Концепт метафизического страха (Angst) в немецкой философии

В настоящее время в гуманитарных науках в связи с повышенным интересом к роли культурной личности все большее внимание уделяется анализу концептов – слов, несущих в себе потенциальный заряд огромного опыта предшествующих поколений, культуры и менталитета всего народа. Ю. С. Степанов определяет концепт как микромодель культуры. «Концепт – это как бы сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И, с другой стороны, концепт – это то, посредством чего человек – обычный, рядовой человек, не «творец культурных ценностей» - сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее» [11, c. 43]. Согласно определению С. Г. Воркачева, «концепт – это единица коллективного знания, отправляющая к высшим духовным ценностям, имеющая языковое выражение и отмеченная этнокультурной спецификой» [3, c. 66]. Следовательно, концепты – это одновременно элементы культуры и ключи к ее пониманию. Благодаря их анализу мы познаем культуру народа.

Совокупность концептов составляет национальную концептосферу. Важной проблемой исследования менталитета народа и его национальной картины мира является установление существующих в его концептосфере ключевых культурных концептов. Эта проблема носит интердисциплинарный характер, так как она включает в себя аспекты философии культуры, культурной антропологии, лингвистики и этнопсихологии.

Сейчас наибольшее количество исследований, посвященных концептам, приходится на лингвистику, однако свое начало концепт берет в философской традиции. Философия является материнской научной парадигмой, из которой лингвистические науки заимствуют этот термин. Как отмечает Ю. Г. Бобкова, «концепт в философском знании можно определить как идею, сгусток смыслов, потенцию, из которых сотворяется бытие всего: человека, мира, культуры – человека в мире культуры» [1].

В определенной степени можно утверждать, что сама философия заключается в создании концептов, поскольку она извлекает их из языка, и, таким образом, концепт оказывается философской действительностью. По словам М. Н. Эпштейна, словотворчество всегда играло особую роль в философии. Мыслить – это значит заново создавать язык, очищенный от захватанных значений, клише. При этом философ может пользоваться словами, уже существующими в языке, придавая им новый, фундаментальный смысл. «Идея» Платона, «энергия» Аристотеля, «вещь-в-себе» Канта, «диалектика» и «снятие» Гегеля, «позитивизм» О. Конта, «сверхчеловек» Ницше, «интенциональность» Гуссерля, «здесь-бытие» и «временение» Хайдеггера, «экзистенциализм» Сартра, «различание» Ж. Деррида – именно в таких новых словах (новых по своему составу или только по смыслу) интегрируется целая новая система мышления» [16].

Как отмечает Ж. Делез, философия – дисциплина, состоящая в творчестве концептов. «Поскольку концепт должен быть сотворен, он связан с философом как человеком, который обладает им в потенции, у которого есть для этого потенция и мастерство. На это нельзя возражать, что о «творчестве» говорят обычно применительно к чувственным вещам и к искусствам, - искусство философа сообщает существование также и умственным сущностям, а философские концепты тоже суть «sensibilia» [5, c. 15]. Задача философии – не просто исследовать, но и расширять существующий язык, синтезировать новые слова и понятия, увеличивать объем говоримого – а значит и мыслимого.

Объектом настоящего исследования является концепт метафизического страха в немецкой философии. Страх, наряду с основными потребностями, является одной из самых могущественных движущих сил человеческого поведения. Это архаическое, сидящее глубоко как в человеческой, так и в животной природе чувство, которое поставлено на службу выживания. Страх относится к первичным эмоциональным реакциям, аффектам, доступным как высокоразвитым приматам, так и человеку. Данная эмоция постоянно переживалась не только древним, не умевшим себя защитить от природы человеком, но сопровождает и современных цивилизованных людей, освоивших окружающий мир, познавших его сложные причинно-следственные связи. Как указывает Н. А. Красавский, «страх - это стабильный эмоционально-мыслительный конструкт, некий эмоциональный образ, генетически «прописанный» в нашей памяти. Его переживание человеком психологически и витально необходимо; он есть форма защиты и способ сохранения человеческой популяции» [9, c. 339].

В чувстве страхе находят свое отражение глубоко человеческие проблемы. По словам В. Каст, «существует мало тем, которые были бы так же продуктивны для анализа человеческой ситуации, как страх» [18, c. 9]. Проблема страха всегда занимала людей. Она нашла свое отражение в многочисленных произведениях человеческого духа: в изобразительном искусстве, в литературном творчестве, в философии. Уже в самом древнем дошедшем до нас литературном произведении – Эпосе о Гильгамеше, написанном около двух тысяч лет до Рождества Христова, страх перед смертью играет важную роль. Гильгамеш узнает, что он смертен и пытается, завоевав славу, достичь бессмертия.

