Дистопия коммуникативной эпохи: возможные причины



В период своего зарождения Интернет провозглашался символом свободы, открытости и гласности. Однако, вступая в век всё возрастающей глобальной взаимосвязанности, человек становится свидетелем на первый взгляд незаметных, но повсеместных изменений в том, как люди общаются, организуются и принимают решения. Тем не менее, при всей мощности инструмента результаты его применения зачастую заставляют испытать фрустрацию — кажется, что интеллектуальный инструмент ведёт не к эволюции сообщества, а к его деградации путём возрастания социальной гемофильности и радикализации мнений вместо роста связности и выработки совместных стратегий. Статья написана для суммирования знаний по данному вопросу и в попытке понять, почему люди в результате получили не то, чего ожидали.

1. Киберутопизм как романтическое свойство человека

Социальные сети и их мобильные приложения изо дня в день задают вопросы вида «О чём вы думаете?», «Что происходит?» и «Что у вас нового?» миллионам пользователей. Все социальные сети делают это для подчёркивания искреннего отношения своих создателей к пользователю, стимуляции написания сообщений, роста вовлечённости. Декларируется возможность объединить людей в сообщество, дать возможность делиться мнениями, обсуждать, критиковать, вырабатывать совместные решения и прекрасно проводить время.

С последним нет никаких проблем, всё остальное также присутствует, но в какой мере? Насколько конструктивным получается сообщество? Почему зачастую вместо оформившейся дискуссии пользователям приходится наблюдать своеобразные «позиционные бои» и весь спектр демагогии — от подмены тезиса до непрямых оскорблений вместо той эффективности, которую следовало бы ожидать?

Данная статья написана в попытке дать ответ на эти вопросы и хотя бы на шаг приблизиться к выработке решения. Ведь очень похоже, что сообщество в очередной раз пало жертвой утопии, на этот раз с приставкой «кибер-». Впрочем, драматизировать романтизируя человеку вполне свойственно, что может показать небольшой исторический экскурс.

Чарльз Бриггс, теолог-антрополог, в связи с прокладкой первого трансатлантического телеграфного кабеля в 1858 г. восторженно пишет: «Невозможно представить, что при наличии такого инструмента по обмену мыслями между всеми народами Земли сохранятся старые предрассудки и враждебные отношения» [1, с.83].

В 1909 г. Луи Блерио перелетает Ла Манш на аэроплане и газета Independent тут же сообщает: «Покоряя расстояние, аэроплан создаёт близость, а близость скорее порождает любовь, чем ненависть». В то же время Филандер Нокс, госсекретарь США, говорит про то же событие: «Народы станут много ближе друг другу и таким образом люди забудут про войны» [2, с.37].

В 1912 г. Гульермо Маркони, главный конкурент нашего соотечественника Александра Попова в области радиосвязи в одной из бесед с журналистами уверенно произносит: «В новой беспроводной эре война невозможна, потому что она будет достойна лишь насмешек» [3].

Что это? Откуда такой технический оптимизм? Две глобальных войны и сотни более мелких конфликтов до, после и между ними показали, что научный и технический прогресс не останавливает враждебных амбиций, не заставляет врагов примириться, не вызывает высмеивания единым человечеством пережитков прошлого, вызывающих войны, как таковые.

В современном обществе смех, к сожалению, вызывают не попытки развязать войну, а утопические предсказания. В наши дни историк Лангдон Виннер говорит так: «Возникновение всякой новой технологии, обладающей значительной силой и практическим потенциалом, всегда сопровождается волной визионерского энтузиазма, предвещающего возникновение утопического общественного порядка» [4, с.34].

Далее, после всех этих невыполненных обещаний, из почвы разочарования показываются робкие ростки неолуддизма. Научные достижения, призванные объединять, начинают выставляться чуть ли не корнем зла. В интернет-дискуссиях, посвящённых вопросам излишнего визионерства в научном прогрессе, могут появляться, например, такие цитаты: «Если хорошие люди и соберутся, то скорее друг друга поубивают из-за разногласий. В общем, наука — это отлично, она молодец, но учёные тоже те ещё массовые убийцы (убить много людей за короткое время — это коронка науки)» [5].

Виноваты ли в этом технологии perse или виновата исключительно интерпретация технологий человеком?

