Эксцесс исполнителя в лице красных правоохранителей после Гражданской войны в Челябинской губернии

В статье приведены примеры обеспечения правопорядка руководителями правоохранительных органов в случаях самовольной внесудебной расправы с преступниками.

Ключевые слова: революционный трибунал, Гражданская война, Челябинская губерния, бандитизм

В сложных условиях восстановления советской властипосле Гражданской войны в Челябинской губернии, обеспечения должного правопорядка и борьбы с преступностью у отдельных руководителей правоохранительных органов не выдерживали нервы, что вело к самовольной внесудебной расправе с преступниками. И порой эти террористические акции со стороны советских чиновников получали одобрение от тех учреждений, которым поручалось проводить проверки и давать оценки этому самоуправству. Коллегией губчека 26 января 1921 года был одобрен бессмысленный расстрел начальником Троицкой уездно-городской милиции С. С. Моисеевым 39 заложников-казаков и одной заложницы. Не отставали от чекистов в лояльности к таким видам убийства и судебные работники. Челябинским губревтрибуналом был оправдан командир красногвардейского отряда В. Ф. Пальчиков, лично расстрелявший четырех бойцов, заподозренных в дезертирстве. Несмотря на то, что вина Пальчикова произведенным следствием была доказана, чрезвычайный суд, учитывая такой важный положительный аргумент, как боевое прошлое красного партизана, из зала суда его освободил.

Жестокость со стороны сотрудников правоохранительных органов в этот период времени можно очень просто объяснить, она витала в воздухе, ею были пронизаны многие решения и постановления органов советской власти. «Объявляем для сведения всех граждан, — грозил Челябинский губисполком в постановлении от 16 февраля 1921 года, — что для ликвидации банд, налаживания хозяйственной работы и обеспечения безопасности трудовая рабочее — крестьянская рука не дрогнет перед самыми решительными мерами. За участие в бандитизме, организации заговоров, укрывательстве означенных действий, а также порочу дорог, мостов, средств связи виновные будут подвергаться расстрелу, имущество же их подлежит немедленной конфискации, передаче в комкрасхозы для распределения нуждающимся семьям красногвардейцев» [3].

Аналогично Челябинскому губернскому трибуналу сработал южно-уральский суд по другому делу о «красном бандитизме». Сотрудники Миасской горуездной милиции во главе с начальником УгРо Ф. А. Шиколюковым убили в ходе следствия пятерых человек. Первого, Петра Чертова, убили на допросе в кабинете начальника уголовного розыска, тело его спустили под лед в прорубь. Остальных четверых, чтобы скрыть следы преступления пристрелили «при попытке к бегству». Началось следствие, опер М. Н. Милюков, находившийся под подпиской о невыезде, сбежал. Начальник уголовного розыска покончил жизнь самоубийством. Видимо зря, потому что остальных «оборотней в погонах» Миасский народный суд приговорил к лишению свободы сроком на один год, но, учитывая амнистию в честь 5-й годовщины Октябрьской революции, вообще освободил их от какого-либо наказания [8].

Необходимо отметить, что амнистии преступникам практиковались в то время довольно таки широко, как минимум к каждой годовщине Октябрьской революции.

В Челябинской губернии, например, всего же за 1920–1921 годы было амнистировано 215 человек [1]. Показателен в этом отношении октябрьский 1920 года приговор Челябинского губернского революционного трибунала по делу в отношении местного лидера партии кадетов Е. И. Снежкова: «За тяжкие преступления виновный подлежит высшей мере наказания, но, принимая во внимание, что проступок совершен был до Октябрьской революции, суд приговаривает его к 20 годам принудительных работ с лишением свободы, далее принимая во внимание, что проступок совершен до амнистии второй годовщины Октябрьской революции, суд революционной совести приговор смягчает до 10 лет» [9]. Что самое интересное, менее, чем через год Снежков, имевший высшее юридическое образование, уже был на свободе и, более того, работал первоначально следователем-докладчиком в губревтрибунале, а с 8 июня 1921 года — в губернском отделе юстиции [4].

