Ты плакала в вечерней тишине,
И слезы горькие на землю упадали,
И было тяжело и так печально мне,
И все же мы друг друга не поняли.
1912
Письмо — это нечто личное, обычно созданное для двух людей: адресата и автора письма. Оно носит интимный характер, поэтому не сковывается рамками письменного жанра и манера его приближена к устной речи, мы как бы разговариваем cо своим другом, но посредством бумаги. Естественно, мы формулируем свои мысли, но их форма носит более свободный характер, нежели в литературном произведении. Поэтому в письмах более ярко выражен эмоциональный аспект.
Эмоции, чувства, переживания — реалии, лежащие вне языка, а слова, выражающие их, и заключенные в них эмотивные смыслы — это их отображение в языке, и они уже являются реалиями лингвистическими, так как лежат уже в плоскости языка. Выражение экспрессии может происходить на разных уровнях языка, в большей степени на лексическом и синтаксическом. Примечательно, что эта проблема является не только лингвистической, но и психологической, поэтому она изучается и такой гибридной наукой, как психолингвистика [2].
В устной речи значительную роль играет интонация, но в письменной реализации её невозможно передать, поэтому приходится прибегать к иным средствам выражения смысла и эмотивной составляющей написанного. Но это сложно реализовать, поскольку каждый человек может воспринять информацию по-своему и очень часто это не совпадает с первоначальным замыслом.
Чтобы продемонстрировать средства выражения экспрессии в письменном тексте, мы выбрали личные письма С. А. Есенина, адресованные Бальзамовой Марии Парменовне. Эта эпистолярная проза охватывает весьма небольшой объем и небольшой временной промежуток — первое письмо датируется 1912 годом, последнее — 1915 годом. Мария Парменовна — друг юности поэта, и, судя по письмам, их отношения переросли в нечто большее. Знакомство их произошло посредством Анны Сардановской. С будущей учительницей у него завязался платонический роман. Но их отношения стали обсуждаться их общими знакомыми, что было очень болезненно для поэта. Он попытался отравиться уксусной эссенцией. Сергей Александрович посвящает Марии стихотворение «Ты плакала в вечерней тишине…» (1912 г.). Мария Парменовна являлась очень близким человеком для поэта, поэтому в письмах его ничто не сковывало, и поэтому можно проследить эмоциональную наполненность таковых и дать им лингвистическую оценку.
В первую очередь экспрессивность репрезентирует лексика. Ее возможности разнообразны и очень широки. Лексика является основным инструментом передачи эмоций, ведь мы выбираем слово, которое несет определенный эмотивный смысл, чтобы точнее передать свое эмоциональное состояние. Сергей Александрович делает это особенно ярко и интересно.
Для писем характерны лексемы, несущие в себе значение некой предельности, усиления чувства. Например, «благодарю глубоко и сердечно за твое великодушие» [здесь и далее цитаты приводятся по 1], «…и от чего любовь обоих сердец чувствуется больнее и сильнее», «и нещадно критикую и осмеиваю», «зачем ты проклинаешь несчастный… народ», «пустая и ничтожная… причина», «люблю безмерно», «с тяжелой болью я перенес свои волнения», «глубоко любящий тебя», «я почти безнадежно смотрел на ответ того, что высказал в своем горячем и безумном порыве», «они умирают не перед раскрытыми вопросами отвратительной жизни…», «в водовороте ее жуткой и страшной пропасти», «едкое письмо», «скверное мое настроение от тебя не зависит», «… то он будет у самого подлого и ничтожного человека» и т. д.
Выражению экспрессии также способствуют метафоры, эпитеты и фразеологические единицы, придающие тексту эстетико-поэтическую живость, примером таковых могут служить следующие: «тяжелая грусть», «теперь я один со своими черными думами», «ненужный, слабый и слепой червяк», «Панфилов, светоч моей жизни, умирает от чахотки», «разобьюсь вдребезги об эту мертвую, пеструю и холодную мостовую», «но есть среди них в светлом облике непорочные, чистые, как бледные огни догорающего заката», «через ваше холодное равнодушие», «хорошо ему со своей толстой, как купчихой, матушкой-то», «сладкие надежды утешения», «и щупают ее жирное тело», «я советую тебе покрепче держать язык за зубами», «разорви его кчерту», «продал душу свою черту», «дикие порывы», «пошли его к самому Аду» и т. д.
