В статье рассматривается проблемы взаимоотношений российского государства и Русской православной церкви от принятия христианства на Руси до начала XXI века. Автором анализируются становление системы государственного влияния на институт церкви в контексте политической истории.
Ключевые слова: политическая история, государственная власть, Русская православная церковь, Россия.
На протяжении русской истории радикальные изменения структуры власти болезненно отражались на положении церкви. Для того, чтобы понять процесс становления взаимоотношений государства и русской православной церкви, недостаточно ограничится анализом послереволюционной отечественной истории. Необходимо взглянуть на причины кризисов отношений православной церкви и государства с точки зрения политической истории.
Приняв православие от Византии, Русь унаследовала и недостатки церковно-государственных отношений. В тоже время, русская церковь оказалась более независимой, от княжеской власти. Божественная концепция власти и становление официальной религиозной идеологии накладывалась на сильную патриархальную традицию. В отношении к власти великого князя в России (по крайней мере до конца XV века) Русская православная церковь была значительно более свободной от государственного влияния, чем Византийская церковь в отношении с императорской властью [4]. Церковь в данный исторический период определяет процесс формирования русской государственности. В Киевской Руси князь, являлся фактически соправителем Церкви, которая носила признаки экстерриториальности. Этот факт позволял Церкви скреплять русскую государственность, обеспечивать целостность культурного и политического пространства. Сама модель устройства Древнерусского государства наследовалась от Церкви, в основе которой лежала соборность и строгая иерархия ступеней управления. Особую роль в институциональном дизайне православной церкви играли два фактора: неофитство, которое было связанно с преклонением князей перед авторитетом Церкви, а также некая экстерриториальность церковной структуре.
В период раздробленности Церковь была неотделима от государства, а благодаря веротерпимости Орды играла роль буфера-посредника между Русью и татарами. Так, церковь была поставлена татаро-монголами в привилегированное положение по отношению к политической системе русских княжеств. Таким образом, только в нетронутых татарами монастырях сохранилась непосредственная культурная преемственность от наследия Киевской Руси. Более того, только титул и статус митрополита Киевского был свидетельством исторической Руси, как единого общественно-политического пространства, в то время как само российское государство переживало период раздробленности. Православная церковь оставалась единым социальным институтом, а месторасположение кафедры митрополита играло решающую роль в последующей политической интеграции. В XIV в. церковные деятели становятся наставниками государей, а политической порядок строится на идеократии, легитимизации Московского государства как политического центра.
В XV в. наступает период самостоятельного существования Русской православной церкви. В XV в. победа иосифлян над нестяжателями крепко спаяла Церковь и государство. Митрополиты стали более зависимы от воли царя и уже не могли контролировать действия светской власти. И при попытке Ивана IV перейти к деспотии стало возможным вмешательство царской власти в дела Церкви, и, как следствие, произошел подрыв ее духовной независимости.
В период после Смуты Церковь, опираясь на возрастание своего нравственного авторитета и политическое влияние на Михаила Романова, фактически легитимизировала действия светской власти [3, с. 115–117]. Однако в ходе реформ Никона, внутреннего раскола, одновременного противоборства со старообрядцами и государством, силы Церкви истощились настолько, что успех Петровской модернизации и отмены патриаршества был предрешен. В XVIII в. подчинение Церкви государственному аппарату и секуляризация имуществ, превратили ее в зависимую идеологическую опору крепостничества и абсолютизма.
Весь Синодальный период являлся следствием наложения протестантских доктрин на российскую политическую жизнь. В XIX в. православие постепенно возвращается к традициям, но одновременно все еще является институтом подавления народной воли, что предопределило отчуждение от общества в 1905–1917 гг. Так, если бы существовало более определенное разделение между царской властью и собственно институтом церкви, престиж Церкви не упал в XIX столетии настолько низко, а ее роль как основного духовного и нравственного руководителя сохранилась бы соответствующей. Вред особо тесной связи Церкви с государством (правительством) сказывается также том, что, в отличие от большинства католических стран, где, как правило, смена власти слабо отражается на институциональном дизайне и инфраструктуре Церкви. То радикальное изменение структуры государственной власти в православных государствах сразу же критически отражается на структуре, положении и самоопределении Церкви. Каждый раз, как Церковь отожествлялась с предыдущей политической системой, ей снова приходилось переформатироваться в соответствии с целями новой власти, постоянно подтверждая свою лояльность. И все начинается сначала. Пассивность Церкви в революционный период была связана с внутренней разъединенностью и быстрым крушением самодержавия. В ходе Февральской революции Церковь вернулась к соборности, но утратила покровительство власти.
После Октябрьской революции 1917 года, большевики, придя к власти, тут же развернули политическую борьбу против Церкви. Основным мотивом для гонений объявлялась контрреволюционность церковной структуры, однако с начала установления советской власти и до конца гражданской войны, государственная власть так и не смогла указать ни одного факта контрреволюционной деятельности Русской православной Церкви в России. Новое государство, несмотря на лояльность Церкви советской власти, не могло мириться с существованием двух центров общественной жизни. Это определило прекращение симбиоза светской и духовной власти, государство сделало ставку на политическое подавление церковной власти. Этап поиска новой модели отношений, связанный с НЭПом, с ужесточением политического режима сменился в 30-е годы решительным наступлением государства на религию и Церковь.
