Проблемы зависимости экономики России от колебаний мировых цен на нефть



Российская экономика в последние три года не показывает положительной динамики развития в связи с сильным влиянием внешних факторов и недостаточной диверсифицированностью, что активизировало общественно-политическую дискуссию, в которой экономика России рассматривается как «подсевшая на нефтяную иглу». Тот факт, что в настоящее время топливно-энергетический комплекс Российской Федерации находится под деструктивным воздействием трех групп ограничений: секторальных санкций, введенных в отношении России со стороны ряда западных стран, финансовых барьеров для входа российских нефтегазовых компаний на европейские и американские финансовые рынки и низких мировых цен на нефть, еще более повышает актуальность темы статьи.

Нефтяной сектор относится к числу базовых в российской экономике и играет ведущую роль в формировании государственных доходов и торгового баланса страны. Несмотря на снижение мировых цен на нефть, в 2016 г. он обеспечил 45,5 % доходов федерального бюджета и 54,2 % российского экспорта [8]. При этом добыча нефти в России достигла наивысшего уровня за период с 1990 г., а нефтяной экспорт — исторического максимума [8].

Стоимостной объем российского экспорта повышался с 2000 по 2010 г. вследствие роста цен на нефть в этот период. Далее до 2014 г. этот показатель только нарастал. Чистый экспорт нефти и нефтепродуктов на душу населения (т/чел.) возрос с 1,67 в 1990 г. до 97,1 в 2014 г. — в 58 раз [9]. Рост поступления валютной выручки от экспорта нефтегазовой продукции в 2000-х гг. привел к сильному укреплению реального валютного курса рубля: реальный курс рубля к доллару США к середине 2008 г. вырос в 4,3 раза по сравнению с началом 1999 г.: это означает, что издержки на производство продукции в России в среднем выросли в 4,3 раза сильнее, чем издержки на производство продукции за рубежом [7].

Другие факторы нарастания зависимости экономики России от мировых цен на нефть во многом связаны с моделью, реализуемой в рассматриваемый период макроэкономической политики. В условиях значительного укрепления национальной валюты, ведущего к падению конкурентоспособности отечественных производителей, одной из наиболее важных задач экономической политики становится снижение различий в рентабельности сырьевых и несырьевых отраслей. Это может быть осуществлено либо через увеличение налоговой нагрузки на сырьевой сектор при сокращении налоговой нагрузки или субсидирования несырьевого сектора, либо за счет создания стимулов к реинвестированию сверхдоходов сырьевым сектором в обрабатывающий сектор. Система налогообложения добычи нефти в России была пересмотрена с целью повышения роли нефти в укреплении бюджета страны: государство предпочло пойти по пути повышения налоговой нагрузки на сырьевой сектор с целью изъятия сверхдоходов, возникающих при благоприятной конъюнктуре на рынках сырья. В 2002 г. вместо ранее взимаемых налога за пользование недрами, отчисления на воспроизводство минерально-сырьевой базы и акциза на нефть был введен налог на добычу полезных ископаемых (НДПИ) [9]. Ставка этого налога корректировалась с учетом мировых цен на нефть. Введенная как другой элемент системы налогообложения вывозная таможенная (экспортная) пошлина на нефть, в начале установления была относительно твердой, но с 2002 г. ее предельная ставка стала также коренным образом зависеть от мировых цен на нефть.

Введение НДПИ и высокой ставки экспортной пошлины позволило значительно повысить бюджетную эффективность налоговой системы и радикально перераспределить доходы от добычи нефти в пользу государства. Так, доля государства в чистом доходе нефтяного сектора, определяемом как валовой доход за вычетом капитальных, операционных и транспортных затрат повысилась с 54 % в 2000 г. до 85 % в 2008 г. [9]. Кроме того, 1 января 2004 года был создан Стабилизационный фонд РФ, впоследствии разделенный 1 февраля 2008 года на Резервный фонд РФ и Фонд национального благосостояния России (ФНБ).

Однако политика использования возникающих в связи с этим дополнительных доходов бюджета не была подчинена четким приоритетам, согласующимся с целями долгосрочного социально-экономического развития. Доминирование социальной направленности расходов государственного бюджета способствовало расширению платежеспособного спроса, но не способствовало значительной активизации инвестиционных процессов. Проводимое параллельно с ростом социальных расходов ускоренное погашение внешнего государственного долга (а затем создание значительных финансовых резервов) по сути являлось изъятием финансовых ресурсов из экономики. В условиях слабой развитости российского рынка капитала это существенно ограничивало доступ отечественных компаний к долгосрочному кредитованию, что, в свою очередь, затрудняло реализацию инвестиционных проектов, направленных на модернизацию производства и повышение производительности труда. В результате расширяющийся платежеспособный спрос в экономике приводил к существенно более быстрому росту реальной заработной платы по сравнению с производительностью труда [7].

