающую роль в формировании нормативно-правовой базы в отношении ЦФА.

Согласно части 2 статьи 1 Закона о цифровых финансовых активах (ЦФА), российское законодательство выделяет четыре различные категории имущественных прав: денежные требования, права, связанные с эмиссионными ценными бумагами, права на участие в капитале непубличных акционерных обществ и права требовать передачи определенных эмиссионных ценных бумаг, указанных при выпуске цифровых финансовых активов. Эти категории не являются новыми конструкциями, а представляют собой давно устоявшиеся элементы гражданских сделок. Однако следует отметить, что не все денежные требования по своей сути являются оборотными.

Денежные обязательства вытекают из необходимости совершения платежных действий, как наличными, так и безналичными средствами. Эти обязательства могут возникать из различных источников, таких как судебные решения, налоговые обязанности, трудовые договоры, административные или уголовные правонарушения. Важно отметить, что требования, вытекающие из административных или уголовных правонарушений, не должны рассматриваться как оборотные инструменты или объекты гражданских прав. Кроме того, некоторые требования по обязательствам неразрывно связаны с первоначальным должником, что делает их неотделимыми и неподходящими для включения в структуру ЦФА. Например, уступка прав бенефициара по независимой гарантии недействительна, если она не включает в себя одновременную уступку прав по основному обязательству той же стороне. Таким образом, юридическое определение структуры ЦФА должно подчеркивать оборотоспособность и возможность принудительного исполнения денежных требований в качестве ее основных элементов.

Изучение действующего законодательства в области ЦФА показывает, что нет никаких существенных оснований для ограничения применения технологии ЦФА в цифровой эмиссии акций для публичных акционерных обществ (АО) или в долевых ценных бумагах, конвертируемых в такие акции. Вероятное обоснование этих ограничений связано с опасениями по поводу возможного использования структур ЦФА для незаконной деятельности или мошеннических схем, подобно печально известному инциденту с МММ в 1990-х годах. Однако ожидается, что по мере совершенствования и утверждения механизмов реализации структур ЦФА в непубличных АО эти ограничения будут сняты. Это откроет путь к более широкому включению в гражданские сделки.

Всестороннее изучение норм, изложенных в российском законе о криптофинансовых активах (ЦФА), выявляет нюансы понимания ЦФА законодателем. В частности, законодатель трактует ЦФА не только с точки зрения специализированного сегмента имущественных прав, но и как механизм удостоверения имущественных прав, что является неотъемлемой частью природы ЦФА. «Такая трактовка прослеживается в различных частях законодательства, включая часть 4 статьи 1, часть 1 статьи 2, часть 5 статьи 6 и другие. Такой двойной подход означает, что российский законодатель рассматривает ОФД и как оборотные объекты гражданских прав, представляющие собой конкретные имущественные права, и как способ удостоверения этих прав в рамках определенной информационной системы» [13]. Такая ситуация является проблематичной для правоохранительных органов, что, вероятно, объясняет, почему внедрение дизайна ЦФА в гражданские сделки заметно затянулось, несмотря на первоначальный оптимизм.

«Имущественные права, заключенные в структуре ГПД (рамочного гражданско-правового договора), однозначно являются требованиями, возникающими в рамках гражданско-правовых обязательств. Эта точка зрения последовательно поддерживается Н. В. Кагальницковой, как она сформулирована в ее работе, а также была подтверждена Конституционным Судом РФ» [5] [9]. Права, признанные российскими законодателями в качестве неотъемлемой части ЦФА, не являются новаторскими или беспрецедентными в правовой доктрине. Напротив, они устоялись, прошли тщательную проверку и неизменно доказывают свою эффективность в рамках правовой системы.

Основное различие между правами собственности, связанными с цифровыми финансовыми активами (ЦФА), и правами, которыми обладают держатели ценных бумаг, акционеры и кредиторы, заключается главным образом в технологии, используемой для их регистрации. Традиционные денежные требования могут быть эффективно обеспечены с помощью договоров займа и кредита, которые оформляются в виде документарных или бездокументарных ценных бумаг. Акции также давно являются инструментами гражданских сделок. Таким образом, суть различий заключается в технологической базе, используемой для регистрации этих прав собственности.