Всякая подлинная философия начинается со страха. «В определенном смысле страх всегда был в центре всякой философии, если согласиться с тем, что философия рождается из неуверенности человека относительно своего происхождения и своей судьбы. Таким образом, исследование философского смысла страха могло бы быть связано со всей историей человечества» [4, c. 299].

Хотя страх присущ всем без исключения временам и культурам, исследователи отмечают, что наибольшее развитие он получил в западной, «фаустовской», культуре. Страх – это неизбежный спутник западной цивилизации. Как отмечает С. Г. Кара-Мурза, «можно сказать, что современный Запад возник, идя от волны к волне массового религиозного («экзистенциального») страха, который охватывал одновременно миллионы людей в Западной Европе» [8, c. 151-152]. Подобные явления не отмечены в культуре восточного христианства (например, в русских летописях).

Тема страха является «культовой» для европейской культуры и основополагающей для немецкой культуры. Angst (метафизический страх) – центральный концепт немецкой лингвокультуры, содержание которого сформулировано носителями языка и отражает специфику немецкой картины мира. Страх (Angst) лежит в основе прочих ключевых слов немецкой культуры. По словам А. Вежбицкой, этот концепт очень приблизительно соответствует словам со значением «страх» в других языках, «поскольку в концепте „Angst“ содержится нечто от состояния депрессии, тревоги, неприкрытости, незащищенности, неуверенности» [2, c. 601]. Как отмечает М. Шрайбер, «хотя немцы и думают, что их страхи соответствуют боязни всего окружающего мира, кажется, что весь остальной мир полагает, что немецкий страх (Angst) – это особенно сильное чувство, которое отдает глубиной (Tiefe), смертью (Tod) и бездной (Abgrund). Вот почему англосаксы заимствуют этот термин, даже не переводя его на английский язык» [20, c. 152]. Словосочетание «german angst» стало устойчивым выражением во многих языках.

Из всех западных культур немецкая культура отличается повышенным страхом перед хаосом, стремлением максимально упорядочить все сферы жизни. Для немцев уверенность в будущем и связанное с этим чувство защищенности представляет собой одну из самых значимых культурных ценностей. А. Вежбицкая упоминает в этом смысле слово Sicherheit, которое означает «полную УВЕРЕННОСТЬ в том, что ничего плохого не МОЖЕТ произойти (в этом смысле оно создает большее чувство защищенности, нежели, скажем, английское safety, просто обещающее, что ничего плохого не произойдет, и даже security, обещающее сверх того, что ничего плохого и не МОЖЕТ произойти). Для немцев неуверенность порождает экзистенциальный страх (Angst), а незнание того, что произойдет в будущем, вызывает значительно больший страх, нежели подлинная опасность» [7, c. 445-446].

По мнению многих исследователей, особая роль метафизического страха была связана с особой историей Германии, в которой на мышление человека наложились несколько «волн страха»: страх перед Страшным судом и адом раннего Средневековья, страх перед чумой 14 века, а затем «страх Лютера» времен Реформации и последовавший за ним страх, вызванный разрушением общины. Все эти волны страха соединились в Германии с тяжелым духовным кризисом поражения в Мировой войне и страшным массовым обеднением. В конечном счете, фашизм - это тоже результат параноидального, невыносимого страха. Травмы, нанесенные преступлениями нацизма, не заживают до сих пор. Хотя современные немцы, живущие в высокоразвитом социальном государстве, едва ли имеют основания для страха, при малейшем признаке кризиса они рисуют в своем воображении катастрофические сценарии. Мотив страха пронизывает собой всю немецкую литературу, музыку, живопись и, конечно, имеющую богатейшие традиции, немецкую философию. Его глубокое философское осмысление подтверждает, что страх является одним из основных концептов немецкой культуры.

Свое яркое отражение тема страха нашла в романтизме, литературно-философском направлении, зародившемся в Германии, откуда он распространился по всей Европе и Америке. «Слава «темного немецкого пера» гремела на весь мир. Немцы открыли романтизм во всей его многогранности, и страх был одной из важнейших его сторон» [6].

