Природа заняла особое место в художественной сфере уже на рубеже XVII — XVIII веков. Об этом свидетельствует стремление авторов произведений уйти в мир пасторали, эклоги (Дж. Помфрет «Выбор» (1690), Н. Тейт «Невинный Эпикур, или Искусство рыболовства» (1697), Дж. Филипс «Сидр» (1708), А. Поуп «Пасторали» (1709), Дж. Свифт «Городская эклога» (1710), Дж. Гэй «Сельские досуги (1713), А. Поуп «Виндзорский лес» (1714), М. Монтэгю «Городские эклоги» (1715), Жд. Томсон «Времена года» (1830), Дж. Лилло «Сивилья, или Деревенские похороны» (1830), У. Сомервиль «Охота» (1835), У. Коллинз «Персидские эклоги» (1742) и другие), где образ сельской природы выступал наиболее благоприятной средой обитания для человека. В это время «пастораль» выступила, скорее, не в качестве литературного жанра, а в качестве мировоззрения, особой точки зрения на действительность, возросшей чувствительности, возродившейся потребности человека в идеализации сельского образа жизни в гармонии с природой. Это выразилось в повышенном внимании к природе в целом, что, в свою очередь, привело к новому отношению к пейзажу как элементу повествования в литературе и как изобразительному жанру в живописи. Поэтому образ природы, входя в литературу XVIII века, привнёс множество коренных изменений в структуру произведения.
Именно с Мэри Монтэгю начинается культура не только исторического мышления и видения природы, но и эстетическая культура лирического, чувственного отношения к природе, как истинной красоте, высшему искусству. Разрушается традиционный подход к идеализации природы, приданию ей правильных, точных, симметричных форм в соответствии с принятыми в искусстве нормами. Пересмотр ценностей открывал для путешественницы много нового и интересного во время совершения поездки. Сухие, документальные заметки, дневниковые записи путешественников конца XVII — начала XVIII века становились не только красочными, но и чувственными зарисовками, чему способствовал субъективный взгляд на действительность, возможность передачи всевозможных оттенков, изменений в окружающем и в личности самого героя или автора.
В лирическом пейзаже «Путевых писем» Мэри Монтэгю вновь появляется образ сада или парка. Писательница делает этот природный объект одним из основных для своей героини. Он становится своеобразным лейтмотивом не только городского и философского пейзажей, но и пейзажа души, в котором раскрывается тонкая, поэтическая, нежная натура путешественницы, её способность улавливать красоту и поэзию в шелесте кипариса и пении птиц. Этот образ будет побуждать героиню к рефлексии, углублению в свои чувства. «Эстетика парка, как и сада, — по замечанию X. Николсон, — по крайней мере, до конца XVIII века исходила из мысли о том, что сад — это подобие рая, и находящийся в нём человек возвращается к состоянию изначальной чистоты и невинности» [1, P. 230]. Раем и представляется героине писем Голландия, Италия, Франция, Турция. В раю человек испытывает высшее блаженство, удовлетворение. Ему спокойно и комфортно среди уюта и изобилия, поэтому он живёт в раю в своё удовольствие. Здесь всё прекрасно и восхитительно. Раем на земле для героини выступают сады и парки Востока. Попадая в такие райские места, она не перестаёт восхищаться садами как продуктом синтеза человеческого труда и сил природы. Путешественницей описывается не каждый сад и парк, увиденный ею, она говорит, что некоторые из них видела лишь издалека. Но этого достаточно для неё, чтобы представить, как они великолепны и совершенны, какое царство уюта, красоты и величия они представляют. Ведь даже небольшой садик городского садовника, описанного в письме к А. Поупу из Адрианополя от 1 апреля 1717 года («То Mr. Р_ [Роре]», Adrianople, Aprill, O.S. [1717]), так мил и хорош, и сам садовник кажется одним из счастливейших жителей в Турции. В одном из описаний таких пейзажей может показаться, что героиня сама готова проходить всю жизнь в парандже ради того, чтобы каждый раз, снимая ее в этом саду, наслаждаться общением с природой, тишиной, блаженствовать в тени роскошных деревьев, внимать пению птиц, вдыхать ароматы цветов.