В связи с расширением границ советского государства, начиная с сентября 1939 г., благодаря включению в состав СССР территорий Западной Украины, Западной Белоруссии и стран Прибалтики, возникла необходимость ассимилировать и политически нейтрализовать протестные настроения миллионов новых граждан. Советское государство осознавало, что данной цели невозможно достигнуть при сохранении политического курса на открытую конфронтацию с церковью и антицерковной кампанией. Используя национальные чувства западных белорусов и украинцев, воссоединявшихся с восточными, русских, живущих в Прибалтике, православных эстонцев, карелов и латышей, близких к русскому народу по культуре, и, в меньшей степени, молдаван, необходимо было сначала «подчинить» эти территории Московской патриархии.
С началом Великой Отечественной войны с Германией, положение церкви коренным образом изменилось. Глава Русской православной церкви знал гораздо лучше, как реагировать на нападение врага, чем Сталин, который до этого нигде не появлялся, не делал официальных заявлений и только через десять дней после начала немецкого нападения решился выступить по радио. Сам И. Сталин обратился к народу со словами: «Дорогие соотечественники! Братья и сестры!», и слова эти были подсказаны отнюдь не марксистско-ленинской идеологией [1, с 140].
Впоследствии, с 1943 г. Церкви дается относительная свобода и самостоятельность, т. к. религиозность народа растет, а власти требуется поддержание благоприятного внешнеполитического имиджа и отношений с зарубежными церквями. Так, после завершения Второй мировой войны за границей наблюдалось проявление определенной лояльности по отношению как к Московскому патриархату, так и к советскому строю. Великая победа (а также использование в советской армии элементов дореволюционной формы и введение офицерских званий) казалась проявлением русского национального возрождения и зачастую покоряла даже правых консерваторов, у которых воинские традиции романтического патриотизма возобладали над политической оценкой советской системы. Решающим было и появление делегаций епископов из России [2, с. 140]. Тысячи русских эмигрантов во Франции, Китае, Маньчжурии и других странах вступали в «Общество советских патриотов», получили советские паспорта и добивались возвращения на историческую родину. Однако, было разрешено вернуться лишь небольшому числу, поскольку они были полезнее для Москвы на Западе, где вели просоветскую работу среди русских эмигрантов и способствовали поддержанию дальнейшего расколу и церковным разногласиям, укрепляя и умножая приходы Московского патриархата.
Хрущевское форсированное наступление на Церковь связано с критикой сталинизма и новой Программой КПСС, ставившей задачу построения безрелигиозного общества. С отставкой Н. Хрущева началась стабилизация отношений, которые носили инерционный характер. Церковь наделялась некоторой самостоятельностью, но не могла вести общественную деятельность. Политика перестройки, потребность режима А. Горбачева в поддержке народа и интеллигенции заставила смягчить религиозные ограничения. Демократизация отношений с Церковью была фактором в приобретении доверия западной общественности.
С 90-х г. в Церкви, испытывающей последствия внутренней конфликтности, шли процессы восстановления единства. Укрепление государственности потребовало поиска новой парадигмы в отношениях власти и Церкви, так происходит возвращение к концепции «симфонии» с обоснованием «патриотического служения» светскому государству. Установку на то, что Церковь не должна вмешиваться в государственную политику, но в тоже время имеет право высказывать нравственное суждение о ней — включается в традиционные представления о роли Русской православной церкви в жизни российского государства и народе, его исторических судьбах, которые реализуются в многократных публичных заявлениях высшего духовенства.
Сегодня во внутренней жизни Церкви, также, как и в большинстве остальных аспектах общественной жизни современной России, разумеется, остается, еще много неразрешенных проблем (особенно в области нравственного оздоровления института русской церкви). Однако, несомненно, что существующая государственная власть в России пытается выстраивать политические отношения с Русской православной церковью с на основе сотрудничества и конструктивного взаимодействия по решению острых социально-политических проблем.
Литература:
- Поспеловский Д. В. Русская православная церковь в XX веке. — М.: Республика. 1995. –511 с.
- Якунин В. Н. Правовой статус, положение, деятельность, внешние связи Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны, 1941–1945 гг. автореферат диссертации 2002. URL: http://www.dissercat.com/content/pravovoi-status-polozhenie-deyatelnost-vneshnie-svyazi-russkoi-pravoslavnoi-tserkvi-v-gody-v (дата обращения 07.04.2016).
- Черданцев В. В. Переяславская Рада и остров Тузла: взгляд сквозь века // Известия Уральского государственного экономического университета. 2004. — № 9. — С. 114–120.
- Карташев А. Церковь и национальность // Путь, 1934. Июль—сентябрь. № 44.
