Принудительное лечение в уголовном праве России: история развития и современность



В статье автор исследует исторический аспект применения принудительных мер медицинского характера по отношению к лицам, совершившим общественно опасные деяния.

Ключевые слова: принудительное лечение, принудительные меры медицинского характера, общественно опасное деяние, невменяемость, психическое расстройство.

В уголовном праве России принудительное лечение является одной из актуальных тем, так как количество общественно опасных деяний остается достаточно высоким и неразрывно связано с общей распространенностью психических расстройств. Принудительные меры медицинского характера в отношении совершивших общественно опасное деяния в настоящее время являются необходимым институтом, регулирующим особый пласт проблем, и направленным на нивелирование их опасности и профилактику совершения новых.

В уголовном праве России институт принудительного лечения имеет длительную историю. Так, в средние века отношение к душевнобольным в значительной мере было связано с мистическим мышлением и религиозными представлениями о душе. В основе лежала вера в сверхъестественные причины, вызывающие психические расстройства. В средневековой России, как и сложившейся практикой в европейских странах, «безобидных» душевнобольных оставляли на свободе, тех же, кого признавали опасными, «запирали в монастыри, чаще в тюрьмы, где их содержали вместе со всяким сбродом, или чаще же помещали в особенные, выстроенные в виде зверинца, дома для юродивых, которые посещались для потехи публикой». В ряде случаев они «предавались суду за колдовство», становились объектами жестоких пыток и «были сожжены на костре, потому что их считали за одержимых нечистою силою» [16].

В XVII веке институт принудительного лечения начал формироваться как отдельная отрасль уголовного права со своими специфическими нормами. Так, согласно ст. 79 «Новоуказных статей о татебных (от тать — вор) , разбойных и убийственных делах» 1669 года убийство человека «бесным» не влекло за собой его смертной казни [1]. Однако данный законодательный акт не оставлял инструкций по дальнейшим действиям в отношении душевнобольных.

Согласно принятому Петром I в 1715 году «Воинскому артикулу», за отдельные виды преступлений (воровство) в случае совершения «в лишении ума» наказание «обыкновенно умалялось или весьма отставлялось» [2]. В названных нормах наличие душевного расстройства видится как смягчающее обстоятельство в части «обыкновенно умалялось», либо как необходимость принудительного лечения до выхода из болезненного состояния в современном понимании «весьма отставлялось», получивших развитие в дальнейшем.

В 1775 году в Российской империи были приняты «Приказы общественного призрения». Главной задачей этих нормативных актов являлось обеспечение изоляции и лечения «умалишенных». Именно в этот период времени душевнобольные перестали содержаться в монастырях [3].

Согласно ст. 124 «Руководства к Российским законам» 1851 года «безумными» признавались лица, «не имеющие здравого рассудка с самого их младенчества». «Сумасшедшими» же считались те, «коих безумие происходит от случайных причин и, составляя болезнь, доводящую иногда до бешенства, может наносить обоюдный вред обществу и им самим». Признание человека душевнобольным осуществлялось путем проведения освидетельствования в губернских городах через Врачебную Управу, в присутствии губернатора, вице-губернатора, представителей Гражданской и Казенной палат и губернского прокурора [5]. В соответствии со ст. 118 «Учреждения для управления губерний Всероссийской империи» 1775 года Казенная палата представляла собой орган, «которому поручаются в смотрение домостроительные и казенные дела той Губернии, ведомости о числе народа, ревизионные списки, казенные и публичные строения и их содержание в той губернии» [15].

Впервые прямое указание о принудительном лечении в российском законодательстве появились в конце XIX века.

В 1864 году был издан «Устав Уголовного судопроизводства», в ст. 353–356 которого был подробно изложен порядок проведения освидетельствования обвиняемых в совершении уголовно наказуемых деяний судебными врачами в присутствии окружного суда «через врачебного инспектора и двух врачей». В ситуации, когда во время судопроизводства возникали сомнения в «умственных способностях обвиняемого», он обязательно направлялся на «предварительное испытание в специальной больнице», где врачи-эксперты, пользуясь всеми выработанными наукой средствами, составляли заключение о психическом состоянии человека. В задачи психиатров, производящих экспертизу, входило определение «способности ко вменению». Обращаясь к содержанию данного термина, стоит заметить, что за юридической оболочкой скрывается понятие об известном душевном состоянии, «обсуждение которого доступно только врачу». Определение «способности ко вменению» подразумевало под собой проведение анализа «сознания, представлений, чувства и воли» человека, имеющее своей конечной целью разрешение вопросов о влиянии душевного расстройства на «способность понимания и руководства своими поступками», а также об опасности для других или для себя и о необходимости помещения в больницу [17].