Указанные процессы доказывают, что российской экономике присущ ряд факторов, характеризующих макроэкономические феномены «голландской болезни» и «проклятия ресурсов». «Голландская болезнь» (эффект Гронингена) — сценарий макроэкономической динамики, при котором приток доходов от экспорта некоего преобладающего продукта (как правило, увеличение добычи и экспорта сырья) вызывает укрепление обменного курса национальной валюты, и, несмотря на бум в этом секторе, приводит к снижению конкурентоспособности в других секторах экономики, сокращению объёмов отечественного промышленного производства и росту безработицы Термин «голландская болезнь» получил активное распространение в зарубежной научной литературе начиная с 1977 г. для обозначения негативного эффекта, связанного с укреплением реального курса национальной валюты, полученным в результате бума в одном отдельно взятом секторе экономики. Авторами классической модели «голландской болезни» считаются экономисты М. Гордон и П. Нири.

Согласно распространенному понимаю модели «голландской болезни», резкое увеличение поступления финансов от экспорта природных ресурсов приводит к повышению реального курса валюты, что осложняет экспорт товаров, производимых в других отраслях промышленности — цены на них повышаются, а это делает их неконкурентоспособными по отношению к импортной продукции. В результате производство некоторых групп товаров становится бессмысленным и нерентабельным, а полученная от экспорта ресурсов валюта в значительных объемах направляется для приобретения импортных промышленных товаров в ущерб национальному производителю. В результате происходит деградация отечественных предприятий; поднимаются цены на природные ресурсы на внутреннем рынке и в секторе их добычи. В ресурсодобывающие предприятия переходят квалификационные кадры и инвестиции, что дает дополнительный толчок к повышению внутренних цен.

Таким образом, в стране оказывается запущенным сырьевой механизм, способствующий падению выпуска отечественной продукции машиностроения и, соответственно, банкротству многих предприятий; перераспределению материальных, трудовых и финансовых ресурсов из отраслей промышленности в сырьевой сектор экономики ввиду его значительно более высокой рентабельности по сравнению с другими отраслями и сферами экономики; росту цен на сырье и энергоносители внутри страны; экономической и финансовой дифференциации бюджетов регионов и территорий относительно их насыщенности природными ресурсами; перспективному усилению зависимости страны от мировой конъюнктуры цен на сырье и энергоносители. В конечном итоге, согласно Д. Стиглицу, Д. Саксу и М. Хамфрису, «голландская болезнь» приводит к «ресурсному проклятию» страны [19].

Вместе с тем, рассматривая среднесрочные успехи в области использования нефтяных доходов, нужно отметить, что создание Резервного фонда и Фонда национального благосостояния позволило избежать серьезных последствий финансового кризиса без существенного снижения уровня жизни людей. С другой стороны, за период 2009–2017 гг. размер Резервного Фонда сократился существенно как в валютном выражении (долларах), так и в валюте РФ, соответственно, со 137,09 до 16,03 млрд. долл. и с 4 027,64 до 972,13 млрд. руб (данные на 1 января) [21]. При этом, по словам главы Счетной платы Татьяны Голиковой, в 2017 году Россия полностью исчерпает Резервный фонд, и правительство перейдет к использованию средств Фонда национального благосостояния [20].

По мнению В. М. Полтеровича, члена Российской академии наук, подобную ситуации можно было бы избежать: безусловно худшей моделью применения гигантских доходов от реализации ресурсов на мировых рынках с благоприятной конъюнктурой является ориентация только на траты и «разбазаривание» средств. Однако накопления, кажущиеся относительно простым и эффективным решением, также не являются адекватной политикой — пассивная стратегия перераспределения рентных доходов от экспорта природных ресурсов приводит лишь к тому, что из экономической системы страны изымаются ресурсы, которые могли бы быть инвестированы в несырьевой сектор экономики. Кроме того, мы отмечаем, что в результате «замораживания» рентных средств в суверенных стабилизационных фондах будущим поколениям передается не современная инновационная экономика знаний, а все та же «экономика ресурсов» с задачей освоения обесценивающихся денежных средств и утраченным шансом на высокие темпы экономического роста и приращения человеческого капитала [17].

По мнению Левдонского А. А. высокая степень зависимости экономики России от мировых цен на энергетические ресурсы актуализирует проблема регулирования доходной базы федерального бюджета (формируемой в первую очередь исходя из нефтяных доходов), для чего Левдонский А. А. предлагает проводить системную работы по совершенствованию моделей определения перспективных мировых цен на энергоресурсы [15]. Более целостной, на наш взгляд, является позиция Вердиева Д. А., указывающего, что увеличение доходной базы федерального бюджета должно происходить за счет институциональных преобразований в российской экономике, а не за счет поиска путей наилучшего прогнозирования мировых цен на энергоресурсы, как это происходит сейчас [4]. Стимулирование развития малого и среднего предпринимательства, адекватные меры, направленные на снижение доли населения в сегменте неформальной занятости, разработка механизма поддержки инновационных предприятий, усиление контроля за эффективностью продажи предприятий, находящихся в государственной и муниципальной собственности — именно эти меры должны способствовать увеличению доходной базы федерального бюджета, а значит и комплексному повышению экономической безопасности государства.