Российский законодатель в части 2 статьи 1 закона о цифровых финансовых активах (ЦФА) подчеркивает, что отличительный признак этих активов заключается не в природе самих прав, а в инновационной технологии, используемой для удостоверения этих имущественных прав. Эта инновация характеризуется цифровой записью обязательств, использованием специальных алгоритмов для идентификации участников в электронно-виртуальной среде, а также точностью, необходимой для определения объема требований, графиков платежей и заранее установленных сроков исполнения обязательств. Эти процессы требуют наличия соответствующей технической инфраструктуры, определенного уровня технических знаний участников и привлечения специализированных организаций-посредников. Эти посредники определены законодателем как операторы информационной системы, выпускающей цифровые финансовые активы, и операторы их обмена.

Изменения в способах регистрации прав собственности не меняют их юридической сущности. Поэтому нет необходимости вводить такие понятия, как телефонные права с распространением телефонов, факсимильные права с факсимильными аппаратами или телеграфные права с телеграфными аппаратами. Аналогично, такие термины, как электронные права и цифровые права, не следует рассматривать как отдельные правовые категории. Напротив, эти термины служат метафорами для обозначения компьютеризации и онлайн-интеграции этих отношений. Тщательный анализ статьи 141.1 Гражданского кодекса Российской Федерации показывает, что такие термины, как оцифрованные права или права собственности, записанные в цифровой форме, являются более точными и точно описывают природу этих правоотношений.

Онтологически электронно-цифровая природа объективирующих отношений, связанных с конструкцией ЦФА, по своей сути не относится к сущности объектов гражданских прав. Вместо этого он связан с транзакционной структурой, в частности, с ее формой. Формализация записей, указывающих на регистрацию или владение ЦФА конкретными субъектами (например, держателями или номинальными держателями), посредством пометок в соответствующей информационной системе представляет собой новый метод выражения намерений участников гражданских правоотношений. Этот метод делает юридически значимую информацию доступной для тех, кто вовлечен в соответствующие правовые контексты.

Исходя из этого, можно предположить, что ценные бумаги не следует классифицировать как отдельные объекты в составе гражданских прав. Как правило, гражданские права включают в себя нематериальные и неотчуждаемые активы, неразрывно связанные с личной идентичностью, а также материальные товары и имущественные права, обладающие неотъемлемой экономической ценностью. Вместо этого ценные бумаги следует рассматривать как особые методы документирования прав собственности, которые они представляют. «Следовательно, такая точка зрения предполагает необходимость пересмотра норм главы 7 Гражданского кодекса Российской Федерации, в которой говорится о ценных бумагах, и включения этих пересмотренных положений в главу 9. Эта глава регулирует общественные отношения, возникающие из сделок, которые являются одними из самых распространенных юридических фактов в гражданском праве» [12].

Всесторонний анализ законодательного права, доктринальных источников и правоприменительной практики показывает, что законодателям и правоприменителям необходимо сместить акценты в отношении правовой характеристики цифровых финансовых активов (ЦФА). Вместо того чтобы концентрироваться на конкретных имущественных требованиях, воплощенных в этих активах, следует сделать акцент на отличительном способе, которым эти требования оформляются. ЦФА характеризуются использованием технологии распределенных книг (DLT) в информационных системах, что позволяет контрагентам взаимодействовать в режиме онлайн. По сути, структура ЦФА использует эту технологию в качестве инновационного метода регистрации прав собственности, сродни новой форме письменной сделки.

В российском законодательстве термины «цифровые права» и «цифровые финансовые активы» (ЦФА) представляют собой юридические конструкции, предназначенные для обеспечения электронного и виртуального оборота обязательств, требований и прав участия. Этими конструкциями управляют операторы информационных систем, которые отвечают за выпуск, обращение и обмен ЦФА в рамках глобальной Интернет-инфраструктуры.

В связи с этим предлагается внести поправку в часть 2 статьи 1 Федерального закона № 259-ФЗ от 31 июля 2020 г. «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации». Предлагаемая поправка расширит определение цифровых финансовых активов (ЦФА), включив в него права, удостоверенные записями в информационных системах на основе распределенных книг и других аналогичных платформах. Эти права будут включать в себя обязательственные денежные требования, права, связанные с долевыми ценными бумагами, требования, связанные с передачей долевых ценных бумаг, и права на участие в непубличных акционерных обществах. Согласно Федеральному закону, управление такими правами, их передача и прекращение будут осуществляться исключительно в информационной системе эмитента.

