Статья посвящена определению и исследованию феномена постправды в современных работах ученых различных научных дисциплин, а также изменению взаимоотношений понятий «правды» и «лжи». Статья рассматривает историю и причины возникновения феномена, а также возможные предпосылки к его популярности и актуальности.
Ключевые слова: медиа, ложь, постправда, истина, правда, факт, фактическая истина.
Непонимание процессов функционирования современных медиа и скоростная технологизация в тех сферах, где раньше ее никогда не было, порождают, в первую очередь, страх, непонимание, но в то же время любопытство и энтузиазм к новым исследованиям. Медиа эволюционирует каждый день со сверхзвуковой скоростью, и разговоры о «слиянии оффлайна с онлайном» каждый год слышны все громче. Влияние современных медиа на формирование восприятия современного человека довольно сложно переоценить. Количество информации, с которым ежедневно сталкивается человек, огромно, ее каналы передачи очень быстры, и вместе с этим довольно заметно прослеживается недоверие — не только к ней самой, но и к медиа в целом. Фейкньюс, слухи, интернет-тролли, политика постправды: большое количество явлений так или иначе смещают статус и восприятие информации, поступающей от современных медиа.
И недоверие, и страх, и непонимание проистекают из кризиса информационной объективности и усталости. «Правда» всегда оставалась и до сих пор остается спорной категорией. Ее статус радикально меняется в разное время, в разных местах, религиях, дисциплинах и социальных платформах. «Правда» может быть конечной или подвижной, политической или религиозной. Как только информация становится более доступной человеку, в то же время оставаясь способной к механической модификации, — увеличивается паранойя о статусе и прозрачности «правды». «Постправда» в 2016 году из-за президентских выборов в США и информационного шума вокруг Brexit'a стала словом года, согласно Оксфордскому английскому словарю, и обозначала «обстоятельства, в которых объективные факты менее важны для формирования общественного мнения, чем обращение к эмоциям и личным убеждениям» [1]. Довольно любопытен также и тот факт, что на 2015–2016 пришлось время активного развития фактчекинговых ресурсов и расследований: например, проекты ФБК, а российская аналитическая компания MediaToolbox включила борьбу с фейками и верификацию контента в один из новых трендов 2016-го года [2]. Все эти факты указывают на то, что сейчас так или иначе сформировался новый запрос на правду и истину. Тем не менее, утверждать, что постправда стала принципиально новым явлением и придавать этому слову статус самостоятельного и самодостаточного научного концепта бы было не совсем корректным — в семантическом плане понятия «постправды», «политики постправды» остаются весьма размытыми и чаще используются в рамках идеологического и пропагандистского сегмента современных массмедиа. Точно так же не стоит редуцировать проблему постправды только к политической сфере и считать ее одним из инструментов пропаганды или политической борьбы, постправда все больше начинает относиться к вопросу о соотношении реального и воображаемого, антропологического и виртуального, и стоит далеко вне дихотомии «правда — ложь».
Одним из главных вопросов, который поднимает концепт «постправды» как таковой, это то, является ли этот феномен чем-то новым или же это то, что существовало до этого, но в связи со сложившимися обстоятельствами получило известность, а затем и новое имя? Если феномен действительно новый, то нам важно понять, чем именно он мог повлиять на современное искусство, и почему он появился именно сейчас. Но если и нет, то так или иначе, нужно понять, почему он важен сейчас, как приобрел популярность, и почему ему дали отдельное название.
Философ Ханна Арендт в своей статье «Правда и политика» в 1967 году [3] утверждала, что правдивость и честность никогда не считались достоинствами у политиков, и что ложь всегда рассматривалась как необходимый и обоснованный инструмент государственного служащего. Однако сегодня, фактическая истина, которая выступает против интересов определенной политической группы встретится с еще большей враждебностью, чем раньше. Согласно Арендт, самый большой противник фактической истины не ложь, а, скорее, мнение, особенно в свете сегодняшней предрасположенности «замыливать» мнения и факты. Когда лжец сознательно и специально пытается скрыть ложь, он говорит, что она всего лишь является его мнением, а он живет в свободной стране и может его выражать. Арендт добавляет, что хотя фактическая истина никогда не освободится от интерпретации и личной перспективы, такая ситуация не должна быть аргументом против существования реальности и фактов и не должна стирать грани между фактом, мнением и интерпретацией. Итогом этого будет общество, которое не сможет отличить факты, мнения и фабрикации, а масс-медиа только усугубляют этот итог. Если в прошлом ложь была в основном направлена против определенных личностей, в особенности тех, кого можно бы было считать врагом, сегодня ложь распространяется через медиа на национальном уровне, чтобы обмануть всех.