После проведения необходимого обследования окружной суд мог вынести определение о прекращении судебного преследования, если оказывалось, что преступное действие учинено «в безумии, сумасшествии или припадке болезни, приводящем в умоисступление или совершенное беспамятство». При этом рассматривалась и ситуация, когда «обвиняемый впадал в болезненное состояние после совершения проступка», при этом назначалась «необходимая мера пресечения упомянутому лицу способов уклоняться от следствия и суда» [6].

В «Уложении о наказаниях уголовных и исправительных» 1885 года было сформулировано понятие невменяемости лица, совершившего общественно опасное деяние, выделены юридический и медицинский критерии. Российские суды, однако, на практике не руководствовались предписанным критерием вменяемости, а, ограничиваясь доказательствами наличия душевного заболевания, признавали, что «на таковых нет ни суда, ни закона», в отличие, например, от английского законодательства, где «вопрос об ответственности ставился в зависимость от вопроса о том, сознавал ли обвиняемый значение и противозаконность своего деяния или нет» [17]. Так, в ст. 95 названного Уложения указано, что «преступление или проступок, учиненные безумным от рождения или сумасшедшим, не вменяются им в вину, когда нет сомнения, что безумный или сумасшедший, по состоянию своему в то время, не мог иметь понятия о противозаконности и о самом свойстве своего деяния». Названный юридический акт регулировал вопросы применения принудительных мер медицинского характера к душевнобольным. Приложение к указанной статье вносило пояснения и о порядке применения названных мер, согласно которым содержание и лечение в доме умалишенных было обязательным, «с тем, чтобы ни в каком случае не были из того дома исключаемы и водворяемы в общество без разрешения высшего начальства» [4]. Немаловажными считались и условия содержания душевнобольных. Так, помимо установления контроля за «устройством помещений, пищей, одеждой, способами обращения», государство обязалось «охранять и имущественные интересы каждого больного, при том не только богатого, но еще в большей степени бедного» [17]. Следует обратить внимание и на возможность отмены принудительного лечения в зависимости от изменения состояния душевнобольного — если в течение двух лет у него не было замечено «никаких сего рода припадков, тогда, по точному удостоверении о состоянии их здоровья, они освобождаются из дома умалишенных». Предусматривалось и прекращение принудительного лечения в более короткие сроки в случае «особых к сему побуждений и достаточного удостоверения, что от того не может быть никакой опасности». В таком случае душевнобольной передавался на поручительство родственникам, в обязанности которых входило тщательное наблюдение за его психическим состоянием и применение надлежащих мер предосторожности [4].

В ст. 39 «Уголовного уложения» 1903 года впервые были выделены интеллектуальный (способность человека «понимать свойство и значение им совершаемого») и волевой («руководить своими поступками») признаки невменяемости. Выделение названных признаков юридического критерия позволяло проводить всесторонний анализ психической деятельности лица, совершившего правонарушение — его эмоционально-волевые и мнестико-интеллектуальные способности. Этой же статьей обозначался и медицинский критерий: «болезненное расстройство душевной деятельности, или бессознательное состояние, или же умственное недоразвитие, происшедшее от телесного недостатка или болезни». Регламентировалось также помещение по решению суда лица, совершившего общественно опасное деяние, «во врачебное заведение»вслучае, если «оставление такого лица без особого присмотра судом признавалось опасным». В случае совершения им тяжкого или особо тяжкого правонарушения («убийства, тяжкого телесного повреждения, изнасилования, поджога или покушения на одно из перечисленных деяний») помещение в лечебное учреждение с целью изоляции от общества было обязательным [7].

В указанный период времени принудительное лечение рассматривалось больше как мера содержания и наказания за общественно опасное деяние, чем как процедура реабилитации душевнобольного. Однако, с течением времени и развитием уголовно-правовой науки и представлений об ответственности и связанных с ней психических расстройствах, стала осознаваться и необходимость изменения подхода к принудительному лечению. Оно стало рассматриваться не только как мера защиты общества от совершивших общественно опасное деяние душевнобольных, но и как необходимое условие восстановления их психического здоровья.

В советский период институт принудительного лечения получил дальнейшее развитие. Согласно ст. 14 «Руководящих начал по уголовному праву РСФСР» 1919 года лица, совершившие общественно опасное деяние в состоянии душевной болезни или в состоянии, когда не отдавали себе отчета в своих действиях, не подлежали суду и применению к ним наказания. Этой же статьей регламентировалось применение лечебных мер и мер предосторожности к лицам, которые на момент совершения правонарушения находились в состоянии душевного равновесия, но к моменту приведения приговора в исполнение страдали душевным расстройством [8]. В ст. 17 «Уголовного кодекса РСФСР» 1922 года появилось дополнение о том, что действие настоящей статьи не распространяется на лиц, которые привели себя в состояние опьянения для совершения преступления [9].

