В статье авторы пытаются оценить уголовно-правовое значение одной из предлагаемых поправок, подлежащих внесению в Конституцию РФ.
Ключевые слова: Конституция РФ, явное неуважение к обществу, оскорбление чувств верующих, свобода вероисповеданий.
Согласно п. 4, 5 ст. 3 Закона РФ о поправке к Конституции РФ от 14.03.2020 г. № 1-ФКЗ «О совершенствовании регулирования отдельных вопросов организации и функционирования публичной власти», изменения в Конституцию РФ вступают в силу со дня официального опубликования результатов общероссийского голосования в случае, если они получили одобрение в ходе общероссийского голосования (проголосовало более половины граждан, принявших участие в нем) [1]. В связи с пандемией коронавируса Президентом РФ был принят Указ от 25.03.2020 г. № 205 «О переносе даты общероссийского голосования по вопросу одобрения изменений в Конституцию Российской Федерации», которым дата проведения голосования была перенесена на неопределенный срок, устанавливаемый отдельным указом [2]. Актуальность выбранной темы обусловлена, в частности незаконченностью процесса конституционного реформирования, что придает особое значение научным исследованиям в этой области.
Одна из позиций в поддержку внесения соответствующей поправки состоит в том, что гимн РФ, содержащий фразу «Богом хранимая наша страна», в связи с этим допускает аналогичное упоминание в Конституции РФ. С юридической стороны представляется очевидным то, что гимн, как торжественная патриотическая композиция, допускающая метафорические выражения и являющаяся наряду с флагом и гербом официальным символом РФ, [3] и норма Конституции РФ, в которую планируется внести упоминание Бога — это абсолютно различные категории. Конституция РФ является центральным, основополагающим звеном российской правовой системы, несмотря на то, что в последнюю также входят общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры [4]. Об особой национальной роли Конституции РФ свидетельствует и инициатива о внесении одной из иных поправок, согласно которой, в случае противоречия основам конституционного строя РФ решений межгосударственных органов, последние не подлежат исполнению [1]. Конституционно-правовая норма обладает высшей юридической силой [4].
В соответствии с вышеупомянутой редакцией Закона предлагается дополнить Конституцию РФ статьей 67.1, содержание которой в части второй выглядит следующим образом: «Российская Федерация, объединенная тысячелетней историей, сохраняя память предков, передавших нам идеалы и веру в Бога, а также преемственность в развитии Российского государства, признает исторически сложившееся государственное единство» [1]. Согласно ст. 28 действующей редакции Конституции РФ, каждому гарантируется свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними [4]. В соответствии с ч. 1 ст. 14 Конституции РФ, Российская Федерация является светским государством. Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной [4]. В связи с этим возникает вполне очевидный вопрос. Не является ли указание на «передачу предками веру в Бога» приданием основному закону страны религиозного характера? При этом речь не идет об определении конкретной религии, поскольку «Бог» является центральным звеном многих из существующих. Отразится ли конституционная регламентация «религиозной нормы» на и так нестабильной, а иногда юридически сомнительной практике применения соответствующих уголовно-правовых норм как наиболее суровых по части санкции? Попробуем ответить на данный вопрос путем анализа материальной составляющей рассматриваемого состава преступления и судебной практики.
Представляется, что закрепление состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 148 УК РФ, представляющего собой запрет на совершение соответствующих действий, обусловлено исполнением вышеуказанной конституционно-правовой нормы. Право на свободу вероисповеданий является конституционным правом гражданина. Об этом свидетельствует не только его регламентация на высшем уровне, но и формально-структурное расположение статьи в рамках соответствующей главы Особенной части УК РФ. Объективная сторона состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 148 УК РФ, состоит в совершении активных публичных действий, выражающих явное неуважение к обществу [5]. Такая формулировка вызывает ряд вопросов, связанных с толкованием данной нормы. Если публичное действие как юридический факт в достаточной мере знакомо законодателю и правоприменителям и вопросов не вызывает, то какие-либо законодательные разъяснения в части явного неуважения к обществу в контексте указанной нормы отсутствуют. Представляется, что оно частично уяснимо путем анализа конструкции другого состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 213 УК РФ. Пленум Верховного Суда РФ в абз. 2 п. 1 Постановления от 15.11.2007 г. № 45 подчеркнул, что под ним следует понимать «…умышленное нарушение общепризнанных норм и правил поведения, продиктованное желанием виновного противопоставить себя окружающим, продемонстрировать пренебрежительное отношение к ним» [6]. Данное разъяснение следует считать не менее размытым, чем формулировка состава преступления. Пленум Верховного Суда РФ ограничился лишь наставлением нижестоящим судам о том, что указанию в приговоре подлежат все обстоятельства, свидетельствующие о таком неуважении.