В некоторых синтагмах усиление экспрессивной составляющей происходит не только за счет семантики слова, но и путем его удвоения: «и мной какое-то тоскливое-тоскливое овладело чувство», «и так становится больно-больно…», «но это еле-еле заметно», «и их очень-очень мало», «и никто ничего-ничего не узнал», «всего только-только двое слушают охотно». Это демонстрирует, что поэт хочет не просто обозначить свои чувства, переживания, мысли и эмоции, но как можно ярче их подчеркнуть, точнее передать свое душевное состояние и пережитое, а где-то даже и усилить таковые.
Показательны некоторые существительные, имеющие ярко выраженные семы с усиленной отрицательной коннотативной окраской. «Меня терзают такие мелкие и пустые душонки…», «людишки, чтобы меня немного успокоить, приносят обиду», «а если б я твоего увидел попика…», где в словах душонки, людишки, попик коннотативные семы со значением 'презрение', 'пренебрежение' передаются посредством суффиксов субъективной оценки.
В последних двух случаях немалую роль играют словообразовательные процессы в слове — в первом случае слова образовано путем редупликации, во втором — суффиксальным способом (с помощью суффиксов субъективной оценки). Но в данных примерах элементы словообразования служат лишь средством, а лексема в целом передает эмотивный смысл. По этой причине мы отнесли данные случаи именно к лексическому уровню.
«Поганый человек», «мерзкий человек», «гадкий человек», «подлец», «хлюст» — так описывает сам себя Сергей Есенин в письме от 29 октября 1914 года. Это одно из последних писем, адресованных Марии. Он обращается к ней с просьбой вернуть ему письма, и между строк читается, что его чувства угасли и глупо хранить «глупые письма». Все это показывает, что внутренний мир Есенина подвергся изменению, душа его страдает, он стал другим человеком. В своих глазах он выглядит ужасно, но он не скрывает этого, а снова жалит и жалит себя словами и продолжает самобичевание, чтобы вызвать у Марии чувство отчуждения.
Но не только в сторону себя хлесток поэт — в письме от 14 октября 1912 года он сообщает: «Одна из них, черт ее бы взял, приставала, сволочь, поцеловать ее и только отвязалась тогда, когда я назвал ее дурой и послал к дьяволу». Таким образом, Сергей Александрович передает свои эмоции, порой не стесняясь в выражениях, что и вызывает большой интерес у исследователей экспрессивности и выражения ее в языке.
«Насмешки», «ничтожество», «страдания», «болтовня», «отвращение» — все эти слова усиливают и подчеркивают пессимистичную направленность писем. Из этого можно заключить, что у Сергея Александровича была беспокойная жизнь, что он страдал, не находил понимания, им овладевала тоска, одиночество, чувство безысходности, самобичевание, принижение, боль. В целом, преобладают слова с отрицательной коннотативной окраской, называющие малорадостные жизненные реалии.
Выражение экспрессии можно проследить не только на лексическом, но и на синтаксическом уровне. В первую очередь это, естественно, восклицательные предложения. Восклицательный знак — сигнал того, что данное предложение выражает нечто сильное, неординарное, важное, душевный подъем, автор именно на это хочет обратить особое внимание: «Ох, как тяжело, Маня!», «Слишком больно!», «Обнимаю тебя, моя дорогая!», «Эх, действительно что-то скучно, господа!», «Довольно! Довольно!», «Успокойтесь, прощайте!», «А может быть, все это мне не суждено!», «Забыто!!!» и т. д.
Также частотны вопросительные конструкции, в частности, риторические вопросы. Посредством их передаются размышления автора, некие философские рассуждения о жизни, и данные конструкции — способ привлечения внимания к этому, призыв активизировать мыслительную деятельность, углубиться в проблему, увидеть самую суть. В письмах данные вопросы порою занимают почти целый абзац: «…За что ты меня любишь? Заслужил ли я?», «Зачем ты мне задаешь все тот же вопрос?», «Засиделся с тобою, а завтра что?» и др.
