К вопросу перспективы философии науки в российском образовании в контексте её соотношения с науковедением: проблема изучения «слоя» знаний и методологических представлений, промежуточного между научной картиной мира и философско-мировоззренческими идеями | Статья в журнале «Молодой ученый»

Отправьте статью сегодня! Журнал выйдет 6 апреля, печатный экземпляр отправим 10 апреля.

Опубликовать статью в журнале

Автор:

Рубрика: Философия

Опубликовано в Молодой учёный №16 (96) август-2 2015 г.

Дата публикации: 17.08.2015

Статья просмотрена: 197 раз

Библиографическое описание:

Макухин, П. Г. К вопросу перспективы философии науки в российском образовании в контексте её соотношения с науковедением: проблема изучения «слоя» знаний и методологических представлений, промежуточного между научной картиной мира и философско-мировоззренческими идеями / П. Г. Макухин. — Текст : непосредственный // Молодой ученый. — 2015. — № 16 (96). — С. 499-505. — URL: https://moluch.ru/archive/96/21591/ (дата обращения: 28.03.2024).

Поскольку в современной философии науки общепризнано, что одним из «измерений» науки является её существование в качестве социального института, то недопустима недооценка роли социально-культурного контекста научного поиска, в т. ч. национально-культурных «корней» науки. Это служит важным аргументом в пользу того, что науковедение как форма научной рефлексии в принципе неспособно заменить в системе образования философию науки, способную изучить слой знаний, который по своему содержанию и гносеологическим характеристикам является промежуточным между научной картиной мира (НКМ) и философско-мировоззренческими идеями и принципами. Для обоснования этого в статье анализируются, сопоставляются и обобщаются соответствующие идеи В. С. Стёпина, Н. В. Бряник, Н. И. Мартишиной. Дж. Холтона, и других философов науки.

Ключевые слова:философия науки, науковедение, система образования, метафизические основания и гносеологические предпосылки науки, «универсалии культуры» («смысложизненные ориентации»), «темы» науки, научная картина мира.

 

