В статье проводится феноменологический анализ боли как дискурсивной практики.
Ключевые слова: боль, дискурсивность, симулякр, альгодицея.
«Боль — неприятное сенсорное и эмоциональное переживание, связанное с истинным или потенциальным повреждением ткани или описываемое в терминах такого повреждения» — гласит определение Международной ассоциации по изучению боли (IASP). IASP — объединяет ведущих специалистов из 95 стран мира, но могут ли сказать нам все эти специалисты, чем в действительности является боль?
Боль — неизменный спутник человека. Размышлять о феномене боли с философской позиции столь же сложно. Прежде всего потому, что боль двойственна: с одной стороны, она выступает помехой, которую каждый стремится избежать, с другой стороны, она проявление организма, предупреждающее об опасности и мобилизующее его силы; она непосредственно связана с каждой индивидуальной жизнью и в то же время универсальна. Так каково место боли в экзистенциальной матрице? Боль — это возможность дискурса или универсальный разделитель?
Восприятие боли в отдельно взятом социально-культурном пространстве характеризует само общество, задет критерии «гуманности», демонстрирует экзистенциальные составляющие отдельно взятого сообщества . Например, в современном западном обществе переживание боли считается негативным опытом (или в некоторых случаях маргинальным), гуманность выражается в оперативном обезболивании. Но при этом на фоне прогресса цивилизации анестезии, культура на всех уровнях отвечает очагами самоорганизации насилия (телесные практики, секты и субкультуры, сетевой и игровой контент, эстетические образы в искусстве).
Дитмар Кампер характеризует современного человека словами Гёльдерлина: «Мы просто знак, без значений/ без боли мы и речь свою/ на чужбине почти забыли мы» [1]. И действительно, самым исторически очевидным «знаком» боли является «графичность» [2], ее лаконичная выразительность, знаковое выражение боли: она создает память тела, оставляя шрамы. Телесные практики не менее, чем письмо, участвуют в создании сообщения.
И в этом смысле боль является инкорпорирующим языком, а само графическое выражение боли — морфемой, так как самое телесное явление боли и само содержательно невозможно разделить, а также отделить от экзистенциального содержания. Интересно и то, что и сама боль (как таковая) всегда к чему-то отсылает, что-то обозначает, передает. И передавая, и сообщая о чем-то, сообщает о себе; транслируя нечто, транслирует себя. Боль не всегда очевидно графична.
Болезни зачастую ведут к одиночеству. Сильная боль локализует наше мышление до настоящего момента, вскрывая нашу онтологическую несамодостаточность.
Британский историк Джоанна Бурк в монографии «История боли: от молитвы до обезболивающих» вводит понятие «событие боли» (pain event) [3]. Автор подчеркивает, что телесное страдание «участвует в производстве нашего ощущения самих себя» [3] и неотделимо от актов именования. Но само именование невозможно вне социальной, коммуникативно заряженной среды. При этом боль не просто переживается, но и активно создается субъектом по определенным, социально фиксированным правилам.
О проблеме столкновения с собственным бытием посредством боли говорит Мартин Хайдеггер. В качестве феномена, который непосредственно и стихийно размыкает Dasein Хайдеггер выбирает страх. Хайдеггер анализирует страх онтологически. В основе тезис о бегстве, прежде всего бегства Dasein от самого себя в повседневность, от своей решительности и ответственности — к общепринятым суждениям. Но сам по себе страх может ничего не сообщать, он может просто длиться, быть «экзистенциальным переживанием». Страху необходима форма выражения, язык, онтологическая система. По Хайдеггеру боль погранична, как и по мнению большинства исследователей, работающих «с болью». Боль Мартин Хайдеггер определяет, как «середину, которая бывает между двумя различными» [4]. Подобное пограничное состояние предполагает тотальную неустроенность бытия, отсутствие клише, единого способа перевода. Столкновение с болью всегда внезапно и боль, каждый раз требует от человека нового перевода своего языка, действий заново. В ситуации, которую задает боль, «присутствие оказывается в экстремальном смысле приведено к своему миру как миру, и тем самым к самому себе как к бытию-в-мире» [4], — пишет философ.