Усиление создается и за счет конструкций с однородными членами, которые соединяются союзом и или бессоюзной связью: «Наслаждения, наслаждения!», «увязшая в пороках и разврате», «жуткой и страшной пропасти», «я убью себя, брошусь и разобьюсь» и др. Нередко средством выражения экспрессии выступают повторы: «зачем, зачем тебе знать нужно…», «прощай, прощай, Маня», «милая, милая Маня», «напрасно, напрасно, Маня», «ну конечно, конечно…».
Тире выполняет в предложении разные функции, оно является как выделяющим, так и отделяющим знаком препинания. В данных письмах оно используется в обеих функциях. Кроме того, этот пунктуационный знак может выполнять и экспрессивную функцию. В предложении тире обозначает значительную паузу, что позволяет акцентировать что-то в той или иной части высказывания. Часто оно употребляется на месте эллипсиса, что опять-таки призывает собеседника по письму активизировать мыслительную деятельность, а создаваемые паузы играют и изобразительно-выразительную роль: «Мое я — это позор личности», «Или — жить — или — не жить» (в данном случае автор намеренно нарушает правило пунктуации, ставя тире перед «не»), «что больше писать — не знаю, но от тебя жду ответа», «умрешь — похоронят, сгниешь и не встанешь», «…а отец, я знаю, находится при смерти, — потому что он меня проклянет, если это узнает», «и сама не прочь — и согласишься» и т. д. Интонация становится своеобразной, в основном благодаря возникающим паузам: даже когда читаешь это письмо «про себя», оно становится «рубленым», что привносит больше экспрессии в предложение.
Многоточие в предложениях придает ему дополнительную эмотивную окраску. Известно, что посредством этого знака передаются недосказанность, нюансы передаваемого смысла, а в некоторых случаях и некое замешательство автора письма, указывается на скрытые оттенки значения, на подтекст. Автор призывает поразмыслить дальше, выйти за рамки данного предложения, проявить некую трансцендентальность и интерпретировать эту недосказанность мысли. За счет недосказанности создается определенная интрига. В письмах Сергея Александровича частотны синтаксические конструкции с многоточием: «Но, впрочем, как хочешь, я не знаю…», «Ну, вот ты и уехала…», «Я же буду писать тебе каждую почту…», «И… И вдруг вопреки этому ты ответила», «Я не вынес того, что про меня болтали пустые языки, и… и теперь от того болит моя грудь», «Ух, я б его…» и др.
Итак, письма С. А. Есенина к М. П. Бальзамовой наполнены эмоциональностью. Мысли поэт передает экспрессивно, иногда не стесняясь в выражениях и словах, что делает его стиль ярким и броским. Но в то же время настроение его писем преимущественно пессимистичное, преобладают слова с отрицательной коннотацией. В основном за словами и предложениями закреплено значение, передающее тоску, расстройство, упаднические настроения, одиночество. Можно отметить тенденцию, что в основном средства выражения экспрессии направлены на подчеркивание, усиление, наиболее точное и яркое выражение эмоциональной палитры: поэт живо передает все свои думы, переживания и отношения, а также на активизацию мыслительной деятельности адресата, скрытые призывы поразмыслить и выявить некий подтекст. Данные средства выражения экспрессии относятся к лексическому и синтаксическому уровням языковой системы.
Литература:
- Есенин С. А. Полное собрание сочинений: В 7 тт. — Т. 6. Письма. — М.: Наука; Голос, 1999.
- 2.Рейковский Ян. Эмоции и язык / [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.psychological.ru/default.aspx?0a1=331&0o1=1&0s1=1&p=38&s=0 (дата обращения: 15.10.2015)
- Селезнёва Л. Б. Русская пунктуация: алгоритмизированные схемы, тесты, упражнения: учеб. пособие / Л. Б. Селезнёва. — М.: Флинта: Наука, 2007. — 304 с.
- Соколов Б. Сергей Есенин: Красная нить судьба. — М.: Яуза, Эксмо, 2005. — 512 с.
- Фомина М. И. Современный русский язык. Лексикология: Учеб. для филол. спец. вузов. — 3-е изд., испр. и доп. — М.: Высш. шк., 1990. — 415 с.