Предлагая уважаемому читателю наш вариант обоснования необходимости сохранения в рамках российского образования дисциплины «философия науки», мы рисуем оказаться в положении того софиста, который, по свидетельству Плутарха, собирался произнести восхваляющую Геракла речь, но был остановлен ироничным вопросом спартанца Анталкида, истинного сына Лаконии: «Разве кто-нибудь его порицает?» [1, с. 440]. В ответ мы, конечно, можем указать на перманентное сокращение количества образовательных часов (в условиях переходя от пятилетнего курса «специалитета» к четырехлетнему курсу «бакалавриата» и в перспективе — к трехлетнему курсу «прикладного бакалавриата»), которое в первую очередь осуществляется за счёт сокращения «непрофильных» дисциплин. Это главным образом касается самой философии и философских дисциплин: этики, эстетики, логики, культурологии и др. Однако нам, в свою очередь, могут возразить, что положение философии науки — среди остальных философских дисциплин в рамках современной российской системы высшего образования — внушает относительный оптимизм: изучение её (философии науки) проблемного поля сохраняется в рамках дисциплины «История и философия науки», которая для аспирантов читается именно профессорско-преподавательским составом кафедр философии. Кроме того, в ряде университетов России существуют специализированные кафедры «Истории и философия науки», «Философии и методологии науки», и т. д. Однако, с другой стороны, мы укажем на вопрос, закономерно возникающий в связи с продолжающимся сокращением изучения студентами российских ВУЗов философии, и в первую очередь её исторической части. (В результате чего философия изучается значительной частью студентов на ступени бакалавриата лишь в течение одного семестра, так что на изучение исторических эпох как таковых отводится не более двух-трёх занятий. В рамках следующего этапа — магистратуры — не происходит возвращения к исторической либо системной части курса философии в целом, хотя вступительный экзамен в аспирантуру по философии и предполагает наличие знаний по истории философии). Этот вопрос состоит в следующем: возможно ли в этих условиях освоение философии науки хотя бы на уровне кандидатского экзамена?! Отрицательный ответ на него, в свою очередь, служит аргументом либо в пользу сохранения — а для многих ВУЗов, возвращения — полного курса философии, либо же, напротив, в пользу замены философии науки науковедением как формой специально-научной методологической рефлексии со своими методами и исходными понятиями, появившейся в относительной независимости от философии. (Хотя в современной отечественной литературе существует и иной подход, трактующий науковедение как интегральную дисциплину, в которую входят: философия науки; история науки; социология науки; экономика науки; научное прогнозирование; психология науки; этика науки; наукометрия; организация труда в науке; научное право, и т. п. [2, с. 68–69]. При этом отмечается, что хотя «обычно науковедение представляется как совокупность этих … направлений исследований», имеет место альтернативная трактовка, согласно которой «все эти дисциплины представляют лишь базу для науковедения в узком смысле как науки о взаимодействии всех этих … факторов в развитии науки как целостном процессе» [2, с. 69]. Примером последней позиции можно назвать деятельность В. П. Каширина, основателя и руководителя Сибирского института науковедения (г. Красноярск) — см. [3], [4]). Однако мы исходим из того соотношения этих областей знания, которое, в частности, предлагается одним из ведущих отечественных философов науки, С. А. Лебедевым. Он трактует науковедение как комплекс «научных дисциплин, исследующих науку и ее различные аспекты конкретно-научными методами и средствами (эмпирическими, логическими, социологическими, математическими, историческими)» [5, с. 66], а философию науки, соответственно, как область, в рамках которой «наука исследуется в основном категориальными средствами философии, с помощью ее методов и языка» [5, с. 66]. Иными словами, говоря о науковедении, мы в этой статье будем подразумевать область точного знания, рассматривающую разные аспекты бытия науки с конкретной точки зрения, и предлагающую конкретные решения, способствующие