2. Побочный эффект концепции «пользователь— это контент»

Ещё в 2005 году концепция «новой сети», «сети 2.0», провозглашающей пользователя, как самое главное достоинство любого ресурса, вызывало повсеместное одобрение самых скептичных критиков. Пользователь сам создаёт ресурс, «генерирует контент» — пишет эссе, снимает фото и видео, общается с себе подобными, что приводит к новому витку креативности. Как следствие, начинается эволюция поисковых механизмов — в возросшем количестве контента нужно быстро находить требуемое по запросу и в конечном итоге, индивидуальный выбор контента для пользователя, то есть, “персонализацию” [6].

В наши дни растёт осознание, что со всей этой концепцией человечество идёт не совсем туда, куда планировалось. Пользователи, однако, продолжают декларировать космополитизм (несколько превратно его детерминируя) и открытость обмена мнениями (в основном обмениваясь колкостями).

Этан Цукерман, медиаактивист, неоднократно писал о том, что космополитизм в понимании людей зачастую похож на их любовь к этнической кухне. Само по себе её употребление не наделяет знаниями и уважением к культуре, эту кухню породившей [7, с. 31]. Космополитизм в самом простом его определении проистекает из быстрого умения освоиться в стезе и взять на себя обязательства перед авторами этой кухни. В этом смысле он очень близок к той свободе, которая «liberty, а не freedom» [8, с.15].

Социолог Маргарет Джейкоб утверждает, что претворить идеи космополитизма в жизнь сложнее, чем построить пространство, где люди разных культур жили бы бок о бок [9]. Причём это утверждение касается не только физических пространств, но и «виртуальных». И не только людей разных культур, а хотя бы и людей разных идеологий. Вот оно, пространство, оно уже построено, оно — современная социальная сеть.

Это «место» позволяет людям общаться, делиться мнениями, предлагать действия — как если бы они, как в старину, после долгого трудового дня собрались за околицей своей деревни и вступили в долгий разговор. Но с кем они говорят? Кто живёт в цифровой деревне? Как люди вообще в неё собрались? Контакт всё равно оказался возможен лишь между очень однородными группами людей [10].

Почему любая группа так гемофильно-однородна в итоге?

Потому что люди подсознательно причисляют себя к определённой категории, а дальше столь же подсознательно начинают искать схожих людей. В ходе исследования социолога Шина Маккиннона, проведённого в 2011 году, выяснилось, что люди чаще выбирают места в общественном пространстве рядом с похожими на них — зачастую рядом с просто похожими по внешним параметрам [11].

В социальной сети всё ещё проще. Сеть осознанно задействует механизмы «социального замыкания» — в простом виде их можно проиллюстрировать так: если пользователь Вася знает пользователей Машу и Мишу, но Маша и Миша друг с другом не «дружить», то им будет рекомендовано это сделать. Возможно, навязчиво и неоднократно. Каждое замыкание обычно не приводит ни к чему выдающемуся, в большинстве случаев только усиливается гемофильность. В итоге дружеский круг пользователя формируется под огромным влиянием от того, где он жил, в какую ходил школу и какие у него интересы. В этом кругу будет очень мало места мнениям извне и огромный простор к подтверждению своей точки зрения [12].

Потому что то, что пользователь знает, начнёт зависеть от тех, кого он знает.

3. Искажение восприятия

Кажется, информационное пространство современного человека доведено до идеального состояния — каждый получает то, что хочет получить. С идеальной точностью. Человек сам себе создаёт информационное поле, изолированное и персонализированное. Самое интересное в том, что даже если он отдаёт себе отчёт в некоторой однобокости такого взгляда на мир, то зачастую толком ничего не сможет с этим сделать. Изнутри его будет цепко держать склонность к подтверждению своей точки зрения, подогреваемая кругом общения. Снаружи точку зрения надёжно изолируют фильтры персонализации. К чему это приведёт? К постоянному отражению и усилению мнения — с последующей его радикализацией [13, с.88].

С искажением восприятия, которое называется «склонностью к подтверждению своей точки зрения» (англ. confirmation bias) люди обычно сталкиваются при минимальном количестве информации по вопросу, который им предлагается к обсуждению. При этом зачастую члены группы обсуждения склоняются к наиболее категоричным суждениям —из-за несформированности собственного мнения и из-за сложности пойти наперекор мнению остальной группы. Опрашиваемые как правило уточняют, что таким образом они уходят от межличностных конфликтов [14, с.188].