В эпоху романтизма внимание было приковано к «сумеречной» стороне души. Писатели этой эпохи пытались уловить тончайшие оттенки данного переживания, облекая его в самые различные образы. Мир открывался перед романтиками в своих чудовищных механистичности и бездушии, практицизме и жестокости. Человек испытывал страх и одиночество перед этим миром-машиной Рационализма и пытался бежать от него в другие миры и времена, создаваемые его фантазией.

Впоследствии, в течение XIX века, страх только усиливается. Стремительная модернизация, рост производства, научно-технический прогресс, – все это стало менять отношение человека к самому себе, к Богу и миру. Философы провозгласили страшную идею, которая очень быстро становится общекультурной тенденцией: Бога нет, мир пуст, человек в нем одинок и испытывает страх.

Пессимизм и мистический страх наличествует и в произведениях A. Шопенгауэра. Страх у него связан с беспредельной волей, с возможностью сделать все, что угодно и с собой, и с миром. Воля – источник конфликта, боли и мучений. «Страх смерти не что иное, как оборотная сторона воли к жизни, которую представляем все мы. Оттого всякому животному одинаково прирождена как забота о самосохранении, так и страх гибели… Оно – всецело воля к жизни, а в качестве таковой подвержено смерти и желает выиграть время. Таков же точно по своей природе и человек. Величайшее из зол, худшее из всего, что только может грозить ему – это смерть; величайший страх – это страх смерти» [14, c. 83].

Вероятно, в основу представлений Шопенгауэра легла буддистская доктрина о страдании человека и способах избавления от этого страдания. «Жизнь с ее ежечасными, ежедневными маленькими и большими невзгодами, с ее обманутыми надеждами, с ее неудачами и разочарованиями – эта жизнь носит на себе такой явный отпечаток неминуемого страдания, что трудно понять, как можно этого не видеть, как можно поверить, что человек существует для того, чтобы быть счастливым» [14, c. 64]. Человеческая жизнь есть непрерывная борьба за существование, с одной лишь определенностью: полное поражение в финале. Причиной этого является Ничто, лежащее в основании мира, перед которым человек испытывает страх. Приближение к этому Ничто вызывает состояние нирваны, или, как определяет его Шопенгауэр, апатии и безразличия к бытию. Жизнь – это не стремление к бытию, а ощущение небытия, вызывающего страх.

Тема страха разрабатывается и в творчестве Ф. Ницше. По его мнению, во всех человеческих культурах присутствует тема страха: его культ обнаруживается уже в язычестве. Древние мистерии предлагали своим участникам прочувствовать архаический ужас. Человек античности был знаком с такими состояниями, в которых страх переживается как экстатическое опьянение. Причиной его является, с точки зрения философа, дионисийское начало в человеке. Страх античности был метафизическим, а не только возникающим из-за реальной опасности. Грек прекрасно знал все ужасы существования: аполлоническая культура являла собой лишь блестящий покров над миром первобытного хаоса. «Необычайное недоверие к титаническим силам природы, безжалостно царящая над всем познанным Мойра, коршун великого друга людей – Прометея, ужасающая судьба мудрого Эдипа, проклятие, тяготеющее над родом Атридов и принудившее Ореста к убийству матери… - непременно все снова и снова преодолевалось греками при посредстве того художественного междумирия олимпийцев или во всяком случае прикрывалось им и скрывалось от взоров» [10, c. 242]. По мнению Ницше, первобытный хаос древних богов-титанов был преобразован в гармоничный космос Эллады. Однако боги ужаса, низвергнутые в бездны Тартара, живы, ибо их невозможно уничтожить. Под тонким покрывалом красоты и гармонии дремлет всегда готовый прорваться наружу хаос, и бездны эти – в душе человека.

Тяга к страху обнаруживается и в христианстве, стремившемуся разбудить в человеке отвращение и ужас перед собственными прегрешениями: христианский рай обретает смысл только по контрасту с адом. По Ф. Ницше, вся христианская мораль основана на страхе: человек отвоевал себе право быть жалким и недостойным. Страх христианства развивается до состояния рессентимента, сочетания бессилия, страха и зависти. Этой упаднической философии, по Ницше, следует противопоставить мораль сверхчеловека, основанную на силе, бесстрашии и правдивости. «В конце концов, любовь к ближнему является всегда чем-то второстепенным, отчасти условным, произвольно-фантастическим по сравнению со страхом перед ближним. Вся современная моральная перспектива сводится к той оценке опасности, которую представляет собою какое-либо мнение, состояние аффектов, желание, дарование; страх является и здесь родоначальником морали… Все, что поднимает индивида над уровнем стада и внушает ближнему страх, называется теперь злом, скромный, уживчивый, приспособляющийся нрав, средняя интенсивность страстей находится в моральном почете» [10, c. 107].