Такое весьма благожелательное отношение к вопиющим нарушениям так называемой социалистической законности со стороны партийно-государственных органов было распространено на всей территории Южного Урала. Для восстановления советской власти на освобожденных от колчаковцев территориях создавались чрезвычайные структуры — ревкомы. Один из них был создан и на станции Златоуст, под руководством Камынина. В число важнейших функций входила и борьба с преступностью. При этом члены ревкома не организовывали ее с помощью координации действий силовых структур, а лично принимали в этом активное участие. Производили дознание и, что еще ужаснее, не являясь судебной инстанцией, выносили приговоры к смертной казни. По решению Златоустовского железнодорожного ревкома было расстреляно 23 человека, в том числе женщины и подростки. Процедура была максимально проста. «Слушали: 1. Заявление секретаря уполита ст. Златоуст… на счетовода 4-го участка… Хижина Петра и проводника экстренного поезда № 14 Елизарова по обвинению в контрреволюции. Постановили — расстрелять. 2. Заявление командира коммунистической полуроты ст. Златоуст… на гр. деревни Веселовки Сидорова Андрияна по обвинению его в содействии бандитам… Постановили — расстрелять… 5. Заявление граждан… на гражданку Большакову Анастасию по обвинению в содействии бандитам. Постановили — расстрелять», — зафиксировано только в одном протоколе заседания ревкома от 7 октября 1920 года. Каковы же были доказательства и основания для вынесения высшей меры наказания даже во внесудебном порядке? В отношении последней обвиняемой, например, у ревкома было только одно заявление-поклеп на вдову-мать троих несовершеннолетних детей, живущей на иждивении. «Довожу до Вашего сведения о том, что гр. А. Большакова во вторник 5 числа уехала по направлению к Челябинску с большим чемоданом, пришла на станцию без всяких документов, и ее взял какой-то помощник машиниста в свою паровозную теплушку. И только она возвратилась 7 числа. Где была неизвестно. По возвращении домой тут же стала надсмехаться над коммунистами. А также Большакова в присутствии квартирантки… стала говорить про меня, почему коммунисты всюду разбежались и чего они испугались. Мы не так действуем, как они, пусть не пугаются. А посему прошу Вашего содействия привлечь к ответственности гр. Большакову как контрреволюционерку и шпионку. 7 октября 1920 года», — говориться в единственном заявлении ущербного закомплексованного златоустовского обывателя [10]. Обратим внимание на дату, расстрел вынесен в день подачи заявления, это означает, что никакого даже формально-большевистского расследования вообще не было. Грубо говоря, все по формуле: утром — заява, в обед — пуля. И второй момент — 37 год с его миллионными массовыми лживыми доносами органично готовился с первых дней советской власти.

По другому рекомендовалось относиться к заявлениям и доносам на советских чиновников. Заведующий губернским отделом юстиции Лобзанов направил в адрес трибуналов и судов отдельный циркуляр по этому вопросу. Главный мотив его появления он сформулировал так: «Необходимо оберегать честь и доброе имя ответственных партийных и советских работников» [5]. В связи с этим он предлагал в первую очередь всякое заявление в суд о преступной деятельности данного контингента сохранять в строжайшем секрете. Более того, лиц, подавших такое заявление «основательно обследовать», и возбуждать дело только в том случае, «если подавший заявление заслуживает доверие». Фантастика — если заявитель бомж, тогда и чиновник не преступник. Ну и, конечно же, куда без партии: «О всех материалах, поступающих в органы отдела юстиции и следователям, сейчас же сообщать председателю местного исполкома, парткома или других советских и партийных органов по принадлежности секретно, и в дальнейшем свои действия согласовать с этими товарищами» [6].

Какую же оценку дала высшая региональная власть внесудебным расправам на ст. Златоуст? «Расследовав делопроизводство и постановления бывшего ревкома ст. Златоуст и вынесенным им, и приведенным в исполнение приговорам, ревком постановил: 1) Признать действия станционного ревкома заслуживающими глубокого порицания, и даже наказания, хотя эти крайние меры (расстрелы) и вызывались политической необходимостью. На основании действующего законодательства станревком не имел права в данном случае самостоятельно выносить приговор и приводить его в исполнение (без трибунала). 2) Не взирая на оценку… ревком считает необходимым опубликовать о произведенных расстрелах, ярко сформировав обвинение против каждого из расстрелянных, показав, как Советская власть расправляется с бандитами и другими контрреволюционерами» [11]. «Глубокое порицание» — эквивалент жизни 23 расстрелянных российских граждан, и, конечно же, фальсификация и подтасовка уже исполненных приговоров.

