Невозможно представить себе быт русского крестьянина без всевозможной домашней утвари, заботливо украшенной резьбой и росписью. Русские народные промыслы известны по всему миру: дымковские и филимоновские игрушки, матрешки, вологодские кружева, палехская и федоскинская миниатюра, жостовские подносы, хохлома, гжель, пермогорская, городецкая, мезенская роспись… Каждый из промыслов имеет свои отличительные особенности, свою технику и секреты, передававшиеся из поколения в поколение. Но как и когда формировался облик промысла?

Подобно большинству других народных промыслов, мезенская (палащельская) народная роспись получила своей название от местности, где она зародилась. В 3 томе «Русского декоративного искусства» говорится, что село Палащелье расположено в устье Мезени «недалеко от впадения в океан», может быть поэтому, говорят, что мезенские росписи тесно связаны с природой. [1] Но достаточно посмотреть географическую карту, чтобы понять, что река Мезень впадает не в океан, а в Мезенскую губу Белого моря. На самом деле, река Мезень находится в Архангельской области, между двумя самими крупными реками Северной Европы, Северной Двиной и Печорой, на границе тайги и тундры. Не далеко же от реки и расположилось село Палащелье в 16 веке. На основании лингвистических, исторических и фольклорных данных Мезень относят к числу северных земель, заселенных некогда «чудью». Чудь — древнее общеславянское слово для определения финно-угорского населения северо-востока Русской равнины. Также под именем «чуди» выступали и современные эстонцы, вепсы, карелы, коми, коми-пермяки. Одно из самых смелых утверждений, высказанных после открытия Аркаима и Синташты, заключалось в том, что чудь — это древние арии. Академик И. Лепехин исследовал легенды о «чудском народе», искал доказательства его существования. В 1805 ученый пришел к выводу, что «Вся самоедская земля в Мезенском округе наполнена запустевшими жилищами некогда древнего народа. Находят оные на многих местах: при озерах, на тундре, в лесах, при речках, сделанные в горах и холмах, на подобии пещер с отверстиями, подобными дверям. В сих пещерах обретают печи и находят железные, медные, глиняные домашних вещей обломки». [2] По северным преданиям народ чуди более тысячи лет назад ушел жить под землю в глубокие пещеры и землянки. Существует версия, что исчезновение чуди связано с появлением новых людей (исторических племен). «Сделала она это, по одним данным, оттого, что испугалась Ермака, по другим, оттого, что увидала белую березу, внезапно появившуюся и означавшую владычество Белого царя». [3]

Северная природа, как известно, не отличается хорошим климатом, так что жизнь у обитателей села была очень трудна. Но несмотря на суровый климат, вокруг Палащелья находился лес и река, которые могли вполне прокормить человека. В лесу много ценного пушного зверя, дикой птицы, в реке круглой год водится и крупная, и мелкая рыба… Поэтому, в основном, все жители села — охотники и рыболовы. Но без орудий труда, нельзя поймать ни зверя, ни рыбу, отчего развитие промысла по обработке дерева не осталось в стороне, в частности изготовление прялок и коробов. Производством и росписью деревянных изделий издревле занимались только мужчины. Сам мастер вырубал деревянную основу, расписывал ее, и покрывал лаком свою работу. Нередко мастера-плотники не только ставили избы и храмы, но и выполняли любую работу, связанную с обработкой дерева, в том числе — изготовление и роспись прялок. Мальчики же приучались к ремеслу с самого детства, изготовляя прялки для сестер.

Мезенская роспись — самобытный орнамент. Он притягивает, завораживает, несмотря на свой достаточно простой рисунок. Каждая деталь орнамента мезенской, или как ее часто называют палащельской, росписи глубоко символична. Ромбики, квадратики, листики и веточки, звери, птицы…, — находятся именно на тех местах, где они и должны быть, чтобы показать нам жизнь населения, рассказать истории лесов, ветров, земли и неба…