Отдельного внимания заслуживает в данном случае цель как элемент субъективной стороны данного преступления. Она заключается в оскорблении чувств верующих. Данная формулировка достаточно часто используется для громких заголовков СМИ, правозащитниками, политиками и общественными деятелями. Ее содержание является предметом бурных, в том числе научных дискуссий. Н. В. Огородникова утверждает, что под оскорблением чувств верующих следует понимать «…умышленное унижение их достоинства в связи с вероисповеданием, проведением богослужения, других религиозных обрядов и церемоний, выраженное в публичной форме» [7, с. 182]. При этом она подчеркивает, что такие действия обычно «…не направлены против конкретного лица, а имеют целью оскорбить религиозные чувства представителей той или иной веры (религии) в целом» [7, с. 182]. По утверждению Н. В. Огородниковой, потерпевшим по данному составу преступления является «…верующий — лицо, представляющее ту или иную религиозную группу (конфессию)» [7, с. 181]. Кто устанавливает достаточную для применения уголовно-правовой санкции степень оскорбления всех представителей религии? Считается ли оскорблением всех представителей оскорбление хотя бы одного или нескольких из них? Представляется, что данные вопросы являются ключевыми и подлежат законодательной или судебно-разъяснительной регламентации с целью исключения возможности произвольного правоприменения.
А. И. Гончаренко указывает, что оскорблением следует считать «…проявления богохульства, отрицательную оценку исповедуемой религии, ее канонов и почитаемых святынь, действия, идущие в разрез с устоями той или иной религии, святотатство и кощунство» [8, с. 88]. Позволим себе частично не согласиться с такой позицией, поскольку она обуславливает возникновение противоречия между правом на свободу слова и правом на свободу вероисповеданий, размывает пределы их корреляции. В таком случае недопустима под уголовным запретом критика религиозных убеждений независимо от ее конструктивности, некая религиозная неприкосновенность лиц верующих. Неясным представляется содержание категории «отрицательная оценка». Можно ли считать ею отказ от вероисповедания, субъективное признание положений конкретной религии аморальными и безнравственными и т. п.?
А. М. Смирнов отмечает несоответствие закрепления анализируемой уголовно-правовой нормы положениям теории криминализации деяний, в частности:
а) отсутствие достаточной распространенности в обществе;
б) наличие аналогичной нормы в КоАП РФ;
в) отсутствие научных исследований по вопросу изучения «…существенно вредных последствий для человека, государства и общества» [9, с. 213–214].
В пользу нецелесообразности установления уголовной ответственности за анализируемое деяние А. М. Смирнов также ссылается на отказ законодателя от признания оскорбления преступлением в 2011 году [9, с. 214].
В целом вопрос криминализации данного деяния представляется менее актуальным, чем необходимость в юридико-техническом совершенствовании состава преступления и как следствие практики применения действующей уголовно-правовой нормы. Разрешение данного вопроса следует отнести к предмету отдельного полномасштабного исследования.
Очевидное несовершенство законодательной модели противоправного поведения не исключает процесса активного правоприменения. Ситуация с анализируемым составом преступления это наглядно демонстрирует. Так, в Решении по делу № 2А-3660/2019 от 22.07.2019 г. Октябрьский районный суд Санкт-Петербурга признал действиями, оскорбляющими чувства верующих, «…предоставление доступа к информации об умышленном публичном осквернении религиозной литературы, символики». Оперируя вполне оценочной категорией «традиционные российские духовно-нравственные ценности», суд указал, что «…соблюдение прав граждан на свободу слова и распространения в сети «Интернет» информации не может являться основанием для нарушения интересов неопределенного круга лиц, которым распространением противоправных информационных материалов наносится вред» (имеются в виду верующие)» [10].
