В статье автор проводит обзорный анализ правовых позиций по вопросу судебного нормотворчества в Российской Федерации.
Ключевые слова: судебная власть, высшие судебные органы, судебная практика, судебное нормотворчество.
Общественные отношения, не только в России, но и во всем мире, находятся в процессе постоянного развития. На скорость изменчивости общественных отношений влияют реалии, вызовы и тенденции нашей жизни. Так, сегодня большими темпами развивается масштаб коронавирусной инфекции, что требует от общества и государства принятия соответствующих и безотлагательных мер. Вместе с тем, процесс принятия нормативно-правового акта сопряжен со значительными временными издержками, что не всегда позволяет оперативно воздействовать на общественные отношения. Указанное делает актуальным научное осмысление проблем судебного нормотворчества в Российской Федерации.
На особую роль влияния реалий общественных отношений на право обращают внимание Г. А. Гаджиев и Е. А. Войниканис, которые утверждают, что «право не успевает за развитием технологий и социальными изменениями, которые его сопровождают, является известным и интуитивно понятным фактом. Сочетание масштаба и скорости технологических инноваций (которые хорошо иллюстрирует закон Г. Мура об экспоненциальном росте мощности компьютерных устройств) представляет собой серьезный вызов праву, для которого нормой является эволюционное развитие и преемственность» [1].
Одной из форм решения данной проблемы является судебное нормотворчество. П. А. Гук в своём исследовании, посвященном судебному нормотворчеству указывает, что «судебное нормотворчество — побочная деятельность высшего судебного органа, она не постоянна, как законотворчество, а возникает тогда, когда в процессе осуществления своих функций суд сталкивается с пробелом, дефектом в праве или законе, с неконституционным законом, с нормой правового акта, требующей ее толкования. В этих случаях для разрешения спора суд формулирует судебную норму, которая и разрешает спор, и становится дополнительным регулятором общественных отношений с характерными признаками прецедента. Именно в таких случаях включается механизм судебного нормотворчества как необходимый и неотъемлемый элемент правовой системы. Судебные нормы хотя и обладают определенной нормативностью, но сравнивать их с нормами права (закона) не следует, поскольку они содержат нормативные правила к конкретному случаю, распространяются только на схожие случаи и время их действия ограничено принятием новой нормы закона. Такое понимание нормотворчества со стороны высших судебных органов ни в коей мере не нарушает принципа разделения властей, поскольку у каждой ветви власти есть свои, строго определенные, функции нормотворчества. Законодательная власть изменяет, отменяет и принимает законы, исполнительная власть их исполняет, вырабатывает к ним подзаконные акты нормативного характера, судебная власть применяет нормативные правовые акты, создавая в необходимых случаях судебные нормы, выполняя функцию нормотворчества» [2].
М. В. Кучин, определяя основные формы судебного нормотворчества, утверждает, что «основными формами судебного нормотворчества в России выступают нормативные правовые акты и судебные нормативные решения, принимаемые высшими судебными органами, а также санкционируемые Президиумом Верховного Суда РФ судебные обычаи. При этом обзоры судебной практики, утверждаемые Президиумом Верховного Суда РФ, представляют собой источник, включающий различные по своей юридической природе нормативные положения и сочетающий качества нормативного правового акта (правоположения, устанавливаемые Президиумом ВС РФ) и судебного обычая (правовые позиции нижестоящих судов, санкционируемые Президиумом ВС РФ)» [3].