Проблема страха нашла свое особое отражение в экзистенциализме. Можно даже предполагать, что экзистенциальная философия выросла из обращения к этой теме, которая связана с тем, что в XX веке вера в разум как в основополагающий жизненный

принцип была утрачена. «Экзистенциализм – это философия, искусство и литература эпохи двух мировых войн и всепроникающего страха, сомнений и всеобщей утраты смысла. Это выражение ситуации, которая является нашей собственной. Это выражение страха перед бессмысленностью существования и попыток принять этот страх в мужестве быть собой» [21, c. 128]. Мир стал чужим и угрожающим, бездомность человека в нем – темой философии. Темой экзистенциальной философии стало то, что люди не просто испытывают страх, но и конфронтируют с ним.

Экзистенциализм обращается к конкретному человеку с его трагическим мироощущением, чувством одиночества и заброшенности, тоски и отчаяния. В центре внимания философии экзистенциализма находится трагическое мироощущение личности как носителя разорванного сознания, которому открылась абсурдность существования как бытия-к-смерти. Человек обречен на экзистенцию. Мир – косное бытие-в-себе, безразличное к человеку. Трагичность человеческой судьбы выражается в таких философских концептах как страх (Ясперс, Хайдеггер), тошнота, тревога (Сартр), тоска, скука (Камю). Онтологический смысл подобных психологических состояний заключается в столкновении сознания с Ничто, головокружительной пропастью бытия. Для религиозного экзистенциализма встреча с Ничто – это порыв, «окликание бытия», возможность обретения подлинного существования в Боге. Для атеистического экзистенциализма – это свидетельство «смерти Бога», одиночества и заброшенности человека в этом мире.

И именно в этом противостоянии, когда исчезает всякая внешняя точка опоры, в душе человека появляется последняя точка опоры, которую Кьеркегор называет «экзистенцией». Если исчезает мир, на который мы можем опереться, если утрачено все, к чему человек привязан: здоровье, достаток, семья, уважение окружающих и у человека остается лишь страх, он предстает перед Ничто. В этот момент перед ним открывается его собственное Само-бытие. Стояние перед Ничто – это «вырванность из привычных условий существования, которое понимается в том смысле, что человек вырывается из, по выражению Хайдеггера, несобственной (uneigentlichen) жизни, из растворения в man, то есть погружения в обыденный мир, и находит самого себя. Когда человек стоит перед Ничто, он переживает себя как абсолютно единичного человека, который в этот момент ни с чем не связан. Когда человек стоит перед страхом-тоской, ему раскрывается смысл» [18, c. 126-127]. Экзистенциальная философия дает теоретическую формулировку того, что Тиллих называет «мужеством отчаяния».

Страх в экзистенциальном смысле – это не физический страх, а метафизический ужас – потрясающее человека прозрение. Здесь важно не психологическое содержание феномена страха, а его онтологический смысл, который заключается в том, что человеку открывается зияющая бездна бытия, которой он раньше не ведал, спокойно прозябая в повседневности. Понятие страха в экзистенциальную философию вводится Кьеркегором, со времен которого принято строго разграничивать Angst (метафизический страх-тоску) и Furcht (эмпирический страх-боязнь). Кьеркегор называет метафизический страх «пропастью совести», «бесконечно ужасным страхом возможности греха», перед которым бледнеет любой эмпирический страх (Furcht) какой-то конкретной угрозы. Метафизический страх – это неопределенный страх перед Ничто, с которым у индивида нет ничего общего. Его нельзя ни понять, ни локализовать, поэтому такому страху невозможно противостоять. Метафизический страх свойственен только человеку, потому что он конечен и осознает свою смерть. Осознание смертности, по Кьеркегору, порождает отчаяние («болезнь к смерти»). Страх неотделим от человека, так как без этого глубинного переживания невозможно подлинное существование.

