Ключевые слова: прямой умысел, УК РФ, преступная деятельность, сознание лица, ожидаемый результат, потребность
Нетрудно заметить отсутствие законодательного определения умысла в статье 25 Уголовного кодекса РФ как такового. Именно потому, что закон не дает понятие умысла, в самом названии статьи 25 УК РФ использован оборот «преступление, совершенное умышленно», а не «понятие умысла», подобно тому, как это сделано применительно к понятию преступления ст. 14 УК РФ («Понятие преступления») [1]. Уяснение дефиниции достигается путём доктринального толкование в науке уголовного-права, но стоит заметить, что в научной среде в настоящее время нет единого мнения о понятии умысла. Дискуссии относительно определения умысла, могущего отразить все весь комплекс психических процессов, происходящих в сознании лица, совершающего преступление, длятся и по сей день. Основоположник классической школы уголовного права Фейербах [2] считал умыслом побуждение «воли (силы желания) к нарушению права как цели при уверенности в противозаконности желания» [2, c. 45]. Изучая работы видных ученых 19 и 20 века, таких как Н. С. Таганцев [7], В. Д. Спасович [8], И. Я. Фойницкий [9] а также авторов-современников [3], можно проследить наличие характерные особенности, присущих большинству воссоздаваемых определений умысла:
а) схематичное воспроизведение одинакового шаблона человеческого поведения («субъект–потребность–мотивированное потребностью поведение–вред») при помощи синонимичных словесных конструкций;
б) определение умысла, путём раздельного чтения и анализа интеллектуальных и волевых критериев.
Нам видится, что необходимость как таковая углубятся в «лес» психологических терминов, не будучи психологами, или же наращивать вокруг дефиниции умысла неоправданно огромное количество различных категорий и понятий отсутствует, ведь с помощью такого, механистического подхода, сущность умысла понять не получится. На данном этапе развития науки уголовного права, в частности при изучении вопросов теории вины, углубление в психологию зачастую ведет к проецированию последней слишком широко на область вины и лишь усложняет и отдаляет от понимание её сущности [4, c. 73]. А выделение в формах вины интеллектуального и волевого элемента является искусственным. Как справедливо отметил С. В. Скляров [5]: «Воля и сознание в поведенческом акте неразделимы и вытекают одно из другого. Не может быть такого, чтобы субъект совершал волевые действия неосознанно, так как основной характеристикой последних является осознание лицом преследуемой цели и возможности контроля за ходом разворачивающихся внешних и внутренних процессов».
Так как субъектами уголовно-правовых отношений выступают физически лица, люди, то и анализировать законодательную сущность вины следует начинать с их асоциального поведения, влекущего возникновение таких отношений. Поэтому, на наш взгляд, формулы вины необходимо выводить, опираясь на её социальное происхождение. Всякое поведение индивида является целенаправленным и мотивированным, и с помощью интеллекта индивид способен удовлетворять свои потребности не на уровне животных инстинктов, а посредством разумной управляемой деятельности. Иными словами, мотивированность поведения обусловлена потребностями, в том числе и преступая деятельность. Представляется, что можно согласиться с мнением С. А. Гавриленко [4], что вид вины — есть степень асоциальности индивида, выраженная в его интеллектуально-волевом поведении, мотивированном удовлетворением определенных потребностей, причинившим вред охраняемой уголовным законом ценности.
Исходя из формулы «субъект– потребность–мотивированное потребностью поведение–вред» содержание умысла видится достаточно ясным. Прямой умысел — это смоделированное в сознании индивида желание удовлетворить потребность (духовную, материальную) путём мотивированного поведения, причиняющего вред общественным отношениям. Конструкция прямого умысла, по сути, описывает модель любой целенаправленной деятельности человека по типу короткой связи: обдуманное деяние — ожидаемый результат, с той лишь разницей, когда смоделированный результат заведомо является общественно опасным [4, с.74]. Рассматривая данную формулу прямого умысла в разрезе, можно выделить следующие элементы:
- Желание определенной смоделированной цели, неизбежно причиняющей вред охраняемым общественным отношениям как пути к удовлетворению потребности;
- Избирательную интеллектуальную деятельность по выбору способа достижения цели, что бесспорно предполагает точное знание о характере и общественной опасности своих действий;
- Моделирование в сознании ожидаемого результата.
На наш взгляд, именно данная конструкция умысла наиболее точно соответствует последовательность интеллектуально-волевых психических процессов, происходящих в сознании преступника, а вышеобозначенные элементы наилучшим образом отражают проистекающие в сознании лица психические процессы.
Подводя итог рассуждениям о понятии умышленной вины, мы бы хотели предложить следующее. Представляется возможным внести изменение в ст. 25 УК РФ и изложить часть вторую в следующей редакции: «Преступление признается совершенным с прямым умыслом, если наступившие общественно опасные последствия явились результатом мотивированной сознательной общественно-опасной деятельности по осуществлению задуманных действий».
Можно с уверенностью сказать, что на сегодняшний день как никогда остро стоит вопрос о корректном воспроизведении норм вины как в теории уголовного-права, так и в судебно-следственной практике, и для достижения консенсуса в сообществе ученых потребуются многие годы и разработки в таких сферах как психология, социология, криминология и др. Нельзя, в данном случае, не упомянуть справедливое замечание А. А. Пионтковский, о взаимосвязи теории с прикладными науками: «только зная причины преступной деятельности и их характер, возможно установить соответствующие способы борьбы с ней; положения уголовной догматики, которые, являясь воплощением тех или иных уголовно-политических начал, не могут быть иначе уяснены, как при посредстве данных уголовной политики, а установленная этими экскурсиями (в уголовную политику) причинность в области преступной деятельности влечет за собой построение учения о вменении на детерминистических началах» [6].
Литература:
- Уголовный кодекс Российской Федерации от 13 июня 1996 г. № 63-ФЗ // Российская газета. — 1996. — № 118. — 25 июня.
- Фейербах, П. А. Уголовное право. Книга 1 / П. А. Фейербах. — СПб.: Медицинская типография, 1810. — 142 с.
- Хертеш, А. К. Сравнительный анализ косвенного умысла и легкомыслия в уголовном праве российской федерации / А. К. Хертеш // NovaUm.Ru. — 2018. — № 15. — С. 313–315.
- Гавриленков, С. А. Прямой умысел в уголовном законодательстве России / С. А. Гавриленко // Вестник Северо-Восточного государственного университета. — 2017. — № 27. — С. 72–75.
- Скляров, С. В. Вина и мотивы преступного поведения / С. В. Скляров. — СПб.: Юрид. центр Пресс, 2004. — 326 с.
- Пионтковский, А. А. Наука уголовного права, ее предмет, задачи, содержание и значение // А. А. Пионтковский Избранные труды — Казань: Казан. гос. ун-т, 2004. — С. 179–192.
- Таганцев, Н. С. О преступлениях против жизни по русскому праву/ Н. С. Таганцев. — СПб.: Тип. И. Мордуховского, 1873. — 466 с.
- Спасович, В. Учебник уголовного права / В. Спасович. — Спб.: Типография Иосафата Огризко, 1863. — 442 с.
- Фойницкий, И. Я. На досуге: Сборник юридических статей и исследований с 1870 года. Т.1 / И. Я. Фойницкий. — Спб.: Тип. М. Стасюлевича, 1898. — 575 с.
