К вопросу об определении сущности функции поддержания обвинения: теоретический аспект | Статья в журнале «Молодой ученый»

Отправьте статью сегодня! Журнал выйдет 28 декабря, печатный экземпляр отправим 1 января.

Опубликовать статью в журнале

Автор:

Рубрика: Юриспруденция

Опубликовано в Молодой учёный №21 (155) май 2017 г.

Дата публикации: 25.05.2017

Статья просмотрена: 590 раз

Библиографическое описание:

Зубов, В. В. К вопросу об определении сущности функции поддержания обвинения: теоретический аспект / В. В. Зубов. — Текст : непосредственный // Молодой ученый. — 2017. — № 21 (155). — С. 314-317. — URL: https://moluch.ru/archive/155/43741/ (дата обращения: 17.12.2024).



Несмотря на тот факт, что УПК РФ действует уже более 15 лет проблема содержательной стороны функции уголовного преследования относится к числу дискуссионных. Ее легальное толкование содержится в п. 55 ст. 5 УПК РФ, который определяет уголовное преследование как процессуальную деятельность, осуществляемую стороной обвинения в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления. Как следует из смысла приведенной нормы, законодатель отождествляет понятия «обвинение» и «уголовное преследование», указывая на сквозной характер рассматриваемой функции, которая осуществляется как в досудебном, так и в судебном производствах по уголовному делу. В этой связи возникает несколько взаимосвязанных вопросов. Во-первых, каково соотношение понятий «обвинение» и «уголовное преследование» с точки зрения доктрины уголовного процесса; во-вторых, каков субъектный состав стороны обвинения с точки зрения реализации состязательных начал в современном уголовном судопроизводстве; и, наконец, каков механизм реализации рассматриваемой процессуальной функции в досудебном производстве и в суде? Попытаемся последовательно обосновать свою точку зрения по каждому из поставленных вопросов.

Анализ обширной библиографии вопроса позволяет утверждать, что в доктрине уголовного процесса отсутствует единство мнений относительно соотношения понятий «уголовное преследование» и «обвинение». Так, часть ученых-процессуалистов полагает, что указанные дефиниции тождественны. Еще М. С. Строгович писал о том, что «обвинение как уголовно-процессуальная функция есть обвинительная деятельность, т. е. совокупность действий, направленных на то, чтобы изобличить совершившее преступление лицо и обеспечить применение к нему заслуженного наказания, которая носит также наименование уголовного преследования» [8, c. 190]. Развивая данный тезис, А. Н. Гуськова указывает на взаимосвязь всех частей судопроизводства с обвинением и полагает, что обозначение обвинительной деятельности разными терминами существенно затрудняет понимание ее сущности [3, с. 26]. Сходную позицию высказывает и Б. А. Тугутов, обосновывая синонимичное использование рассматриваемых терминов тем, что «они определяют одно и то же явление» [9, с. 30].

Противники данной точки зрения указывают на наличие противоречий в механизме реализации функции уголовного преследования, которые, по их мнению, не позволяют отождествлять ее c обвинением [5, с. 23]. Указанная точка зрения представляется нам более обоснованной по нескольким причинам. Во-первых, системный анализ норм УПК РФ (п.п. 22 и 45 ч. 1 ст. 5, ч. 1 ст. 20 и др.) позволяет обнаружить некоторые противоречия. Например, при определении понятия «сторона» законодатель использует термины «уголовное преследование» и «обвинение» как тождественные (п. 45 ст. 5), однако, разграничивает их в п. 22 ст. 5 УПК РФ толкуя обвинение в материальном смысле как тезис о совершении определенным лицом запрещенного уголовным законом деяния. Вместе c тем именно обвинение, a не уголовное преследование детерминируется как уголовно-процессуальная функция в ч. 2 ст. 15 УПК РФ.