Это эволюционно заработанная когнитивная предрасположенность. С ней можно и нужно бороться, но подчиниться ей гораздо менее энергозатратно. Эту склонность в своих интересах пестуют социальные сети и прочие «блогосферы». Концентрируя внимание на свидетельствах, доказывающих свою правоту, человек не заметит других взглядов на обсуждаемый вопрос. Механизмы выдачи ради спокойствия пользователя выдадут очень мало противоположных мнений, что лишь утвердит пользователя в заблуждении, что правда исключительно за ним.

Грустный юмор данной ситуации в том, что средний пользователь социальной сети из политического сектора апроири ставит себя выше своего «оффлайнового» коллеги —пользователи сети зачастую обвиняет среднего обывателя в «промытости телевизором» (в особенности в околополитических дискуссиях), тогда как современные исследования (в частности, предпринятые политологом Генри Фаррелом в 2012 г. [15]) показывают, что средний пользователь занимает даже более радикальные позиции, нежели средний телезритель. Судя по всему потому что телезритель хоть немного, но щёлкает кнопками на пульте, а вот пользователю «щёлкать», как правило, некуда.

Однако и телезритель, и пользователь в своих идеологических отклонениях становятся жертвами одного и того же парадокса. Они оба прислушиваются ко мнению “серьёзных людей”, при этом те, кто с «серьёзными людьми» не согласен, по определению оказываются людьми пустыми и малоинтересными. Выходит, их и слушать не стоит?

Классические полемико-демагогические конструкции дополнительно вносят когнитивного диссонанса. Полемические конструкции вида “никто всерьёз не станет полагать” приводят к оруэлловщине в чистом виде. Получается, что любой, выражающий такую мысль, становится «нелицом», перестаёт существовать [16].

По одному нажатию ссылок «скрыть эту информацию» и «не показывать материалы от этого пользователя» — перестаёт существовать буквально.

А пользователь продолжает отмечать то, что ему нравится, делиться этим с друзьями и коллегами, жить по принципу «если новость действительно важная, она сама меня найдёт».

Какие же новости его находят?

4. Фильтр-пузырь, суть коммуникативной дистопии

Согласно Илаю Паризеру, автору книги «За стеной фильтров», наш индивидуальный фильтр-пузырь изолирует нас в трёх пространствах — идеология, география, круг знакомств [17, с.238].

Идеологическое пространство вкратце рассматривалась выше, о нём уже говорилось в контексте усиления мнения и его радикализации. В него же, согласно мнению Этана Цукермана, также можно отнести интеллектуальный уровень потребителя новостей [18, с.132], что зачастую приводит к широчайшему распространению наукообразных новостей от «британских учёных» («кричащие» заголовки вида «Красное Вино Помогает От Рака»), при полном непонимании и игнорировании действительно важных новостей — таких, например, как недавний выход на рынок лекарственного курса от гепатита C [19] или, скажем, новейших физических открытий в области волн пространства-времени [20].

С географическим пространством тоже всё относительно понятно. Зачастую аналитики новостных агентств не делятся статистикой о просмотрах международных материалов по отношению к просмотрам местных новостей в регионах даже с рекламодателем. Однако человека простого всегда интересовали его соседи. Заходя на новостной сайт он постоянно как бы спрашивает: «Что там у них?» Все остальные — в порядке приоритета влияния на человека. Реального и мнимого, сформированного в наше время зачастую самой подачей новостей. Марк Цукерберг, один из разработчиков и основателей сети Facebook, однажды заявил, что «белка, умирающая у вас под окном, может быть для вас релевантнее умирающих детей где-то в Африке» [18, с.218]. С позиции рассмотрения его огромной базы данных и накопленного эмпирического материала для исследований, трудно не согласиться с ним в этом недалёком суждении.

Круг знакомств — последнее, но не в последнюю очередь. Контакты пользователя ознакомят его со сложным понятием «серендипность» на простейшем практикуме. Если одноклассница пользователя профессионально занимается йогой, то он невольно будет знать о разнообразных свами и асанах куда больше, чем если хотел бы (и мог!) узнать самостоятельно. То же будет и с программами набора мышечной массы, если бывший одногруппник того же пользователя по высшему учебному заведению в свои 35 наконец-то решит заняться собой. И если в ленте нашего условного пользователя больше консервативно настроенных мужчин средних лет с определённым достатком, он будет знаком с их образом жизни и постоянно будет открывать для себя что-то новое в рамках их взгляда на мир. В особенности если он и сам такой мужчина.