Точка зрения об определении постправды от различных ученых из смежных дисциплин оказывается довольно любопытной. Так, например, военный историк-медиевист Юваль Ной Харари заявляет [4], что любые фейк-ньюс далеко не новы для человечества, и состояние правды вовсе не хуже, чем когда-либо было раньше. Он утверждает, что феномен постправды типизирует человечество, «так как наша сила заключается в нашей способности создавать истории и фабрикации, а затем в них верить — например мифы, идеологии и религии, которые активируют сотрудничество и помогают создавать связи между полными незнакомцами». Согласно Харари, исторически человека всегда больше интересовала власть, а не истина, поэтому он больше тратил время на то, чтобы управлять миром, а не понять его. Сегодняшний тренд фейк-ньюс отличается технологиями, которые позволяют подогнать пропаганду на индивидуальной основе, и совместить ложь и индивидуальные предубеждения. Тролли и хакеры используют алгоритмы big data, чтобы определить уникальные слабости и предпочтения каждого человека и сфабриковать им соответствующие истории. Эти истории используются, чтобы усилить предубеждения тех, кто в них верит, усугубить разломы в обществе и пробить демократическую систему изнутри.
Подобно Харари, философ Ли Макинтайр подчеркивает [5], что главной новизной в феномене постправды является не отрицание существования истины и фактов, но скорее подчинение фактов личным предвзятым мнениям и субъективной перспективе. Согласно Макинтайру, в эру постпправды, одни факты немного важнее других и критерий, который использует человек, предпочитая один факт другому, это следствие того, что факт совпадает с его точкой зрения.
Майкл Мармо, британский профессор общественного здравоохранения, считает [6], что ложь всегда была частью любой политики, хотя это и не смягчает шок от обмана тех, кто столкнулся с ложью сторонников Брекзита. Согласно Мармо, дискуссия является одним из центральных механизмов в науке, но после того, как один из участников дебатов показывает фактическое доказательство его аргументов, другой должен признать свою ошибку. Все еще несмотря на то, что факты остаются основанием истины, сегодня фактические доказательства потеряли свою действенность: Дональд Трамп может заявить, что количество убийств возросло из-за притоков иммигрантов в стране, но даже после того, как будет представлено доказательство об обратном, он не откажется своих заявлений.
В своей книге «О брехне», американский философ Гарри Франкфурт проводит черту между лжецом и «брехуном» [7]. Они оба пытаются убедить свою аудиторию в том, что они говорят истину, и оба пытаются скрыть что-то от аудитории. Разница между ними заключается в том, что лжец принимает отличие истины от лжи и специально лжет, чтобы скрыть правду, но «брехун», с другой стороны, не признает и даже отклоняет любую разницу между истиной и ложью, его не заботят, имеют ли его высказывания хотя бы маленькую часть истины, он пытается скрыть свое безразличие к истине от его аудитории. Используя отличия, к которым пришел Франкфурт, Мармо заявлял, что Трамп является «брехуном» — ему обычно все равно, является ли правдой то, о чем он говорит, поэтому он остается устойчиво верен своей позиции, даже если факты напрямую ее опровергают.
Журналист Мэтью Д'Анкона утверждал, что несмотря на то, что лживость зачастую и была ключевым компонентом политики с ранних этапов истории человечества, 2016-ый запомнится как год, который запустил «эру постправды» [8]. По его мнению, новым в ней можно считать не особенно явную недобросовестность политиков, но скорее реакцию общества на нее — ложь теперь считается нормой. Согласно Д'Анконе, в этой эре эмоции угрожают рациональному мышлению, скептицизм и пренебрежение — науке, а цена правды сильно снизилась. Эксперты предстают «злодеями», в то время как субъективная интерпретация и эмоциональные нарративы занимают место объективных фактов.
Такое большое количество попыток определить, чем является постправда, отражает одно из самых явных ее характеристик — путаницу вокруг этого феномена и сложность его понимания. Всех специалистов, которые высказались по этой теме, объединяет одна общая черта — острое чувство того, что «что-то изменилось, и что-то теперь происходит», будь это старый или новый феномен, теперь его называют постправдой, считают по большей части вредным и пытаются понять его свойства, чтобы научиться с ним справляться. Несмотря на то, что сейчас довольно затруднительно понять, является ли постправда принципиально новым феноменом или коммуникативным процессом, так или иначе сопутствующим социально-политической эволюции общества, можно сказать, что «исследователи, которые прибегают к понятию политика постправды, основном исходят из посылки, что умножение акторов и медийных технологий при продуцировании политической информации ведет к диверсификации и деградации критериев истинности и ложности при интерпретации событий прошлого и настоящего» [9].