Также, мы полагаем, что в целях стратегического повышения экономической безопасности на каждом из рассмотренных уровней возрастает значимость совершенствование политики импортозамещения, необходимого как для диверсификации экономики, повышении мировой конкурентоспособности России и адаптации к условиям цифровизации глобальной экономической системы, так и непосредственно для развития нефтяного сектора. Анализируя специфику геополитического использования зависимости экономики России от нефтяного сектора, отметим, что cекторальные санкции, принятые в 2014 г. Евросоюзом, США, Норвегией, Канадой и Австралией, представляют собой запрет на поставки оборудования и технологий, которые могут использоваться для разведки и добычи трудноизвлекаемой нефти, а также реализации шельфовых проектов. Указанные ограничения привели к остановке реализации ряда проектов в сфере добычи трудноизвлекаемой нефти на территории России, в связи как с высокой капиталоемкостью и необходимостью привлекать зарубежное финансирование, так и, прежде всего, с отсутствием необходимого российского оборудования и технологий. Таким образом, санкционные ограничения угрожают устойчивому стратегическому развитию отрасли в силу ее сильной зависимости от импорта; при этом, по оценкам экспертов, низкие мировые цены на нефть сами по себе имеют второстепенное значение в вопросе реализации проектов по добыче сланцевой нефти, а также нефти арктического и глубоководного шельфа. Следовательно, поскольку трудноизвлекаемая нефть играет важную роль в обеспечении стабильных объемов добычи в долгосрочной перспективе (ее доля в структуре запасов России достигла 65 %), именно развитие производства отечественного должно стать одним из главных направлений политики импортозамещения.

В проекте ЭС-2035 для оценки предлагаемых перспектив развития ТЭК и его отраслей сформированы два сценария прогноза: консервативный и целевой. В консервативном сценарии принято допущение о медленном росте среднегодовых цен нефти Urals к 2035 г. до 95–105 долл./баррель. В этом сценарии предполагается, что в 2015–2035 гг. ВВП России увеличится в 1,5 раза (или в среднем за период на 1,9 % ежегодно), при этом внутреннее потребление первичной энергии вырастет на 13 %, производство первичной энергии — на 10 %, экспорт топлива и энергии — на 2 % [22].

Целевой сценарий предполагает более оптимистичный прогноз мирового спроса и мировых цен на энергоресурсы, ускорение развития российской экономики благодаря росту добавленной стоимости, опережающему развитию энергетической инфраструктуры, особенно в восточных районах страны, повышению энергетической эффективности за счет использования инновационных технологий преобразования и конечного использования потребителями всех видов энергоресурсов при умеренном повышении их цен, дополнительному приросту инвестиций в отраслях ТЭК с увеличением их мультипликативного влияния на экономику России. В этом сценарии предполагается, что в 2015–2035 гг. ВВП России увеличится в 1,9 раза (или в среднем за период на 3,1 % ежегодно), при этом внутреннее потребление первичной энергии вырастет на 19 % (при снижении энергоемкости ВВП в 1,6 раза), производство первичной энергии — на 21 % (при опережающем росте производства неуглеродных энергоресурсов), экспорт топлива и энергии — на 18 % (при достижении доли АТР — 39 %; доли газа, включая СПГ, — 34 %) [22].

Итак, в 2017 году, как и в предыдущие десятилетия, в современной экономике России углеводороды являются одним из приоритетных экспортных товаров России. Высокие доходы от экспорта нефти и газа играли и, несмотря на обвал цен на нефть, продолжают играть в России решающую роль, воздействуя на экономику по трем каналам. Во-первых, эти доходы инвестировались не только непосредственно в добывающие, но и в смежные отрасли. Во-вторых, увеличивались доходы населения, что повышало потребительский спрос и способствовало расширению сферы услуг. В-третьих, «сырьевые» деньги шли на бюджетные расходы, что также стимулировало увеличение спроса. В результате, могло показаться, что главный мотор роста — строительство, торговля, машиностроение, развитие сферы услуг. Вместе с тем, падение цен на нефть создало предпосылки для обратного движения по всем этим трем каналам: спрос населения снижается, инвестиции замораживаются, дефицит бюджета России растет — в результате падает и производство.