повышению эффективности функционирования науки. Главная же цель философии науки, с нашей точки зрения, состоит в осмыслении того, на какие же запросы человеческой жизни как таковой отвечает наука как таковая. Вновь обращаясь к идеям С. А. Лебедева, увидим, что он проводит аналогию между соотношением этих дисциплин — и соотношением социальной философии и социологии. Следствием из этой аналогии явилось указание на «соперничество за право представлять наиболее адекватное и истинное знание» [5, с. 66], происходящее и между социальной философией и социологией, и, в свою очередь, между науковедением и философией науки. Ярким примером этого являются статьи с «говорящими» названиями «Науковедение как точная наука» (1926 г.) и «Сущность науковедения и его отличие от школьной философии» (1927 г.) И. А. Боричевского (1938–1941 гг.), философа-позитивиста [6, с. 114], мыслителя «из плеяды «забытых» философов и историков науки» [7, с. 30], в которых впервые и появилось само понятие науковедения, и программа построения этой дисциплины как формы частнонаучной рефлексии. В первой из этих статей ответственность за то, что «не существует ни одного научного учреждения, которое занималось бы изучением самой науки, как целого — теорией науки» [8, с. 11], возлагалась им на философию, чьи претензии не соответствуют возможностям: «разрешение этого важного вопроса … предоставляется философам. Но философский туман… заслоняет иногда действительность даже от самых серьезных исследователей. Важный вопрос о природе науки безнадежно тонет в мутном потоке философской словесности» [8, с. 11]. Поэтому — утверждает И. А. Боричевский — необходимо «всестороннее размежевание теории науки с … философией, до сих пор еще заявляющей притязание на громкое звание «всеобщей науки»» [8, с. 16]. Указанное притязание, утверждает И. А. Боричевский, абсурдно, поскольку, согласно его критической оценке, «вся так называемая философия — от Платона до Шопенгауэра — представляет … своеобразное извращение обыденного, донаучного мышления» [8, с. 17]. В статье от 1927 г. он утверждает, что «в самом ходе своего победного развития она… (наука — М. П.) неизбежно создаёт действительный орган самопознания: науку о науке, науковедение» (цит. по [4]). Это позволяет согласиться со следующими оценками, например, М. М. Шахнович и Н. Г. Баранец соответственно: «именно Боричевский, вдохновленный достижениями естествознания, в 1926 г. придумал новое направление науки — «науковедение», цель которого, по его мнению, — исследование внутренней природы научного знания... При этом, он отделял науковедение как точную науку от философии науки» [6, с. 116], и «И. А. Боричевский отмечает, что теоретик науки — науковед должен отмежеваться от философии … и отказаться от неверной, содержательно неопределённой и двусмысленной терминологии прежних философов науки (к вопросу специфики языка философии в контексте поднятой нами проблемы ещё вернёмся — М. П.)» [7, с. 45]. И более того, рассмотренная позиция И. А. Боричевского может рассматриваться как усиление, «радикализация» позитивистского «наука — сама себе философия». Это кредо в ХХ в. некоторыми методологами позитивистской ориентации стало трактоваться в том смысле, что наука способна не только на высший теоретический синтез знаний об окружающей реальности, но и на исчерпывающую, автономную по отношению к философии рефлексию в области осознания себя, своих методов, средств и предпосылок. Пожалуй, первой попыткой реализации этого и стала попытка И. А. Боричевского создать науковедение как «действительный орган самопознания науки», исследующее «истинный предмет теории науки», включающий как «изучение внутренней природы науки, (это — М. П.) общая теория научного познания» [8, с. 16], так и «исследование общественного назначения науки, ее отношения к другим видам общественного творчества» [8, с. 16]. Т. е. мы видим, что И. А. Боричевский включает в состав науковедения эпистемологию и социологию науки, утверждая, что «в союзе с научной социологией, теория науки (т. е. науковедение — М. П.) установляет своеобразную природу тех взаимоотношений, которые связуют действенное научное познание с другими обнаружениями общественного человека» [8, с. 16].