В следующей зарисовке в письме, написанном из Константинополя от 4 января 1718 года и адресованного миссис Тислвейт («То Mrs. T [Thistlethwayte]», PeraofConstantinople, Jan. 4, О. S. [1718]), Монтэгю называет казалось бы обычные природные объекты — цветы: «Iamnowsitting, thispresentfourthofJanuary, withthewindowsopen. Enjoying the warm shine of the sun, while you are freezing over a sad sea-coal fire; and my chamber sat out with carnations, roses, and jonquils, fresh from my garden» [2, P. 348] (Мнебыхотелосьрассказатьтебео некоторыхвещах, которыемнездесьнравятся. Здешний климат — самый удивительный и благоприятный. И сегодня, четвёртого января, я сижу с открытым окном и наслаждаюсь тёплыми лучами солнца, я представляю сейчас тебя в печальной обстановке у камина, а в моей комнате так уютно от аромата свежесорванных из моего сада гвоздик, роз, нарциссов, которыми она украшена) (подстрочник автора статьи).
Но наше воображение обладает способностью по отдельным предметам, деталям воссоздавать картины того, что мы когда-то видели. Так, с определёнными образами в нашей памяти ассоциируются и прекрасные творения природы — цветы. И для ещё большей убедительности Монтэгю использует противопоставление приятной обстановки, в которой находилась героиня, и не совсем уютной атмосферы, в которой миссис Тислвейт, должно быть, читала это письмо, написанное четвёртого января, полученное чуть позже, в холодное время года.
Цветы — это всегда праздник, торжественность. Они всегда приятны взгляду, потому что являют собой совершенство и красоту. Человек испокон веков стремится окружить себя цветами, наполняя свою жизнь нежностью. Он украшает цветами своё жилище, делает их даром и знаком любви, уважения, признания. Сладостный аромат каждого растения так же неповторим, как и его форма, цвет. Он воздействует пьяняще на чувства и ощущения, часто доставляя удовольствие и наслаждение, реже раздражая и возбуждая негативные эмоции. Воздействуя на многие из чувств, цветы являются главными их возбудителями. Всматриваясь в изгибы лепестков, можно уловить некоторое движение, происходящее с ними, их слабое дыхание, ощутить жизнь в этих прекрасных созданиях. Так, находясь в комнате, уставленной цветами, нельзя не заметить яркости их красок, совершенства формы, не внять их запаха, свежести их аромата. Человек становится другим на какое-то время, преображается, отвлекается от жизненной рутины и повседневности. Возможно, он погружается в мечты и представляет себя другим созданием. Сама героиня, оказываясь окружённой изобилием самых прекрасных цветов и деревьев, готова раствориться в них, перевоплотиться в цветок, чтобы испытать всю прелесть причастности к природе. Все эти мысли и чувства охватывают нас при чтении всего лишь нескольких строк декоративного («цветочного») пейзажа.
В письме аббату Конти из Константинополя от 29 мая 1717 года («То theAbbot- [AbbotConti]», Constantinople, May 29, О. S. [1717]) встречается еще один подобный пейзаж. О цветах здесь ещё сказано немного: «огромное количество», «всевозможные цветы и травы», «в цвету», «исходит пленительный аромат». Но этого оказывается достаточно, чтобы оказать воздействие на органы восприятия, память, возбудить не только определённый поток чувств, но и воображения: «Ihavehadtheadvantageofveryfineweatherallmyjourney; andthesummerbeingnowinitsbeauty, I enjoyedthepleasureoffineprospects; andthemeadowsbeingfullofallsortofgardenflowersandsweetherbs, myberlinperfumedtheairasitpressedthem» [2, P.326] (Мне повезло с прекрасной погодой в течение всего моего путешествия, лето было в своей лучшей поре, в самом разгаре, и я наслаждалась прекрасными природными ландшафтами, в лугах было огромное количество всевозможных цветов и трав, которые были в цвету в это время, и от которых исходил пленительный аромат, когда мой конь мял их копытами). Цветы как бы являются хранителями того эликсира блаженства и удовольствия, который выходит из-под примятых лошадьми лепестков.