Введенный в 1960 году «Уголовно-Процессуальный кодекс РСФСР» ст. 404 регламентировал обязательное производство предварительного следствия по делам об общественно опасных деяниях невменяемых лиц, а также о преступлениях лиц, заболевших душевной болезнью после совершения правонарушения. Указывалось на необходимость выяснения при производстве предварительного следствия обстоятельств совершения общественно опасного деяния, информации о наличии у лица, его совершившего, душевных заболеваний в прошлом, степень и характер душевного заболевания в момент совершения преступления и ко времени расследования дела. Обязательному документированию подлежало поведение лица как до совершения уголовно наказуемого деяния, так и после, а также характер и размер ущерба. Направление обвиняемого на судебно-психиатрическую экспертизу допускалось лишь при наличии достаточных данных, указывающих, что именно он совершил правонарушение, по поводу которого возбуждено уголовное дело и ведется расследование [10].

Видится значительным упущением, что действующее в настоящее время уголовное и уголовно-процессуальное законодательство предусматривает направление лиц на судебно-психиатрическую экспертизу до предъявления обвинения в совершении преступлении как такового (ст. 195–196 «Уголовно-Процессуального кодекса Российской Федерации») [13].

Согласно ст. 405 «Уголовно-Процессуального кодекса РСФСР» 1960 года в делах лиц, совершивших общественно опасные деяния в состоянии невменяемости, а также заболевших душевной болезнью после совершения преступления, было обязательным участие защитника, в отличие от случаев, когда согласно ст. 50 психически здоровый обвиняемый был «вправе в любой момент производства по делу отказаться от защитника» [10]. Ст. 58 «Уголовного Кодекса РСФСР» в качестве принудительных мер медицинского характера предусматривалось помещение в психиатрические больницы общего или специального типа. Важно отметить, что названные меры «лишены карательных признаков и не влекут судимости» [18].

Следующим шагом в развитии института принудительного лечения в уголовном праве России стало принятие Федерального закона 1992 года № 3185–1 «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании», который установил процедуру применения принудительного лечения, исключив возможность его необоснованного назначения и продления, определил права и обязанности пациентов и медицинского персонала, а также предусмотрел механизмы защиты прав проходящих принудительное лечение. Одним из основных изменений в системе психиатрической помощи стало введение принудительного лечения в форме амбулаторного принудительного наблюдения и лечения у врача-психиатра [12].

Вопросы назначения принудительных мер медицинского характера также регламентируются «Уголовным кодексом Российской Федерации», согласно ст. 97 которого принудительные меры медицинского характера применяются в отношении лиц, совершивших правонарушения в состоянии невменяемости, а также тех, у кого после совершения преступления наступило психическое расстройство, делающее невозможным назначение или исполнение наказания. Формула невменяемости действующего законодательства определена ст. 21 «Уголовного кодекса Российской Федерации» и содержит медицинский (психиатрический) и юридический (психологический) критерии. Определение юридического критерия при этом практически не изменилось по сравнению со ст. 39 «Уголовного уложения» 1903 года и по-прежнему включает нарушения интеллекта (невозможность осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий) и воли (невозможность руководить ими) [11]. Медицинский критерий представляет собой «обобщающий перечень психических болезней», которые подразделяются на 4 группы (хроническая душевная болезнь, временное расстройство душевной деятельности, слабоумие и иное болезненное состояние) и в сочетании с юридическим критерием может исключать вменяемость [18].

В 2001 году был принят «Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации», который и по настоящее время регулирует порядок назначения принудительного лечения, при этом оно может быть применено только при наличии вступившего в силу решения суда [13].

Необходимо отметить, что более глубокое дифференцирование нозологических форм и особенностей течения, и открытие новых возможностей для их терапии позволило выделить случаи психических расстройств у лиц которые «проявляют при совершении преступлений интеллектуальную и волевую слабость, которая существенно стесняет свободу личностного выбора, снижает самоконтроль, уменьшает полноту отражения в сознании объективной и субъективной действительности, ухудшает, искажает ее восприятие, затрудняет решение проблемных ситуаций». В этой связи ст. 22 «Уголовного кодекса Российской Федерации» впервые закрепляет ответственность лиц с психическими расстройствами, не исключающими вменяемость.

Понятие уменьшенной (ограниченной) вменяемости подразумевает частичное нарушение признаков юридического критерия при наличии медицинского [19]. Также на современном этапе ст. 99 названного Кодекса предусмотрена возможность назначения лицам, осужденным за преступления, но нуждающимся в лечении психических расстройств, принудительной меры медицинского характера в виде принудительного наблюдения и лечения у врача-психиатра в амбулаторных условиях наряду с наказанием [11].