В ней нет ярких цветов, красочности, нарядного веселья, богатых украшений. Она весьма графична и напоминает наскальные рисунки — кони, неустанно бегущие по земле, птицы в небе и на волнах, олени, приносящие на своих рогах дожди и тучи. Почти все мезенские орнаменты так или иначе связаны с темой плодородия, изобилия. Опубликованные работы академика Б. А. Рыбакова, равно как и прочитанные им доклады о символике древнеславянского искусства, помогают нам сделать новые выводы, особенно касающиеся одного из самых излюбленных образов мезенцев — оленя. «Культ оленя по всей вероятности еще доземледельческий, у славян существовало поверье, что в Ильин день (день древнего Перуна) появление дождя зависит от оленя», — пишет Б. А. Рыбаков. [4] Изображение коней, издревле населявших эту местность, символизирует восход солнца, а изображение утки — знак закатного и восходящего солнца, она уносит светило в подводный мир до рассвета и хранит его там. Часто встречающаяся многоярусность говорит о следовании шаманской традиции. Три яруса –три мира (нижний, средний и верхний или подземный, наземный и небесный) — основа шаманского мировоззрения многих народов севера. Нижний и средний ярусы заполняют олени и кони, верхний — птицы. Размещенные вокруг коней и оленей многочисленные солярные знаки говорят об их неземном происхождении. Ярусы разделены горизонтальными полосами заполненными повторяющимся узором. Прямая линия — земля или небо. Небесные воды хранятся в нависших облаках или проливаются на землю косыми дождями (могут быть с ветром, с градом). Волнистые линии — постоянный атрибут водоплавающих птиц. Многочисленные короткие штрихи во множестве разбросанные по орнаментам или рядом с главными персонажами, — воздух, ветер, — первоэлементы природы. Б. Рыбаков говорит, что мотив спирали возник в мифологии как символическое движение солнечного светила по небесному своду. В Мезенской росписи спирали заключены в рамки многочисленных орнаментов и в изобилии вьются вокруг небесных коней и оленей. Сжатая спиральная пружина — символ скрытой силы. Спираль, в которой сочетающая в себе форму круга и импульс движения, — символ времени, циклических ритмов сезонов года. Двойные спирали символизируют равновесие противоположностей, как даосский знак «инь-янь». Восходящая спираль — мужской знак, нисходящая — женский, поэтому двойную спираль можно считать и символом плодовитости и деторождения. Так почему люди отражали окружающий их мир именно в такой форме?

Как возникла роспись, из чего она появилась, никто не знает. Одни исследователи сравнивают ее с росписью Республики Коми, другие считают, что она взяла начало от древнегреческих изображений. Исследователь росписи В. С. Воронов сказал о ней так: «Это орнамент, сохранивший в своих элементах глубочайшие пережитки архаики древнегреческих стилей, густым кружевом покрывает поверхности деревянных предметов». [5] Говорят и о подобии орнаментики мезенских рукописей и пинежского узорного ткачества с расписной утварью Мезенского района. [6]

Происхождение росписи остается загадкой до сегодняшнего дня даже для местных жителей. Примечательно то, что мезенская роспись в корне отличается от росписей домов этого района. К тому же, не найдено никаких источников, подтверждающих существование этого промысла до 1854 года (именно этим годом датируется самая ранняя мезенская прялка). Все это значительно затрудняет изучение появления росписи, что приводит к спорам ученых.

Рассмотрим различные версии появления палащельской росписи. С. К. Жегалова отмечала в своих работах удивительное сходство внешнего вида этого промысла с наскальными рисунками Русского Севера. [6] Вторит ей и известный русский писатель Ю. А. Арбат: «По-видимому, общность природных условий и занятий определило это сходство. И первобытный, и мезенский художники хорошо знали всё, что их окружало… Весь ритм узора, неспокойный, бегущий, как бы навеян непрерывно струящимися потоками воды: в непосредственной близости с ней проводил свою жизнь мезенский художник». [7]

С другой стороны, на северо-востоке Европы славянские племена соприкасались с финно-угорскими, «чудскими» народами, происходил процесс ассимиляции, результатом же этого стало обогащение русского языка рядом новых синонимов и привнесение в северо-русскую культуру ряд элементов чудского искусства и фольклора. Племени чудь приписывается авторство предметов, относящихся к искусству металлической пластики, именуемому пермским звериным стилем (предположительно VII в. до н. э. — XII в. н. э.). Этот стиль выражен культовыми ажурными или сплошными односторонними литыми бронзово-медными сюжетными пластинами-плакетками. Расположенные в определенном порядке, они служили основой для изложения мифов. Так же, как и мезенская роспись, пермский звериный стиль обладает повторяемостью сюжетов, общими технологическими приемами, композиционной структурностью.

