Чтобы рассмотреть Японию с точки зрения японца мы обратимся к японской литературе, как средневековой, так и современной; к поэзии разных веков. Удивительное свойство старинной японской прозы (которую продолжают и современные авторы) — это безобманность. Эти книги читаются на двух уровнях — само впечатление (рассвет, вороны, облака, шелковый наряд, хорошая бумага) и нахождение сути за любым явлением.
В своих «Записках» Сэй-Сенагон комментирует происходящее, все эти дайнагоны и куродо шестого ранга, одеяния «цвета вишни», желто-зеленые одеяния, веера, ширмы, залитые слезами широкие рукава. не со снисходительностью, а с азартом и любопытством для тех, кто, подобно ей, не во всех тонкостях разбирается или рад поговорить о них еще. Все это складывается в рисунок повседневной жизни. Но парадокс узнавания своего в чужом притягивает читателя в ее заметках. [1]
Японский парадокс заключается в сочетании далекого и близкого, на сосуществовании культур. Один из самых известных японских парадоксов заключается в сосуществовании вер. Сохранив синтоизм, соплеменники Сэй-Сенагон присоединили к синтоизму буддизм, затем конфуцианство и различные направления даосизма. В XVI веке японцы сотнями тысяч принимали завезенное португальцами христианство. И оно бы могло сосуществовать с другими религиями, если бы правительство не приняло решительные меры.
Японо-китайская война 1894–1895 гг. породила первую мощную волну националистического движения «японизма». Традиционалисты развернули компанию по возрождению театра Но и Кабуки, чайной церемонии и икибаны, национальных ремесел и самурайских воинских искусств. В ходе этой кампании шло также обновление традиционных жанров поэзии танка и хайку.
В то же время сторонники Запада не отрицали роль национального классического наследия и подчеркивали необходимость учиться у Запада, чтобы в дальнейшем создать передовую современную культуру из сплава старого и нового.
Под влиянием западной философии, эстетики, классической литературы сформировался новый тип поэта, отличающийся от традиционного «мастера искусств» прежде всего интересом к общественной жизни и страстью к обновлению.
Тип художника, сформировавшийся в годы «духовной революции» (конец 80-х — конец 90-х годов XIX в.) заметно отличался от бундзин эпохи Токугава. Кроме классических конфуцианских знаний они получали комплекс «западных» знаний в области философии, живописи, музыки, литературы, а также тезисы христианской морали. Пафос искупительного страдания во имя будущего царства добра наполнил произведения многих поэтов, писателей, художников начала века. Христианство давало стимул к творческим исканиям и позволяла интеллигенции с позиции «христианского космополитизма» противостоять волне националистической пропаганды, захлестнувшей Японию в период японо-китайской и русско-японской войн.
Романтики Ёсано Тэккан и Дои Бансуй немало сделали для того, чтобы увековечить в стихах «доблестный дух Японии».
Тем не менее новое художественное сознание у японских писателей могла родиться только из соединения христианства и буддизма, западного и восточного.
Французский неопозитивизм и теории классического немецкого идеализма, встретившись на японской почве с синтоизмом и буддизмом, получили новое воплощение в поэзии Мэйдзи. В японской культуре ХХ в. вплоть до наших дней можно увидеть две тенденции — японоцентическую и европоцентрическую. Поэзия традиционных форм шла своим путем, а поэзия новых форм — своим. После окончательного размежевания в 20-е годы Мэйдзи споры между этими направлениями не велись, и они сосуществовали довольно мирно. Но внутри каждого из двух направлений продолжались споры о пропорциях старого и нового, национального и заимствованного.
Сохраняясь в течение веков как достояние элиты, поэзия танка стала национальной святыней, символом мистической «души Японии».
Однако к середине XIX в. в эпоху заката сёгуната, танка пришли в упадок, как и прочие старинные поэтические жанры, лишившись на время былого ореола в глазах интеллигентной элиты.
В 1882 г. профессоры токийского университета Тояма Тюдзан, Ятабэ Сёкон и Иноуэ Сэнкэн выпустили сборник переводов западной поэзии и авторские экспериментальные вирши «Собрание стихов нового стиля». В предисловии к сборнику составители обрушились на традиционный восточный стиль «цветов, птиц, ветра и луны»: «Мысль, которую можно выразить в форме танка, может быть лишь кратко вспышкой — как искра фейерверка, как блеск падающей звезды». Они сравнивали «бедность» отечественной поэтики с разнообразием западных поэтических жанров и форм.
Внеисторичность классической поэтики, в частности хайку, ее ориентированность на сезонные циклы, на макрокосмические процессы можно рассматривать как результат пути развития этой художественной традиции. Именно в них нашли свое выражения религиозно-филосовские взгляды японцев, которые не ограничиваются учением Дзен, это и представления Синто о мириадах божеств живой природы, даосская триада Небо-Земля-Человек, и универсальный буддийский закон о карме. Концепция перерождения душ порождала сознание эфимерности, скоротечности земного бытия, давала ощущение ничтожности индивидуального, личного начала в бесконечном потоке перерождения.
Басё сумел первым придать характер высокой лирике некогда развлекательному поэтическому жанру. Именно он сформулировал категории поэтики хайку: ваби (аскетичная грусть одиночества), саби (скорбность необратимого течения времени, печаль экзистенции), сибуми (горечь переживаемых мгновений), каруми (легкость изображения серьезных вещей), фуэки рюко (восприятие вечного в непостоянном и изменчивом). [2]
В Новое время поэтика хайку обогащается сугубо современными реалиями быта, которым до этого периода не было в ней места: например, фабричный гудок, паравоз, зубной порошок и т. п. [3]
В хайку Акутагавы Рюноскэ посвященному трагедии Великого токийского землетрясения 1923 г., что унесло тысячи жизней передается радость от избавления от смерти, составляющее контраст с мрачными заметками того же периода.
Ветер в соснах шумит
и мы наяву его слышим,
летняя шляпа!..
(Акутагава Рюноске)
Творческое кредо Хэкигото заключалось в сочетании высокого и низкого, патетического и прозаического.
Варю картошку.
В безмерном просторе Вселенной
ребенок плачет…
(Хэкигото)
Простота сочинений Танэда Сантока представляет собой образец дзэнского искусства, где в простом спрятано сложное, в пустоте — наполненность, в малом — великое.
Ликорис цветет
и помереть невозможно
в такую пору!...
(Танэда Сантока)
Подводя итоги, можно сказать, что литература Японии бережно относится к судьбе человека в мире.
Литература:
- Сэй-Сёнагон. Записки у изголовья. Пер. со старояпонского Веры Марковой. Предисл. и коммент. В. Марковой. Оформл. худ. И. и В. Сальниковых. М., «Худож. лит»., 1975
- Александр Долин. Японская поэзия Серебряного века. Танка, хайку, киндайси, 2012
- Александр Долин. Поэтика и поэзия хайку. Вестник культурологии, 2011