Таким образом, развитие института принудительного лечения в настоящее время постоянно совершенствуется в неразрывной связи с принципами защиты психически больных лиц и улучшения психиатрической помощи, принятыми резолюцией 46/110 Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Нации от 17.12.1991 года [14], и тенденцией гуманизации общественных отношений. При этом назначение и применение принудительных мер медицинского характера в отношении совершивших общественно опасное деяние призвано соблюсти баланс между интересами общества, в части правового регулирования, и индивидуума, в части его права на получение медицинской помощи, и создать условия для реабилитации и ресоциализации.

Литература:

1. Новоуказные статьи о татебных, разбойных и убийственных делах от 22 января 1669 г. — Текст: электронный // ГАРАНТ: [сайт]. — URL: https://base.garant.ru/55097777/
2. Артикул воинский от 26 апреля 1715 г. — Текст: электронный // МГУ: [сайт]. — URL: https://www.hist.msu.ru/ER/Etext/articul.htm.
3. ПРИКА́ЗЫ ОБЩЕ́СТВЕННОГО ПРИЗРЕ́НИЯ. — Текст: электронный // Большая Российская Энциклопедия: [сайт]. — URL: https://old.bigenc.ru/domestic_history/text/3166882.
4. Гофман Э. Учебник судебной медицины / Э. Гофман, Д. П. Косоротов. — 5-е русское издание. — Санкт-Петербург: Издание К. Л. Риккера, 1908. — 908 c. — Текст: непосредственный.
5. Рождественский Н. Руководство к Российским законам / Н. Рождественский. — 4-е издание. — Санкт-Петербург: Типография Эдуарда Праца, 1851. — 691 c. — Текст: непосредственный.
6. Крафт-Эбинг Р. Ф. Судебная психопатология / Р. Ф. Крафт-Эбинг, А. Черемшанский. — 3-е издание. — Санкт-Петербург: Издание К. Л. Риккера, 1895. — 672 c. — Текст: непосредственный.
7. Новое уголовное уложение, выс. утв. 22 марта 1903 г.: С прил. предм. алф. указ.. — Текст: электронный // Национальная электронная библиотека: [сайт]. — URL: https://rusneb.ru/catalog/000199_000009_003714958/.
8. Руководящие начала по уголовному праву РСФСР 1919 года. — Текст: электронный // Электронный фонд правовых и нормативно-технических документов: [сайт]. — URL: https://docs.cntd.ru/document/901870462.
9. Уголовный кодекс РСФСР 1922 года. — Текст: электронный // Электронный фонд правовых и нормативно-технических документов: [сайт]. — URL: https://docs.cntd.ru/document/901757375.
10. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР от 27 октября 1960 г.. — Текст: электронный // ГАРАНТ: [сайт]. — URL: https://base.garant.ru/3975161/.
11. «Уголовный кодекс Российской Федерации» от 13.06.1996 N 63-ФЗ. — Текст: электронный // Консультант Плюс: [сайт]. — URL: https://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_10699/.
12. Закон РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» от 02.07.1992 N 3185–1. — Текст: электронный // Консультант Плюс: [сайт]. — URL: https://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_4205/
13. «Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» от 18.12.2001 N 174-ФЗ. — Текст: электронный // Консультант Плюс: [сайт]. — URL: https://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_34481/
14. Принципы защиты психически больных лиц и улучшения психиатрической помощи. — Текст: электронный // Организация Объединенных Наций: [сайт]. — URL: https://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/mental_helth_care.shtml.
15. Учреждение для управления губерний Российской империи 1775 г.. — Текст: электронный // НИУ «ВШЭ»: [сайт]. — URL: https://nnov.hse.ru/ba/law/igpr/uprav_gubern (дата обращения: 07.03.2024).
16. Крепелин Э. Краткое руководство по психиатрии для врачей и студентов. / Э. Крепелин. — Пер. с 3-го знач. испр. нем. изд. д-р мед. М. Б. Блюменау. — Санкт-Петербург: Издание журнала «Практическая медицина», 1891. — 448 c. — Текст: непосредственный.
17. Сербский Вл. Судебная психопатология. Лекции, читанные в Императорском Московском Университете. / Вл. Сербский. — Выпуск второй. — Москва: Издание М. и С. Сабашниковых., 1900. — 481 c. — Текст: непосредственный.
18. Морозов Г. В. Судебная психиатрия. Руководство для врачей. / Г. В. Морозов. — 2-е изд. — Москва: «Медицина», 1988. — 388 c. — Текст: непосредственный.
19. Судебная психиатрия. Учебное пособие. / Т. Б. Дмитриева, А. А. Ткаченко, Н. К. Харитонова [и др.]. — Москва: ООО «Медицинское информационное агентство», 2008. — 752 c. — Текст: непосредственный.