Во-вторых, сущность обвинительной деятельности не является одинаковой на всех этапах уголовного судопроизводства. Если в стадии предварительного расследования целесообразно говорить об уголовном преследовании, то в судебных стадиях процесса речь уже может идти о поддержании обвинения, т. е. окончательной версии обвинения, на основании которой у суда формируется внутреннее убеждение относительно решения по уголовному делу. В этой связи представляется обоснованной позиция Е. В. Селиной о том, что исключительно по делам частного обвинения, рассматриваемым по существу мировым судьей, окончательное обвинение сливается c обвинением первоначальным, поскольку полностью отсутствует этап досудебного производства [6, с.34]. По остальным уголовным делам обвинение, поддерживаемое прокурором в судебном разбирательстве, может существенно отличаться от первоначально предъявленного лицу, ввиду его трансформации в процессе предварительного расследования, о чем свидетельствуют примеры из следственно-судебной практики. Так, по уголовному делу в отношении К., причинившему потерпевшему С. тяжкий вред здоровью, первоначально следователем было предъявлено обвинение в совершении преступления, предусмотренного ст. 114 УК РФ. Прокуратурой района уголовное дело было возвращено для производства дополнительного расследования ввиду грубых нарушений законодательства и неверной квалификации действий обвиняемого. По результатам дополнительного расследования К. было предъявлено обвинение в покушении на убийство С., дело было направлено в Коминтерновский районный суд г. Воронежа для рассмотрения по существу. Впоследствии К. был осужден в соответствии с окончательным обвинением за покушение на убийство [1].

Следует отметить и историческую преемственность приведенной выше научной позиции. Так, еще в период действия Устава уголовного судопроизводства 1864 года, в науке уголовного процесса обосновывалось различие терминов «уголовное преследование» и «обвинение» именно c позиций несоответствия их содержания в досудебном и судебном производствах. В этом смысле показательно высказывание В. К. Случевского, который писал, что «моменты возбуждения уголовного преследования и последующего обличения подсудимого резко обособляются между собой и притом не по одному только процессуальному значению. Различие между ними проявляется также в различии органов, их отправляющих, так что органы, отправляющие функции по возбуждению уголовного преследования … не всегда являются органами, отправляющими обязанности по обличению виновных на суде» [7]. Думается, что приведенное утверждение не потеряло своей актуальности и в современных правовых реалиях, поскольку уголовное преследование может определяться как деятельность уполномоченных должностных лиц в ходе предварительного расследования, направленная на формирование и обоснование первоначального обвинения. В то время как поддержание обвинения — это деятельность государственного или частного обвинителя в судебных стадиях производства по уголовному делу, которая направлена на обоснование перед судом позиции стороны обвинения, при этом сам обвинительный тезис может изменяться в рамках, установленных ч. 2 ст. 252 УПК РФ, т. е. в сторону, не ухудшающую положение подсудимого, и не нарушающую его право на защиту.

В связи c изложенным, полагаем, что круг субъектов, уполномоченных на реализацию функции обвинения, применительно к непосредственному предмету нашего исследования, должен определяться исходя из того факта, что уголовное преследование в досудебном производстве существенно отличается от поддержания обвинения в суде. Если в первом случае соответствующие полномочия возлагаются на должностных лиц органов уголовной юстиции, отнесенных в гл. 6 УПК РФ к стороне обвинения (дознаватель, начальник подразделения дознания, следователь, руководитель следственного органа), то во втором — на прокурора либо частного обвинителя.

Поддержание обвинения, в отличие от уголовного преследования, осуществляемого в досудебном производстве, представляет собой отстаивание перед судом выдвинутого тезиса о виновности конкретного лица в совершении преступления, что предполагает наличие специфических средств и способов реализации данного вида деятельности. При этом как материально-правовой тезис обвинение имеет сквозной характер, поскольку формулируется в стадии предварительного расследования и определяет пределы уголовного преследования в суде. Взаимосвязь уголовного преследования в досудебном производстве и поддержания обвинения в суде представляется очевидной по нескольким причинам.

Во-первых, если говорить о поддержании государственного обвинения прокурором, то его специфика заключается в невозможности выйти за пределы предъявленного лицу ранее обвинения, что является составным элементом права на защиту, a также содержанием аксиомы о недопустимости поворота к худшему, в соответствии c которой, отстаивая публичный интерес, прокурор вправе лишь уменьшить объем претензий государства к подсудимому, изложенный в обвинительном заключении (обвинительном акте, обвинительном постановлении).

Во-вторых, с точки зрения фактического содержания деятельности по поддержанию обвинения в суде, то она также находится в зависимости от объема и качества собранных в стадии предварительного расследования доказательств. Как отмечает Г. С. Беляева, полномочия прокурора, обозначенные в ч. 5 ст. 246 УПК РФ, a именно: представление доказательств и участие в их исследовании; изложение суду своего мнения по существу обвинения; высказывание предложений о применении уголовного закона и назначении подсудимому наказания, реализуются c той степенью эффективности, которая прямо зависит от качества и полноты уголовного преследования на этапе досудебного производства [2, с. 19]. Допущенные в ходе предварительного расследования нарушения предусмотренных законом правил собирания доказательств, существенно сокращают фактическую базу поддержания в суде обвинения в случае признания их недопустимыми, а, следовательно, усложняют стоящую перед государственным обвинителем задачу.