Экзистенциальные страхи выражают собой бодрствование и серьезность воли здесь-бытия. «Экзистенциальный» означает, что он содержится в человеческой экзистенции, в ее конечности. «Они проявляются в ситуациях отчаяния. «Отчаяние» - это последняя или пограничная ситуация. Ее нельзя избежать. Ее сущность отражена в этимологии слова «despair» - отчаяние, без-надежность. Здесь нет выхода в будущее. Небытие воспринимается как абсолютно победившее» [21, c. 57].

М. Хайдеггер развил кьеркегоровскую идею метафизического страха. Он обращается к понятию страха в «Бытии и времени» в контексте фундаментальной онтологии. У Хайдеггера страх, как и совесть, и вина, и забота, выступает в качестве экзистенциалов, так как через них раскрывается бытийная структура экзистенции, а именно ее неповторимость, однократность и конечность. Страх открывает перед экзистенцией ее последнюю возможность – смерть.

Хайдеггер различает два способа существования человека: подлинный и неподлинный. Для неподлинного существования характерны следующие черты: перевес моментов настоящего, погруженность в «мир вещей». Для подлинного существования, напротив, характерно осознание своей историчности, конечности и свободы. Человек вырывается за пределы неподлинного существования, испытав экзистенциальный страх. Этот страх не есть боязнь чего-то конкретного. То, чего страшится страх, есть само бытие-в-мире; страх – это основная настроенность человеческого бытия. Экзистенциальный страх раскрывает перед человеком его последнюю перспективу – смерть.

Для Хайдеггера, как и для Кьеркегора, метафизический страх (Angst) – это «основное чувство «бытия-в-мире», а эмпирический (Furcht) – не более чем «несобственный и, как таковой, скрытый Angst» [17, c. 189]. Эмпирический страх всегда страшится чего-то определенного; испытывающий его прочно связан вещами, среди которых находится. В стремлении спастись от конкретной угрозы он «теряет голову». Для метафизического страха, напротив, характерен оцепенелый покой. Неопределенность метафизического страха – это не просто отсутствие определенности, но невозможность определенности. «В страхе, говорим мы, «человеку делается жутко». Что «делает себя» жутким и какому человеку? Мы не можем сказать, перед чем человеку жутко. Вообще делается жутко. Все вещи и мы сами тонем в каком-то безразличии. Тонем, однако, не в смысле простого исчезания, а вещи поворачиваются к нам этим своим оседанием как таковым. Проседание сущего в целом наседает на нас при ужасе, подавляет нас. Не остается ничего для опоры. Остается и захлестывает нас – среди ускользания сущего – только это «ничто» [13, c. 20].

Метафизический страх связан со временем. Временность есть главная характеристика человеческого бытия. Страх необходим, ибо благодаря ему человек осознает свою конечность. В страхе раскрывается наша «выброшенность в смерть». Человеческая жизнь, по сути, является ничем иным, как «бытием – к – смерти». Человек страшится перед возможностью больше не быть в мире. Осознание собственной смертности принуждает человека к постоянной заботе о том, что ему предстоит. И это будущее, в конечном итоге, всегда одно – смерть.

Если он забывает об этом, то погружается в «неподлинное» время, обыденность. Тогда он изменяет своей человеческой сущности и уподобляется животным, которые не знают о неизбежной смерти. Настоящий метафизический страх невозможно долгое время терпеть в чистом виде. Как только он появляется, обыденность (man) стремится превратить метафизический страх (Angst) в эмпирический (Furcht). «Если «man» удается указать на определенный предмет, то страх переродится в боязнь… Конечно, боязнь тоже неприятна, но все-таки в меньшей степени, чем экзистенциальный страх, и является компромиссом» [4, c. 292]. Исход в обыденность означает, что человек бежит от своей возможности быть собой в безличность. В страхе, как отмечает Хайдеггер, человеку неуютно (unheimlich), что означает его экзистенциальную бездомность (nicht-zuhause sein). От этого человек бежит туда, где он чувствует себя привычно. Но страх изгоняет человека из падения в обыденность в его подлинное существование.

Мужественен тот, кто осознал и принял свой экзистенциальный предел и руководствуется им, проживая ограниченный срок своей жизни. Подлинное существование выступает как осознание человеком своей историчности, конечности и свободы. Оно достижимо только перед лицом смерти. Человек вырывается за пределы неподлинного существования, переживая экзистенциальный страх. Посмотреть в глаза смерти – это, с точки зрения Хайдеггера, единственное средство вырваться из сферы обыденности (man) и обратиться к самому себе.