Наряду с пермским звериным стилем культовые плакетки представлены в печорском и обском (западносибирском) зверином стиле. Эти стили имеют общие сюжеты. Прежде всего, это изображения лося, человеко-лося и ящера. Общим является и мотив летящей птицы, птицы с антропоморфной личиной (от старорусского лица) или фигурой на груди. Характерно совпадение сюжета всадника (всадницы), который в Печорском стиле едет на ящере-лосе, в Пермском — на лошади, в западносибирском — на лосе или на лошади. На мезенских прялках также можно увидеть изображение всадника (охотника).

К глубокой древности относятся пряслица, которые археологи находят в раскопках. Заметим, что уже 10 тысяч лет до нашей эры люди умели прясть! Сами же прялки, «отражают круг очень ранних землевладельческих представлений. Они — пережитки первобытно- родового уклада жизни». [8]

Среди ученых часто поднимались споры о взаимоотношениях славян и скифов. Нередко славян даже называли прямыми потомками скифов и наследниками их культуры. Но ирано-язычные скифы относятся к иной языковой семье, а значит, не могут быть предками славян, хотя, возможно, и внесли свой вклад в развитие славянской культуры. Мы можем увидеть сходство скифского ритуального искусства и русской народной вышивки XIX века. Например, изображения коньков в могилах знати в Неаполе Скифском могут быть прототипами резных коньков на крышах изб, а языческая богиня, воздевшая руки к небу и окруженная всадниками, попирающими врагов своими конями, встречается у обеих культур. Невозможно представить себе мезенскую роспись без изображения коней. Таким образом, велика вероятность, что этот промысел произошел от наскальных рисунков и сохранился со времен глубокой древности, еще до образования Руси. [9]

Через Великий Новгород проходил всем известный торговый путь «Из Варяг в Греки». На этом основании существует версия, что на мезенскую роспись оказала большое влияние орнаментальная роспись греческого стиля Дипилон VIII века до нашей эры, и «кто знает, может быть, попал какой образец сюда по пути из варяг в греки», — пишет Наина Величко, рассказывая о теории В. С. Воронова. Действительно, если присмотреться, сходство между «темновидными» прялками и древнегреческими амфорами становится очевидным: форма, терракотово-черный построчный орнамент...

С похожим орнаментом существует и мезенская рукопись, созданная, правда, не ранее XIX века. Есть много версий, что народные росписи произошли от оформления старинных книг. Может быть и мезенская роспись перешла со страниц древних книг на прялки и предметы быта?

Известный художник, дизайнер и педагог Наина Величко считает, что образцы узорного ткачества на реке Пинеге схожи с орнаментами мезени. [6] А Н. С. Королева в своей книге «Искусство пермских фино-угров» отмечает связь мотива коней на палащельских прялках с азелинской культурой III-V веков. [7] Но предстоит еще доказать, существовала ли прямая взаимосвязь между древними народами Русского Севера.

Множество мнений высказано насчет происхождения палащельского промысла, но нам кажется, наиболее вероятной теория о переходе от наскальных рисунков к росписи северных народов. При внимательном рассмотрении мезенских прялок сразу можно заметить ее идентичность с петроглифами Белого моря, созданными несколько тысяч лет назад. В Беломорье преобладают изображения лодок с экипажами, показанными в виде столбиков, сцены охоты на лесных зверей, птиц и морских животных, в которых всегда участвует человек: он идёт пешком или на лыжах, плывёт в лодке или сражается, охотится. Те же сюжеты мы видим и на мезенской утвари. Почему? Одна территория, отсутствие влияния развитых культурных центров, один вид деятельности — это все несомненно повлияло на схожесть изображений.

Нельзя не сказать и об общей тематике, стилизации, лаконичности и выразительности рисунков. Сдержанный колорит, где черный контур подчеркивает звучание кирпично-красного цвета, четкость линий, глубокий символический смысл, знаковая направленность невольно напоминает палеолитические пещерные росписи. В Мезени нет обычной русской народной многоцветности, орнаменты имеют скупую, примитивно-условную графическую форму.

Таким образом, в ходе нашего исследования мы обнаружили неопровержимые доказательства версии о происхождении палащельской росписи от наскальных изображений Русского Севера.