Ключевым понятием в понимании правды является одна из трех неоклассических теорий правды — корреспондентная теория, которая гласит, что ключом к истине является соотношение между миром и пропозицией — пропозиция верна только в том случае, если она соответствует определенному факту, который существует в этом мире. Соответственно, теория прочно соединяет понятие правды с реальностью, в этом и ее сила, но в то же время и слабость. Чтобы определить долю правды в пропозиции согласно корреспондентной теории, должны быть удовлетворены два требования: нужно, чтобы в реальном мире в принципе было возможно найти такой факт, который бы соответствовал пропозиции, и пропозиция или человек, который ее задает, должен находиться в прямом отношении к этому факту. Согласно исследователю Яэль Брамс, проблема постправды заключается в четырех чертах этого феномена [10], которые усилили слабости корреспондентной теории истины и подорвали позицию фактической истины: взрыв информации и рост технологических средств; гаснущая вера в институты и другие «носители истины»; постмодернистские идеи, которые распространились среди научных дисциплин и породили ненормативный дискурс об истине в целом; а также активные политические баталии вокруг понятия истины. Совместимость всех этих черт создает интерференцию, которая усложняет восприятие реальности и возможность проверить истину чего-либо, основываясь на реальных фактах.
Несмотря на то, что проблема лжи и правды кажется совсем не новой, учащенная популярность феномена постправды и появление нового термина для того, чтобы обозначить то, как сейчас функционируют факты, информация, правда и ложь, сигнализируют о новом запросе на искренность в медийном и политическом пространстве. Если в XXI веке был популярен разговор о том, что ее и вовсе не существует, то после терактов 11 сентября, привычности к разговорам о теориях заговорах и тайных манипуляциях, сейчас, истина и «искренность» стали снова востребованы, и не только в политическом поле. Необходимость заново изобрести или обозначить эту ситуацию так или иначе приведет к новым исследованиям и понятиям в культурологии и философии, а тот факт, что и тот факт, что сейчас феномен постправды обращают все больше внимания, только подтверждает то, что он становится исключительным и своевременным именно для нашей эпохи.
Литература:
- Post-truth' declared word of the year by Oxford Dictionaries // BBC. URL: https://www.bbc.com/news/uk-37995600 (дата обращения: 12.05.2020).
- 10 трендов новых медиа в 2016 году // Mediatoolbox. URL: http://mediatoolbox.ru/trends2016/ (дата обращения: 10.04.2020).
- Hannah, Arendt Truth and Politics / Arendt Hannah. — Текст: непосредственный // The New Yorker. — 1967. — С. 49.
- Yuval, N. H. Humans are a post-truth species / N. H. Yuval. — Текст: электронный // The Guardian: [сайт]. — URL: https://www.theguardian.com/culture/2018/aug/05/yuval-noah-harari-extract-fake-news-sapiens-homo-deus (дата обращения: 12.05.2020).
- Lee, McIntyre Post-Truth / McIntyre Lee. — 1-е изд. — Cambridge: MIT Press, 2016. — 240 c. — Текст: непосредственный.
- Michael, Marmot Post-Truth and Science / Marmot Michael. — Текст: непосредственный // The Lancet. — 2017. — № 10068. — С. 497–98.
- Harry, G. F. On Bullshit / G. F. Harry. — 1-е изд. — Princeton: Princeton University Press, 2005. — 67 c. — Текст: непосредственный.
- Matthew, d'Ancona Post-Truth: The New War on Truth and How to Fight Back / d'Ancona Matthew. — 1-е изд. — London: Ebury Digital, 2017. — 164 c. — Текст: непосредственный.
- Завершинский К. Ф. Политика постправды как «реинкарнация» мифического в современных практиках политической легитимации // Политика постправды в современном мире. — СПб.:Скифия-принт, 2017. — С. 79–82.
- Yael, Brahms Philosophy of Post-Truth / Brahms Yael. — Текст: электронный // The Institute for National Security Studies: [сайт]. — URL: https://www.inss.org.il/publication/philosophy-of-post-truth/#_edn15 (дата обращения: 12.05.2020).