Все они были осуждены к различным срокам заключения [13].

Челябинским губернским трибуналом в августе 1922 года к году и шести месяцам заключения в исправительном доме был приговорен начальник Верхнеуральской уездно-городской милиции А. А. Гейнеман. В марте сего года милицейский начальник по подозрению в связи с бандитами без суда и следствия расстрелял 19 верхнеуральцев. Удивительным был не очень мягкий приговор за массовое убийство россиян, а то, что уездные партийные функционеры встали полностью на сторону палача. И более того, оценивали его незаконные действия, как эффективное профилактическое средство в борьбе с бандитизмом и предупреждении самосудов в регионе. Цинизм и абсурдность доводов коммунистов сложно объяснить здравомыслящему человеку, даже не юристу. «Стал развиваться ропот и недовольство на местные власти, — отмечалось в постановлении президиума Верхнеуральского укома РКП(б), — в бездействии в борьбе с преступностью. На почве всего этого мог вспыхнуть ряд самосудов, что крайне нежелательно и недопустимо. Во избежание таких нежелательных явлений и для предотвращения развивающихся грабежей т. Гейнеман, опираясь на то, что Верхнеуральский уезд в связи с разгулом уголовного бандитизма находится на вооруженном положении… желая сделать только лучше для граждан, позволил расстрелять несколько негодяев, на что все население уезда осталось только благодарно, и преступность по всему уезду в большей степени сократилась» [12].

В Челябинском губернском уголовном розыске только за 1919–1920 годы сменилось несколько руководителей, освобождённых от должности за совершение различных криминальных деяний. Так, в феврале 1920 года был отдан под суд за должностные преступления начальник уголовного розыска Петров.

Вторым начальником стал З. Якубовский, который менее чем через полгода был осужден ревтрибуналом к расстрелу. После Якубовского уголовный розыск возглавил Чипышев, осуждённый губревтрибуналом к пяти годам заключения в лагере принудительных работ за укрывательство преступника в корыстных целях [2]. В ноябре 1921 года состоялось слушание по делу командира отряда Куртамышского политбюро И. П. Ильина, обвиняемого в халатном отношении к выполнению своих служебных обязанностей и присвоении продовольственных пайков. Трибунал признал его виновным и приговорил к двум годам исправительных работ [7]. В других случаях обвиняемые по роду совершения ими преступления приговаривались к лишению занимать ответственные должности на неопределенный срок.

Литература:

1. Абрамовский А. А., Малых И. П. Становление советского чрезвычайного правосудия на Южном Урале. Челябинск, 2010. С. 129.
2. Там же. С.123.
3. Агарышев П. Г. Челябинская область. 1917–1945. Сборник документов и материалов. Челябинск, Южно-уральское книжное издательство. 1989. С. 236.
4. Государственное Учреждение Объединенный Государственный Архив Челябинской Области (далее — ГУ ОГАЧО). Ф. Р-93. Оп. 2. Д. 333. Л. 1, 5.
5. Там же. Ф. Р-93. Оп. 1. Д. 88. Л. 12.
6. Там же. Ф. Р-93. Оп. 1. Д. 88. Л. 1,2.
7. Там же. Ф. Р-401. Оп. 1. Д. 55. Л. 90.
8. Кобзов В. С., Семенов А. И. Правоохранительные органы Урала в борьбе с «политическим бандитизмом» // Актуальные проблемы совершенствования правоприменительной деятельности органов внутренних дел. Юбилейный сборник научных трудов. Ответственный редактор О. Д. Нациевский. Челябинск, 2000. С. 211–212.
9. Кобзов В. С., Семенов А. И. Правоохранительные органы Урала в годы гражданской войны. Челябинск, 2002. С. 105.
10. Кобзов В. С., Сичинский Е. П. Государственное строительство на Урале в 1917–1921 гг. Челябинск, 1997. С. 159–160.
11. Кобзов В. С., Семенов А. И. Правоохранительные органы Урала в борьбе с «политическим бандитизмом» // Актуальные проблемы совершенствования правоприменительной деятельности органов внутренних дел. Юбилейный сборник научных трудов. Челябинск, 2000. С. 211.
12. Там же. С. 211.
13. Смирнов Д. В. Милиция Челябинской области. 1802–2002. Страницы истории. Полиграфическое объединение «Книга». Челябинск. 2002. С. 100.