Но если пользователю захочется посмотреть по другую сторону от консервативности, то вы вряд он автоматически увидит хоть одно мнение в контексте, отличающемся от иронического. Пользователю придётся упорно настраивать фильтр (зачастую без практического знания, где и как он настраивается), а то и попытаться его обмануть [17, с.240].

Задача фильтра же — надёжно сберечь пользователя от этих мнений. Опыт пользователя должен быть положительным. Вот она, та самая розовая ленточка, которой связаны конечности в современном информационном стойле. Сергей Брин, сооснователь Google, однажды (возможно, в шутку) сказал о том, что поисковая система будущего должна знать о том, что хочет найти пользователь, в момент, когда пользователь заходит на её страничку. Строки поиска и поисковые запросы излишни.

Если это шутка, то получается как-то не очень смешно. Пользователям сети стоит посвятить некоторое время обдумыванию сложившейся ситуации и поиску способов совершить революцию изнутри дистопии — революции, которая принесёт настоящую свободу мнений взамен мнимой.

Литература:

1. Tom Strange. The Victorian Internet: The Remarkable Story of the Telegraph an the Nineteenth Century’s On-line Pioneers. — New York: Berkley Books, 2007. — 256 с.
2. Joseph J. Corn. The Winged Gospel: America’s Romance with Aviation. — Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2002. — 200 с.
3. Иван Народный. Мировой план Маркони // Международный научный журнал. — 1912. — № 18. — С. 145–150.
4. Langdon Winner. «Sow’s Ears from Silk Purses: The Strange Alchemy of Technological Visionaries», in Technological Visions: The Hopes and Fears That Shape New Technologies, ed. Marita Sturken et al. — Philadelphia: Temple University Press, 2004. — 304 с.
5. Anton Shanaurin's Review «Религиядляатеистов» // Goodreads. URL: https://goo.gl/EfUSvO (дата обращения: 7.04.2016).
6. Holman W. Jenkins Jr., Google and the Search for the Future // The Wall Street Journal. URL: http://goo.gl/ylHAhx (дата обращения: 7.04.2016).
7. Этан Цукерман. Новые соединения. Цифровые космополиты в коммуникативную эпоху. — М.: Ад Маргинем Пресс, 2015. — 320 с.
8. Kwame Anthony Appiah. Cosmopolitanism: Ethics in a World of Strangers (Issues of Our Time). — New York: W. W. Norton, 2007. — 224 с.
9. Margaret C. Jakob. The Cosmopolitan as a Lived Category // Daedalus. — 2008. — № 137. — С. 18–25.
10. Robert D. Putnam. E Pluribus Unum: Diversity and Community in the Twenty-First Century: The 2006 Johan Skytte Prize Lecture // Scandinavian Political Studies. — 2007. — № 30. — С. 137–174.
11. We Sit Near People Who Look Like Us // BPS Research Digest. URL: http://goo.gl/JAv2Xs (дата обращения: 7.04.2016).
12. Dee T. Allsop, Bruce B. Bassett, James A. Hoskins. World-of-Mouth Research: Principles and Applications // Journal of Advertising Research. — 2007. — № 12. — С. 398–410.
13. Damian Izger. Why Is So Many Free Radicals: Thoughts on Polemical Resilience. — Jerusalem: Barbarossa, 2011. — 488 с.
14. Cass R. Sunstein. Infotopia: How Many Minds Produce Knowledge. — New York: Oxford University Press, 2006. — 271 с.
15. Self-Segregation or Deliberation? Blog Readership, Participation and Polarization in Politics // The Monkey Cage. URL: http://themonkeycage.org/blogpaper.pdf (дата обращения: 7.04.2016).
16. How the Media Marginalizes Dissent // Aljazeera. URL: http://goo.gl/twN0Jx (дата обращения: 7.04.2016).
17. Эли Паризер. За стеной фильтров. Что Интернет скрывает от вас. — М.: Альпина Бизнес Букс, 2012. — 304 с.
18. Этан Цукерман. Новые соединения. Цифровые космополиты в коммуникативную эпоху. — М.: Ад Маргинем Пресс, 2015. — 320 с.
19. Новейшее лекарство от гепатита C удивило стоимостью // Популярная Механика. URL: http://goo.gl/d4cEcD (дата обращения: 7.04.2016).
20. «Ай да сукин сын! Российский физик об открытии волн пространства-времени» // LENTA.RU. URL: https://lenta.ru/articles/2016/02/12/ligo1/ (дата обращения: 7.04.2016).