Напомним, что при постановлении приговора суд должен разрешать соответствующие вопросы, опираясь, прежде всего, на материальную составляющую, признаки совершенного состава преступления [11]. В данном же случае юридико-технические недостатки сказались и на правоприменительной практике. Была безосновательно усилена усматривающая роль судов, которые вынуждены исправлять недостатки законодателя, создавая прецеденты в части содержания признаков анализируемого состава преступления.
Цели внесения соответствующей поправки в Конституцию РФ, на наш взгляд, очевидны. Укрепление исторически традиционной религиозной культуры в настоящее время является одной из стратегических целей обеспечения национальной безопасности [12]. Эффективность регулирования нравственной составляющей поведения граждан доказана практикой применения иных уголовно-правовых норм. Однако в данном случае цель не оправдывает используемые средства. Стремление законодателя подчеркнуть значимость духовных ценностей должно соответствовать реалиям общественной жизни и в случае установления соответствующего уголовно-правового запрета иметь полное юридическое обоснование. Продолжая реализацию определенного политического курса путем внесения поправки в Конституцию РФ, законодатель не учитывает возможные последствия в виде еще большей дестабилизации уголовно-правовой политики и практики.
Литература:
1. Закон Российской Федерации о поправке к Конституции Российской Федерации от 14.03.2020 г. № 1-ФКЗ «О совершенствовании регулирования отдельных вопросов организации и функционирования публичной власти» // URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/885214–7 (дата обращения: 10.05.2020).
2. Указ Президента Российской Федерации от 25.03.2020 г. № 205 «О переносе даты общероссийского голосования по вопросу одобрения изменений в Конституцию Российской Федерации» // Российская газета. 2020. № 66(8120).
3. Федеральный конституционный закон Российской Федерации от 25.12.2000 г. № 3-ФКЗ «О Государственном гимне Российской Федерации» (ред. от 21.12.2013) // Справочно-правовая система «КонсультантПлюс». URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_29673 (дата обращения: 10.05.2020).
4. Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г.) (ред. от 21.07.2014) // Собрание законодательства Российской Федерации. 2014. № 31. Ст. 4398.
5. Уголовный кодекс РФ от 13 июня 1996 г. № 63-ФЗ (ред. от 07.04.2020) // Справочно-правовая система «КонсультантПлюс». URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_10699 (дата обращения 10.05.2020).
6. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 15.11.2007 г. № 45 «О судебной практике по уголовным делам о хулиганстве и иных преступлениях, совершенных из хулиганских побуждений» // Справочно-правовая система «Гарант». URL: https://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/12057133 (дата обращения: 10.05.2020).
7. Коняхин В. П., Прохорова М. Л. Российское уголовное право. Особенная часть: учебник для вузов / под ред. д-ра юрид. наук, проф., заслуженного юриста РФ В. П. Коняхина и д-ра юрид. наук, проф. М. Л. Прохоровой. М.: «КОНТРАКТ», 2015. 928 с.
8. Гончаренко А. И. Публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих (ч. 1 ст. 148 УК РФ): уголовно-правовая характеристика и практика применения // Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. 2018. № 11. С. 86–91.
9. Смирнов А. М. Установление уголовной ответственности за оскорбление религиозных чувств верующих как пример игнорирования законодателем теории криминализации деяний // Вестник Саратовской государственной юридической академии. 2019. № 4(129). С. 211–217.
10. Решение Октябрьского районного суда Санкт-Петербурга от 22.07.2019 г. по делу № 2А-3660/2019 // URL: https://sudact.ru/regular/doc/OO0Z0jSSZEL9 (дата обращения: 10.05.2020).
11. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 г. № 174-ФЗ (ред. от 24.04.2020) // Справочно-правовая система «КонсультантПлюс». URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_34481 (дата обращения: 10.05.2020).
12. Указ Президента РФ от 31.12.2015 г. № 683 «О Стратегии национальной безопасности» // Справочно-правовая система «КонсультантПлюс». URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_191669 (дата обращения: 10.05.2020).