И, наконец, в-третьих, тактика построения обвинительной деятельности в судебном заседании находится в прямой зависимости от результатов предварительного расследования, убежденности прокурора в обоснованности выводов дознания (следствия). В противном случае, законодатель предоставляет государственному обвинителю право отказаться от обвинения, что повлечет за собой прекращение уголовного дела или уголовного преследования (ч. 7 ст. 246 УПК РФ). Здесь необходимо отметить, что полномочия прокурора по поддержанию обвинения ограничены суверенитетом судебной власти. По мнению подавляющего большинства ученых-процессуалистов, ограничение процессуальной самостоятельности стороны обвинения в суде является неотъемлемым признаком состязательности судебного разбирательства, уравнивает положение сторон, a также повышает гарантии независимости суда при принятии итогового решения по уголовному делу [4, с. 52].

Таким образом, поддержание государственного обвинения в суде является формой реализации функции обвинения, специфика которой заключается в формулировании окончательного тезиса о виновности лица в совершении преступления. Реализация названной функции применительно к делам публичного и частно-публичного обвинения осуществляется в судебном заседании прокурором в процессуальном режиме, характерном для судебного заседания. Сущность деятельности по поддержанию обвинения может быть определена следующей совокупностью признаков: 1) ее осуществление возлагается законодателем на участников уголовного процесса, отнесенных к стороне обвинения, т. е. на прокурора, что прямо обозначено в ч. 1 ст. 37 УПК РФ, a также частного обвинителя (ст. 43 УПК РФ); 2) пределы реализации функции поддержания государственного обвинения в судебном заседании ограничены выдвинутым в ходе предварительного расследования обвинительным тезисом и основаны на его обосновании совокупностью доказательств, собранных в ходе деятельности компетентного должностного лица в досудебном производстве; 3) деятельность обвинителя в суде обусловлена состязательным характером судебного разбирательства, основой которого являются суверенитет судебной власти и процессуальное равенство сторон обвинения и защиты.

Таким образом, подводя итог вышеизложенному, позволим себе определить поддержание обвинения как форму реализации функции обвинения в судебных стадиях производства по уголовному делу, содержание которой составляет обоснование выдвинутого тезиса о виновности лица в совершении преступления перед судом.

Литература:

  1. Архив Коминтерновского районного суда г. Воронежа. Уголовное дело № 2- 48/13.
  2. Беляева Г. С. Процессуально-правовые средства: понятие, признаки и виды // Lex russica. 2015. № 3. С. 19–27.
  3. Гуськова А. Н. Уголовное преследование (обвинение) в российском уголовном судопроизводстве // Актуальные проблемы реформирования экономики и законодательства России и стран СНГ. Челябинск, 2002 // СПС «КонсультантПлюс» (Дата обращения: 10.05.2017 г.).
  4. Капинус О. С. К вопросу о процессуальном положении прокурора в уголовном судопроизводстве // Прокурор. 2013. № 2. С. 50–58.
  5. Козявин А. А. Взгляд на категориальный аппарат науки уголовного судопроизводства через призму правовых позиций Конституционного Суда РФ // Российский следователь. 2013. № 19. С. 23–26.
  6. Селина Е. В. Концепция уголовного преследования, установления факта совершения общественно опасного деяния и привлечения к уголовной ответственности // Российский следователь. 2017. № 1. С. 33–35.
  7. Случевский Вл. Учебник русского уголовного процесса. Судоустройство-судопроизводство. СПб., 1910 // http://jurytrial.ru/library/item/651 (Дата обращения: 10.05.2017 г.).
  8. Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. Т. 1. М.: Наука, 1968. 417с.
  9. Тугутов Б. А. Функция уголовного преследования: проблемы законодательного регулирования // Российская юстиция. 2013. № 5. С. 30–33.
Основные термины (генерируются автоматически): уголовное преследование, РФ, поддержание обвинения, досудебное производство, предварительное расследование, уголовное дело, совершение преступления, обвинительная деятельность, судебное заседание, уголовный процесс.


Задать вопрос