Тема страха находит свое отражение и в творчестве известного протестантского философа Пауля Тиллиха. В своем наиболее значительном произведении «Мужество быть» он подвергает экзистенциальной аналитике категории страха, тревоги, отчаяния, вины, греха. Он приходит к выводу, что страх свойственен всем без исключения временам и всем народам. В различные исторические эпохи страх приобретает различные характеристики: в эпоху античности то был «онтический страх» перед судьбой и смертью; в средние века – «моральный страх» перед виной и проклятием; в Новое время – страх перед пустотой и бессмысленностью жизни.

Тиллих развивает идею Кьеркегора и Хайдеггера о различии эмпирического и метафизического страхов: первый отличается от второго наличием объекта. Однако оба вида страха, согласно Тиллиху, не только различны один от другого, но и имманентно присущи друг другу. Философ создает оригинальную «онтологию страха». Эмпирический страх (Furcht), по Тиллиху, – это боязнь чего-либо конкретного, например, страдания, отверженности, какой-либо утраты. «Но перед лицом угрозы, которой полны эти явления, человек боится не самого отрицания, которое эти явления в себе несут, его тревожит то, что, возможно, скрывается за этим отрицанием» [12, c. 31].

За эмпирическим страхом всегда стоит метафизический. Человек испытывает его перед тем, что ему чуждо, незнакомо; такой страх – это признак Ничто. Тиллих пишет, что Angst, в отличие от Furcht, не связан с чем-то определенным. Человек, находящийся в состоянии метафизического страха, беспомощен. «Это выражается в утрате направления или в неадекватных реакциях, в отсутствии интенции (связи с имеющими смысл содержаниями сознания или воли). Основанием для подобного поведения является отсутствие объекта, на котором субъект в состоянии страха мог бы сконцентрироваться. Единственным объектом является сама угроза, но не направление, откуда она исходит, поскольку это направление – Ничто» [21, c. 41-42].

Экзистенциальный страх и есть осознание своей смертности, ощущение возможности небытия для своего собственного существования. Страх смерти вносит элемент тревоги в любой другой вид страха. Метафизический страх по своей природе – это всегда страх небытия. Как может показаться на первый взгляд, отмечает Тиллих, метафизический страх - это следствие неспособности справиться с какой-то определенной угрозой. Однако в действительности частный страх по поводу какой-то определенной ситуации являет собой страх по поводу человеческой ситуации как таковой. Поэтому в тот момент, когда человеком овладевает чистый метафизический страх (Angst), прежние объекты страха утрачивают свою определенность. Этот основополагающий страх невозможно устранить, даже если против него вести самую мужественную борьбу, ибо он является неотъемлемым свойством человека.

Поэтому метафизический страх всегда стремится превратиться в эмпирический, так как человеческое мужество способно его встретить. Конечное существо, считает Тиллих, неспособно терпеть встречу с истинным страхом более одного мгновения. Это состояние обычно преодолевается тем, что метафизический страх превращается в эмпирический, все равно перед чем. Те, кто пережил подобные мгновения, например, мистики, прозревшие «ночь души», или Лютер, увидевший дьявола, или Заратустра, испытавший «великое отвращение», поведали нам о невообразимом ужасе чистого метафизического страха.

Вся человеческая жизнь является борьбой стремления к творческому самоутверждению и постоянной угрозы уничтожения его телесно-душевной экзистенции. Тиллих в своей книге «Мужество быть» пытается найти выход из ситуации тотального страха. Страх, представляющий собой негативное начало, человек способен преобразовать в позитивное. Вместо того, чтобы жить в постоянном страхе, Тиллих предлагает путь борьбы с ним с помощью самоутверждения экзистенции – «мужества быть». «Мужество быть» – это этический акт, в котором человек самоутверждается вопреки силам, несущим угрозу его телесному и душевному бытию.

Итак, страх - это не только негативное переживание, напротив, он является для человека некоей побудительной силой, благодаря которой он стремится оставить свой след в истории. «Мировой страх, - отмечает О. Шпенглер, - несомненно, самое творческое из всех прачувств. Это ему человек обязан самыми зрелыми и глубокими из всех форм и образов не только собственной сознательной внутренней жизни, но также в бесчисленных порождениях внешней культуры. Как некая тайная, доступная не всякому уху мелодия, страх проходит через язык форм всякого подлинного произведения искусства, всякой внутренней философии, всякого значительного поступка» [15, c. 120]. Страх – это одновременно переживание греха и прозрение, он открывает бытие, помогает пережить катарсис, являет собой путь к смыслу и к творчеству.