В заключении нашей работы отметим актуальность исследования истории народных промыслов, в частности русской народной росписи. Еще В. В. Стасов в письмах к друзьям-археологам отмечал важность изучения народного искусства: «Обращать внимание на резные и раскрашенные изображения не только на одних коньках кровень и на дугах, но еще и на других предметах, как-то: на гребнях (для чесания волос), на соломках, на ковшах, на санях, на лодках и тому подобное. Рассмотрение всех этих предметов — доселе совершенно упущенное всеми из виду — дает богатую жатву для археологической науки, а именно, не только для истории древних орнаментов наших, но еще более для русской мифологии: фигуры людей, зверей, деревьев, птиц и прочих, на всех этих предметах встречающиеся, необыкновенно важны для науки, и кто их будет собирать и издавать, окажет огромную заслугу науке». [10]

Народное искусство развивалось от простого к сложному, первоначально — незамысловатое и символичное, оно со временем усложнялось и индивидуализировалось. То, что сперва изготавливалось для себя в семье, постепенно выходило на местный рынок, а потом и вовсе изготавливалось исключительно на продажу. Менялся облик промыслов, отходил от быта, но первоначальные черты, идущие из глубокой древности, остались. Сохранность древней культуры обратно-пропорциональна силе крепостнических отношений, поэтому самые интересные для науки образцы росписи, вышивки, резьбы, старинных костюмов, сказок и былин мы встретили на Русском Севере, на родине Ломоносова, где крепостнический гнет никогда не достигал такой силы, как в центре. Археологические находки дают нам большое количество источников по прикладному искусству русской деревни. Орнаменты на металле, ткани, глине и кости продолжали существовать вплоть до XIX века, а некоторые бытуют и по сей день. [9]

Мы рассмотрели происхождение мезенской росписи с точки зрения различных теорий. Она действительно является одной из древнейших росписей, архаичных и малоизученных. Скорее всего мы так и не узнаем до конца, откуда же появился столь самобытный промысел.

Народные промыслы, несмотря на свое различие между собой, объединяли народы Руси, поддерживая дух патриотизма и помогая преодолевать трудности, выпадавшие на Русскую землю. «Гуманность, патриотичность, сдержанность, строгость, постоянное сознание общенародных задач — таковы черты русской культуры», — пишет Б. А. Рыбаков, и с ним невозможно не согласиться. Глубина народной культуры позволила Руси пережить тяжелые времена, сохранить силы для восстановления государства после иноземного господства. Народ смог сберечь свою культуру, сохранить древние идеалы и ценности и пронести их сквозь века и года, с любовью повторяя:

«О светло светлая

И украсно украшенная

Земля Русская!

И многими красотами удивлена еси…

Всего еси исполнена, Земля Русская!» [9]

Литература:

1. ред. А. И. Леонив. Русское декоративное искусство. — М.: Искусство, 1965. — 434 с.
2. А. Комогорцев. Таинственная чудь. Кем были чудские металлурги? // Земля до потопа: исчезнувшие континенты и цивилизации. URL: http://www.dopotopa.com/a_komogortsev_tainstvennaya_chud.html (дата обращения: 24.11.2016).
3. Н. А. Криничная. Предания Русского Севера. — СПб.: Наука. С.-Петербург. отд-ние, 1991. — 325 с.
4. Рыбаков Б. А. Космогония и мифология земледельцев энеолита // Советская археология. — 1965. — № 2. — С. 13–32.
5. Воронов В. Крестьянское искусство. — М.: Государственное издательство, 1924. — 139 с.
6. Величко Н. К. Русская роспись: Техника. Приемы. Изделия: Энциклопедия. — М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2013. — 224 с.
7. Арбат В. А. Русская народная роспись по дереву. — М.: Изобразительное искусство, 1970. — 200 с.
8. Бакушинский А. В. Роспись по дереву, бересте и папье-маше. — М.: ОГИЗ, 1933. — 48 с.
9. Рыбаков Б. А. Культура Древней Руси / Всесоюзное о-во распространения полит. и науч. знаний. —М.: Знание, 1956. — 39 с. — ([Серия 1; № 21]).
10. Стасов В. В. Письма к деятелям русской культуры. Том 2. — М.: Наука, 1967. — 197 с.