Этот пейзаж напоминает иной, написанный другим человеком в другой стране, в другое время. Главным объектом в нём тоже выступали цветы, которые топтал лихой конь лирического героя. Это стихотворение русского поэта Толстого А. К. «Колокольчики мои…» Всадник обращается к ним с просьбой не грустить и не обижаться на него, называет их ласковыми именами. А цветы, как живые, смотрят на него с укором. В отличие от Толстого, М. Монтэгю не описывает своих чувств так подробно. Она лишь восхищается красотой природы. Но любование ландшафтом, переживание героини представлены наглядно, подчеркнуты эпитетом «пленительный».
Описания природных ландшафтов Монтэгю, пейзажи местных окрестностей не есть нечто застывшее, неподвижное. Плещущаяся рыбка в садке, разведение костра, на которой пожарят эту рыбу, шелест листвы, играющие лучи солнца оживляют пейзаж. Удярыбу, героиняодновременнопредаётсянаслаждениюприродой, еёзвукамии запахами, краскамии формами: «Trees wave overhead, grapes are swelling on the lash arbors of vines all round me, and the sun glinting through gives a peep of the flowers and herb beds and vegetable garden behind. The shrill not of a peacock disturbs the quiet a blackbird in vexation gives a low whistle and is off across the water to the woods beyond.».. [3, P. 155] (Деревья шумят над головой, кисти винограда повсюду наливаются на лозах, опутавших беседку со всех сторон, пробивается сияющее солнце, украдкой поглядывая на цветы, на зелёный ковёр, на огород расположенный за мной. Даже петухи затихли и не нарушают установившейся тишины своим криком, лишь встревоженный скворец, тихонько посвистывая, пролетел над водой, исчез в лесу...). Такое прекрасное лирическое описание рыбалки могло без сомнения стать отрывком из какой-нибудь поэмы о рыбной ловле, популярной в Англии на протяжении всего XVIII века. Здесь Мэри Монтэгю выразила свою любовь к простому, обыкновенному, что окружало её, было так дорого сердцу. Природа стала частицей её самой. И слова, и названные предметы и объекты, на первый взгляд, могут показаться самыми обыкновенными. Но именно «шумящие деревья», «наливающиеся гроздья винограда», пробивающееся сквозь листву солнце, заигрывающее с цветами», «беседка в зелени сада», «скворец, чем-то встревоженный» пробуждают в душе читателя ответные эмоции, чувства и настроение. Точнее, они погружают его в атмосферу уюта, покоя, тишины, заставляют прислушаться к зову своей души. Такая обстановка как нельзя лучше располагает к философским размышлениям о вечных ценностях жизни, об истинной красоте или к погружению в свои мысли и чувства.
Находясь среди садов и парков, цветов, изобилия вкуснейших фруктов, героиня, по её мнению, действительно попадает в «рай», где многое ей кажется совершенством, где обостряются чувства, разыгрывается воображение, фантазия, раскрывается способность человека к саморефлексии.
Так, в письмах наряду с городским пейзажем, где М. Монтэгю выступает художником эпического склада, стремящимся к объективному выражению всего увиденного, проявляется лирический пейзаж. В таких пейзажах Монтэгю выражена, скорее, её собственная точка зрения на действительность. Чаще всего это происходит в описаниях природных видов, изображения которых даются в свете авторского переживания, чувств, которыми пронизана вся картина и которые помогают не только раскрыть истинное «я» героини, но и выступают объектами «пейзажа души».
Литература:
- Nicolson H. M. Mauntain Gloom & Mountain Glory: the Development of the Aesthetics of the Infinite / printed in the USA by the Vail-Ballou press, INC, Binghamtor. — New York: Cornell Univ. Press, 1959. — 422 p.
- The letters and works of Lady Mary Worflev Montagu / ed. by her great-grandson. Lord Wharncliffe. Third additions and corrections derived from the original manuscripts, illustrative notes and a new memoir by W. Thomas.- L.: Bickers and Son, 1893,- V. 1. — P. 448.
- The letters and works of Lady Mary Worflev Montagu / ed. by her great-grandson. Lord Wharncliffe. Third additions and corrections derived from the original manuscripts, illustrative notes and a new memoir by W. Thomas.- L.: Bickers and Son, 1893,- V. 2. — P. 512.