Следовательно, страх амбивалентен. Это предчувствие чего-то необычного и ожидание нового, головокружение перед пропастью и желание преодолеть ее. Это одновременно робость и влечение. Это ядро философских раздумий Шопенгауэра, Ницше, Хайдеггера. Для Кьеркегора – это символ человеческой судьбы, выражение метафизического беспокойства. Без страха не было бы культуры. Благодаря инстинкту выживания люди во все времена предпринимали значительные усилия для того, чтобы уменьшить риск многочисленных угроз и оставить себя жить в своих произведениях. Страх влияет на то, что люди создают общества и государства, нормы совместного проживания, изобретают оружие, ведут хозяйство, исследуют природу, развивают медицину, планируют будущее; благодаря этому чувству существуют религия и философия. Однако, несмотря на то, что созданная человеком культура с точки зрения обеспечения безопасности его жизни, вполне успешна, основные нужды человеческого бытия остаются неизменными. Современный человек так же не может пройти мимо реальности страданий и смерти. На смену старым природным страхам пришли новые, поскольку современная техника в случае атомной или экологической катастрофы поставит под вопрос саму возможность существования человечества. За всеми формами страха стоит древний, имманентно присущий страх перед возможностью небытия, как такового. Переживание страха – это болезненный процесс, в котором человек остается один перед лицом небытия, благодаря чему, однако, только и возможно обретение экзистенции. Выстаивание, выдерживание страха становится тем требующимся от человека высочайшим достижением, в котором реализуется подлинность его существования и истинная свобода.

Литература:

1. Бобкова Ю. Г. Концепт в философских исследованиях, или Штрихи к философскому «портрету» концепта // Филолог. 2005. № 6. [Электронный ресурс]. URL: http://philolog.pspu.ru/module/magazine/do/mpub_6_137 (дата обращения: 27.05.2012).

2. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков / пер. с англ. А. Д. Шмелева. М.: Языки русской культуры, 1999.

3. Воркачев С. Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки. 2001. № 1. С. 64-71.

4. Вэленс А. Заметки о понятии страха в современной философии /А. Вэленс // Феномен человека / под ред. П.С. Гуревича М.: Высшая школа, 1993. С. 297- 306.

5. Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? / пер. c франц. С. Н. Зенкина. СПб.: Алетейя, 1998.

6. Женевский В. А. Страх в литературе немецкого романтизма [Электронный ресурс]. URL: http://darkfiction.ru/page/strah-v-literature-nemeckogo-romantizma (дата обращения: 02.05.2012).

7. Зализняк А. А., Левонтина И. Б., Шмелев А. Д. Ключевые идеи русской языковой картины мира. – М.: Языки славянской культуры, 2005.

8. Кара-Мурза С. Г. Манипуляция сознанием. М.: ЭКСМО-Пресс, 2001.

9. Красавский Н. А. Эмоциональные концепты в русской и немецкой лингвокультурах. Волгоград: «Перемена», 2001.

10. Ницше Ф. Собр. соч: в 2-х т. М.: Мысль, 1990. Т. 2.

11. Степанов Ю. С. Константы: Словарь русской культуры. М.: Академический Проект, 2004.

12. Тиллих П. Избранное. Теология культуры. / пер. с нем. Е. Г. Балагушкина. М.: Юристъ, 1995.

13. Хайдеггер М. Время и бытие. Статьи и выступления. / пер. с нем. В. В. Бибихина. М.: Республика, 1993.

14. Шопенгауэр А. Избранные произведения / сост.: И. С. Нарский. М.: Просвещение, 1993.

15. Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории: в 2-х т. / пер. с нем. И. И. Маханькова. М.: Айрис-пресс, 2006. Т.1.

16. Эпштейн, М. Н. Проективный словарь философии. Новые понятия и термины // Топос (литературно-философский журнал) [Электронный ресурс]. URL: http://topos.ru/article/1676 (дата обращения 12.03.2012).

17. Heidegger M. Sein und Zeit: Tübingen, 1963.

18. Kast V. Vom Sinn der Angst: Freibirg im Breisgau, 1996.

19. Rieman F. Grundformen der Angst. München, 2000.

20. Schreiber M. Welt aus Schmerz und Stille // Der Spiegel 2006. N 35. S. 152-158.

21. Tillich P. Der Mut zum Sein. Stuttgart, 1969.