Несмотря на то, что цены на нефть, выросшие на фоне договоренностей об ограничении добычи нефти странами OPEC, выглядят обнадеживающе (диапазон 50–56 долл. США за баррель), необходимо признать, что структурный кризис, отягощённый внешними потрясениями, остается, ввиду чего возрастает необходимость реальной, а не декларативной активизации политики импортозамещения, направленной не только на диверсификацию экономики, повышение мировой конкурентоспособности России и адаптацию к условиям цифровизации глобальной экономической системы, но и непосредственно на развитие нефтяного сектора, поскольку единственным правильным направлением развития России должно стать эффективное взаимоувязывание всех элементов национального богатства в формировании благосостояния населения, в том числе и тех, что дарованы благоприятным географическим положением и природой.

Литература:

1. Агафонова А. А. Анализ конкурентной позиции России с привязкой к отечественной нефтегазовой отрасли // International innovation research. VI Международная научно-практической конференция. 2017. С. 184–189.
2. Арсентьева В. С., Манушина А. П. Нефтедобыча и экспорт нефти как составляющие экономической безопасности России // В сборнике: 21 век: фундаментальная наука и технологии. Материалы XII международной научно-практической конференции. 2017. С. 131–138.
3. Василенко Е. С. Состояние и тенденции развития мирового рынка нефти // Панорама. 2017. Т. 29. С. 65–74.
4. Вердиев Д. А. Доходы федерального бюджета, пути их роста // Экономика и бизнес: теория и практика. 2016. № 12. С. 14–17.
5. Галкин Л. Ф., Курлат А. Н., Матвиенко М. С. Проблема зависимости курса рубля от цен на нефть и пути её решения // Электронный научный журнал. 2017. № 4–2 (19). С. 244–248.
6. Гарецкая Л. И. Зависимость экономики России от мировых цен на нефть // Современные проблемы социально-гуманитарных наук. 2017. № 1 (9). С. 138–141.
7. Гильмундинов В. М. Новые аспекты «голландской болезни» экономики России в условиях санкций: риски и рецепты // Идеи и идеалы. 2017. Т. 1. № 1 (31). С. 68–81.
8. Горбунова Е. Н., Псюк Т. В. Современное состояние и роль налоговых поступлений от нефтяной отрасли в формировании доходной части федерального бюджета РФ // Вестник Югорского государственного университета. 2017. № 1–2 (44). С. 102–105.
9. Ембулаев В. Н. Развитие экономики России и «голландская болезнь» // Территория новых возможностей. Вестник Владивостокского государственного университета экономики и сервиса. 2017. Т. 9. № 2 (37). С. 53–63.
10. Ковалева О. Е. Развитие импортозамещения в нефтяной отрасли РФ в условиях действия экономических санкций // Новая наука: Современное состояние и пути развития. 2017. № 1–1. С. 204–207.
11. Корнилов Д. А., Макаренко В. С., Макаров В. М. Динамика средних мировых цен на нефть // Иннов: электронный научный журнал. 2017. № 3 (32). С. 3.
12. Крупнова Е. М., Шевченко Е. И. Мировой рынок нефти: современное состояние и положение России на данном рынке // Интеграция наук. 2017. № 6 (10). С. 11–13.
13. Куян М. А. Ресурсное проклятие России: миф или реальность? // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2016. № 1 С.140–143.
14. Ларин С. Н., Стебеняева Т. В., Знаменская А. Н. Мероприятия и механизмы импортозамещения в рамках стратегии развития нефтяной отрасли российской экономики // Успехи современной науки. 2017. Т. 3. № 2. С. 7–14.
15. Левдонский А. А. Бюджетные риски и устойчивость федерального бюджета // Экономика, предпринимательство и право. 2016. Т. 6. № 2. С. 175–184.
16. Литецкая Д. С. Россия на мировом рынке нефти после ввода санкций // Аллея науки. 2017. Т. 4. № -9. С. 81–87.
17. Полтерович В. М. Эффект «Ресурсного проклятия» // Прямые инвестиции. 2009. № 1. URL: http://cyberleninka.ru/article/n/effekt-resursnogo-proklyatiya
18. Саенко В. В. О перспективах развития нефтяной отрасли России на период до 2035 года // Энергетическая политика. 2016. № 2. С. 21–26.
19. Хамфрис М., Сакс Дж., Стиглиц Дж. Как избежать ресурсного проклятия. М.: Издательство Института Гайдара, 2011. — 464 с.
20. РиаНовости. Резервный фонд будет полностью исчерпан в 2017 году, сообщила Голикова. URL: https://ria.ru/economy/20161212/1483346389.html
21. Минфин России. Объем средств Резервного фонда. URL: http://minfin.ru/ru/perfomance/reservefund/statistics/volume/
22. Электронный ресурс: Проект энергостратегии РФ на период до 2035 года. URL: https://minenergo.gov.ru/node/1920