В другом своём исследовании М. В. Кучин описывает механизм судебного нормотворчества. Так, «при применении аналогии закона суд распространяет действие нормы на иной круг отношений, нежели предусмотрен данной нормой, т. е., по сути, формирует новое правовое положение, на основании которого выносит решение. При обращении к аналогии права пределы усмотрения суда еще шире и зависят от понимания им общих начал и смысла законодательства и основополагающих категорий естественного права, которые подвергаются разъяснению в преломлении к фактическим обстоятельствам. Обязательность такого толкования ограничена рамками конкретного дела. Иные суды при рассмотрении аналогичных дел юридически не связаны более ранним толкованием. Однако на практике нижестоящие суды обычно стараются придерживаться разъяснений, данных ранее вышестоящими судами, хотя каких-либо законодательных требований по этому поводу нет. Такие разъяснения применяются нижестоящими судами не в силу их обязательности, а в силу авторитетности мнения вышестоящего суда, обладающего правом отмены судебных актов нижестоящих судов. Но подобные разъяснения не могут обладать свойствами нормативности в связи с отсутствием общего характера вырабатываемых правоположений. Этот момент подтверждается, в частности, тем, что в разных регионах может сформироваться различная судебная практика относительно разрешения одной и той же спорной ситуации. Вместе с тем в ряде случаев казуальное толкование, предпринятое судами, выступает в качестве нормообразующего. Прежде всего это относится к разъяснениям норм права, содержащимся в судебных актах, принятых высшими судебными органами при разрешении конкретных дел [4].
М. С. Чунина, определяя феномен судебного нормотворчества в странах романо-германской (континентальной) правовой семьи, приходит к выводу о том, что «акты судебного нормотворчества в разные исторические эпохи выполняли второстепенную роль по отношению к законам (статутам). Вместе с тем высшие судебные инстанции исследуемых государств фактически осуществляют нормотворческую деятельность путем выработки судебной практики и судебных прецедентов коллегиями профессиональных судей и формированием в последующем официальных сборников судебной практики, что позволяет неограниченному кругу лиц знакомиться с новыми прецедентами и использовать их в дальнейшем при решении аналогичных или сходных дел. Это позволяет прежде всего достичь единообразия в применении законодательства и единства судебной практики в целом. В современном правовом пространстве наблюдаются тенденции конвергенции правовых семей, проявлениями которой можно считать использование статутного права в странах общего права и усиление роли судебного нормотворчества в странах континентальной правовой семьи. В этой связи считаем наиболее оправданным использование интегративного подхода к всестороннему изучению феномена судебного нормотворчества в правовых системах современности. На сегодняшний день представляется оправданным не выведение общего вектора реализации судебного нормотворчества и использование в качестве адекватной для России модели опыта европейских стран, а разработка собственной концепции судебного нормотворчества, учитывающей исторические особенности отечественной правовой системы, при использовании положительного зарубежного опыта [5].
Таким образом, судебное нормотворчество выступает тем самым инструментом, позволяющим оперативно нейтрализовать пробелы, дефекты в праве или законе. При этом, стоит дополнительно подчеркнуть, что судебное нормотворчество не отрицает или отменяет теорию разделения властей, что подтверждается многочисленными исследованиями в указанной сфере. Вместе с тем, не смотря на положительные стороны судебного нормотворчества, данная деятельность прямо законодательно не предусмотрена. В целях совершенствования нормативно-правового обеспечения уже сложившихся общественных отношений, существует необходимость закрепления указанной деятельности в праве.
Литература:
1. Гаджиев Г. А., Войниканис Е. А. Pacing problem и возрождение судебного нормотворчества // Закон. — 2021. — № 6. — С. 122–138.
2. Гук П. А. Судебное нормотворчество: вопросы теории и практики // Lex russica. — 2016. — № 7. — С. 14–27.
3. Кучин М. В. Формы судебного нормотворчества // Российский юридический журнал. — 2018. — № 3. — С. 9–23.
4. Кучин М. В. Судебное толкование или судебное нормотворчество? // Электронное приложение к «Российскому юридическому журналу». — 2017. — № 3. — С. 20–35.
5. Чунина М. С. Феномен судебного нормотворчества в странах романо-германской (континентальной) правовой семьи // Российская юстиция. — 2020. — № 5. — С. 21–24.