Боль склоняет человека к действию, к взаимодействию. Действие предполагает создание, трансформацию или разрушение границ, т. е. их изменение и создание нового. Процесс возникновения нового еще со времен архаики связан с травмой (различными телесными практиками инициации, что сохранилась в некоторых социальных общностях до сих пор), ведущей к вхождению в новое социальное пространство. Боль является «старинным» спутником интенсивного изменения. Тем не менее, традиционно мы боимся и избегаем боли.
Может быть, страх боли отчасти связан со страхом оказаться вне коммуникации, лицом к лицу с ничто? В болезни есть страх отличаться от других, выпасть из социума, из общения?
Возможно, проблема заключается даже не страхе оказать выключенным из коммуникации, современный человек страшиться дискурса с болью. Европейская традиция стремиться превратить боль в знак, чтобы ее, как и другие феномены «вынести за скобки». Превращение боли в знак знаменует ее присвоение, ведь знаки можно изменять, замещать, о них можно говорить, при этом находиться абсолютно внеположным относительно этого. И вместе с тем, все больше людей предпочитают «придаваться» боли контролируемо, обращаться к нему «по необходимости». И так как боль, изначально является весьма сложным знаком (это мы выяснили в начале статьи) боль сегодня проходит завершающую стадию развития знака, в интерпретации Бодрийяра, и превращается в собственный симулякр — знак, не скрывающий, что оригинала нет.
Такой симулякр отлично встраивается в знаковую систему постмодерна и метамодернизма, социальное пространство, так как боль имеет инвариантное символическое значение в разных культурах. И здесь мы сталкиваемся с таким явлением как «альгодицея», но не по Слотердайку. Вопрос не в том «как мы вообще еще способны выносить боль?» [5], а что мы хотим этим сказать? Почему мы применяем боль как знак в дискурсивных практиках?
Наши современные технологии (фармацевтические и медиа) позволяют нам забыть о боли, вынести за скобки культурно значимого события. В связи с этим возникает этический вопрос о том, насколько мы сохраняем человеческие формы общения? В рамках философской антропологии активно обсуждается вопрос о коммуницируемости переживаний. И боль, как среди всех других переживаний может претендовать на дискурсивность. Боль: архаична, графически — исторична, экзистенциальна, текстуальна. При определённых условиях у боли мощный объединяющий потенциал.
Боль обозначает полноту присутствия: заполняет человека без остатка, освобождая от бессмысленности, пустоты, бессвязности существования, вызванной отсутствием субъективно достаточно сильных впечатлений. Жажда сильных впечатлений толкает современного человека искать боль в многочисленных телесных практиках, как правило, деструктивного характера. Альгодицея не просто термин. Боль — как универсальный знак уже оправданна культурой.
Петербургский философ Валерий Савчук находит в этом объяснение всплеска интереса в развитых странах к архаичным телесным практикам. И чем выше уровень социально — экономического развития, тем настойчивее в их недрах возникают формы коммуникаций, стили мышления, способы поведения, которые совпадают с архаическими формами, тем самым отсылая к ним. «На наших глазах общество обезболенных, стерильное и анестезированное общество индивидов, утративших масштабы боли, ищет способы выхода к телу, к реальным ощущения» [6]. Здесь можно добавить: к универсальным способам выражения, того, что человечеству еще предстоит пережить — прагматичному романтизму метамодернизма, где боль, как пример энтропийного несходства, может стать лишь хорошим источником ностальгии о нас подлинных.
Литература:
- Хайдарова Г. Р. Феномен боли в европейской культуре [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.paininfo.ru/articles/2499.html (Дата обращения 22.10.2020 г.)
- Кампер Д. Знаки как шрамы. Графизм боли. «Мысль» № 1. СПб., 1997г.,- С.166.
- Bourke J. The Story of Pain: From Prayer to Painkillers. Oxford; N.Y.: Oxford University Press, 2014. — XII, 396 p.
- Хайдеггер М. Язык. СПб., «Медиум», 1991 г., — С. 16.
- Слотердайк П. Критика цинического разума. Екатеринбург: У-Фактория, М.: АСТ, 2009 г., — С. 800.
- Савчук В. В. Боль авангарда. Тезисы I международной научно-практической конференции 24–28 мая 1999. СПб., 1999 г., С. — 8,11.