Литература:

  1. Иншакова, А. О. Цифровые механизмы сопровождения внешнеторговых сделок хозяйствующих субъектов юрисдикций БРИКС / А. О. Иншакова, А. И. Гончаров // Образование и право. — 2020. — № 12. — С. 138–144.
  2. Иншакова, А. О. Повсеместные вычисления и интернет вещей: концепция цифровой модернизациии правовое регулирование (Рец. На кн.: Ubiquitous Computing and the Internet of Things: Prerequisites for the Development of ICT [Electronic resource] / ed. By E. G. Popkova. — Cham: Springer Science + Business Media, 2019. — (Studies in Computational Intelligence; vol. 826)) / А. О. Иншакова // Правовая парадигма. — 2019. — Т. 18, № 3. — С. 154–166.
  3. Цифровая экономика: концептуальные основы правового регулирования бизнеса в России / Л. В. Андреева, Д. А. Гаврин, П. Е. Егоров [и др.]. — Москва: Общество с ограниченной ответственностью «Проспект», 2023. — 488 с.
  4. Гончаров, А. И. Интернет-пространство и искусственный интеллект: проблемы регулирования латентного предпринимательства / А. И. Гончаров, М. В. Гончарова // Правовая парадигма. — 2023. — Т. 22, № 1. — С. 129–139.
  5. Ладочкина, Л. В. Цифровые права как объекты гражданских прав / Л. В. Ладочкина // Современные проблемы и перспективы развития частноправового и публично-правового регулирования: сборник материалов V Международной научно-практической конференции, посвященной 20-летию кафедры гражданского права Института права Башкирского государственного университета, Уфа, 22 апреля 2022 года. — Уфа: Башкирский государственный университет, 2022. — С. 169–172.
  6. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2017 N 54 «О некоторых вопросах применения положений главы 24 Гражданского кодекса Российской Федерации о перемене лиц в обязательстве на основании сделки». — СПС «Гарант».
  7. Проект Федерального закона N 419059–7 «О цифровых финансовых активах» (ред., внесенная в ГД ФС РФ, текст по состоянию на 20.03.2018). — СПС «Гарант».
  8. Паспорт национального проекта «Национальная программа «Цифровая экономика Российской Федерации» (утв. президиумом Совета при Президенте РФ по стратегическому развитию и национальным проектам, протокол от 04.06.2019 N 7). — СПС «Гарант».
  9. Постановление Конституционного Суда РФ от 28.10.1999 N 14-П «По делу о проверке конституционности статьи 2 Федерального закона о внесении изменений и дополнений в Закон Российской Федерации «О налоге на прибыль предприятий и организаций» в связи с жалобой ОАО Энергомашбанк». — СПС «Гарант».
  10. Долматов, А. В. Проблемы правового регулирования цифровых финансовых активов / А. В. Долматов, Е. А. Долматов // Вестник Санкт-Петербургской юридической академии. — 2021. — № 4(53). — С. 38–43.
  11. Реестр операторов информационных систем, в которых осуществляется выпуск цифровых финансовых активов. — https://cbr.ru/vfs/registers/infr/list_OIS.xlsx
  12. Папулина, А. А. Юридические факты в гражданском праве: понятие и классификация / А. А. Папулина, М. В. Ябурова // Наука, образование, общество: актуальные вопросы, достижения и инновации: сборник статей IV Международной научно-практической конференции, Пенза, 10 декабря 2021 года. — Пенза: Наука и Просвещение (ИП Гуляев Г. Ю.), 2021. — С. 84–87.
  13. Садков, В. А. Цифровые финансовые активы как объекты гражданских прав и их оборот: специальность 12.00.03 «Гражданское право; предпринимательское право; семейное право; международное частное право»: диссертация на соискание ученой степени кандидата юридических наук / Садков Виталий Андреевич. — Курск, 2022. — 211 с.
  14. Тарасов, И. В. Индустрия 4.0: понятие, концепции, тенденции развития / И. В. Тарасов // Стратегии бизнеса. — 2018. — № 6(50). — С. 57–63.
  15. Цинделиани, И. А. Правовая природа цифровых финансовых активов: частноправовой аспект / И. А. Цинделиани // Юрист. — 2019. — № 3. — С. 34–41.
  16. Зеленкевич, М. Л. Децентрализованные финансы в цифровой экономике / М. Л. Зеленкевич, И. И. Краснова // Управление цифровой трансформацией бизнеса: Коллективная монография. — Минск: Информационно-вычислительный центр Министерства финансов Республики Беларусь, 2022. — С. 148–175.


Задать вопрос