Соответственно, целью нашей статьи является обоснование тезиса о том, что именно связь науки с «различными обнаружениями общественного человека», т. е. вписывание науки в культуру, в принципе недоступно науковедению, и это является одним из аргументов в пользу того, что оно неспособно заменить философию науки. Рассмотрим этот вопрос с точки зрения реализуемых философией функций в отношении частных наук. В рамках реализации гносеологической функции (состоящей в изучении исходных предпосылок и всеобщих оснований познания) философия осмысляет и социально-исторический контекст, свойственный любому познания, в т. ч. и научному. Это позволяет говорить о культурно-интегрирующей функции философии в отношении любой науки, в т. ч. и естествознания, что можно рассматривать как один из аспектов экстернализации образа науки. Если значимой характеристикой классической науки была её социокультурная автономность, то в современной литературе по философии науки общепризнано, что поскольку одним из «измерений» бытия науки является её существование в качестве социального института, то мы не можем недооценивать и тем более игнорировать роль социально-культурного контекста научного поиска. Т. е. не только динамика и направление развития научного знания, но его содержание в определённой степени зависят от негносеологических факторов. Здесь уместно привести следующую мысль, принадлежащую коллективу авторов, представляющих как техническую, так и философскую науку: «наука и искусство … — грани культуры, вырубленные историей цивилизации» [9, с. 11]. Иначе говоря, «наука возникла в недрах культуры и способна нормально развиваться исключительно внутри многообразия форм проявления культуры» [9, с. 11]. Обращаясь к другой работе по истории и философии науки, приведём следующую констатацию, важность которой в контексте нашей статьи сложно переоценить: современная философия науки развивается «через критику абстрактного гносеологизма в объяснении познавательных … феноменов» [10, с. 77]. (Под гносеологизмом здесь имеется ввиду методологическая позиция, исходящая из «существования надличностного, вне истории и социальной действительности пребывающего субъекта» познания [10, с. 77]). Приведём в связи с этим рассуждения авторитетного специалиста в области философии науки Н. И. Мартишиной. Она выделяет общесоциологическое и психологическое направления исследований влияния социокультурных факторов на научное познание, и, соответственно, три (обсуждаемых в современных дискуссиях) уровня в рамках первого из них. А именно: воздействие социокультурных факторов, во-первых, на актуальное исследовательское поведение ученых; во-вторых, на методологические стандарты принятия решений и оценки результатов; и, в-третьих, на само содержание научной теории. Многообразные направления дискуссий по поводу наиболее обсуждаемого из этих уровней — а именно второго — Н. И. Мартишина группирует следующим образом. Изучение «социальной детерминации и исторической изменчивости собственно — когнитивных норм и ценностей»; осмысление «роли в науке некогнитивных ценностных ориентации, общественных интересов и «вызовов эпохи»»; выявление «точек соприкосновения» научных идей с современными им идеями в других сферах культуры; осознание «детерминированности господствующего стиля научного мышления стилем деятельности» [11, с. 38–40]. Поскольку все эти аспекты нас интересуют в национально-культурном «разрезе», перечислим следующие методологические позиции в объяснении природы науки, которые выделяются в отечественной литературе. Во-первых, универсализм, девизом которого можно считать следующие слова последовательного сторонника этой позиции В. И. Вернадского: «уникальность науки, связанная с непрерывным ходом развития, придает ей всемирно-исторический, межкультурный … интернациональный … характер» [10, с. 86]. Во-вторых, европоцентризм — например, «по Гуссерлю, наука и тесно связанная с ней философия … — явления сугубо европейские по своей сути» [10, с. 87]. (Свойственные европеоцентрической трактовке науки противоречия были проанализированы нами — именно на примере идей именно Э. Гуссерля — на страницах журнала «Молодой учёный» в [12]). В-третьих, концепция культурно-исторических типов, развивавшаяся О. Шпенглером и Н. Я. Данилевским [10, с. 84]); и, наконец, в-четвёртых, культурологический подход в современной философии науки, наиболее значимыми представителями которого называются К. А. Свасьян и Г. Гачев [10, с. 88]. Как видно, роль философии и, соответственно, философии науки для понимания сущности науки возрастает в рамках двух последних методологических позиций. Среди современных российских авторов, развивающих эти позиции, особенно выделим Н. В. Бряник, отметив, что современное понимание науки не может не учитывать следующего её замечания: «новейшие исследования в области философии науки спускают ее с Олимпа абстракций «науки вообще» или «науки как таковой» в реалии культурно-исторической среды ее обитания» [13, с. 4]. Такое осознание «культурно-исторической обусловленности науки означает, что наука — такой же феномен культуры, как и искусство, религия, философия и пр.». [13, с. 4]. Соответственно — в чём представляется необходимым согласиться с Н. В. Бряник — «если считать науку элементом и формой культуры, то мы должны признать возможность самобытной науки на почве русской культуры» [13, с. 76]. (Здесь уместно сослаться на авторитетных философов науки А. П. Огурцова, Е. А. Мамчур и Н. Ф. Овчинникова, которые в работе с показательным названием «Отечественная философия науки: предварительные итоги» указывают, что любая «наука вплетена в культуру, является одним из ее моментов, или модусов, если говорить философски» [14, с. 58]. Называя это «важнейшим принципом теории культуры» [14, с. 58], указанные авторы далее подробно описывают и объясняют специфические черты отечественной науки). Отрицание же существования «самобытной науки на почве русской культуры» Н. В. Бряник оценивает как следствие методологической ошибки, которая нередко допускается в отношении понятий «культура», «личность», «свобода» и др. — суть этой ошибки заключается в том, что «пытаются перенести европейские критерии на русские реалии, а затем, потерпев на этом поприще неудачу, приходят к выводу, что русская почва не рождает ни культуры, ни личности, ни свободы, ни науки» [13, с. 41]. Переходя к обоснованию противоположного тезиса, Н. В. Бряник приводит следующую метафору: «научный организм состоит не только из тела науки, представленного в виде содержания научных истин» [13, с. 18], но — как и другие разновидности человеческой деятельности — «отвечает каким-то общечеловеческим смыслам, оправдывающим ее существование» [13, с. 18]. В связи с этим уместно привести следующую мысль из учебного пособия, написанного коллективом исследователей под руководством В. П. Кохановского, одного из ведущих отечественных философов науки: «соотношение философии науки с близкими ей областями науковедения и наукометрии иногда истолковывается в пользу отождествления последних» [15, с. 9], но это неправомерно, т. к. «философия стремится к универсальному постижению мира и познанию его общих принципов … эти интенции наследует и философия науки» [15, с. 11]. Последняя поэтому «занята рефлексией над наукой в её предельных глубинах и подлинных первоначалах» [15, с. 11], в то время как «науковедение …как правило, малопроблемно и тяготеет исключительно к описательному характеру» [15, с. 9–10]. Возвращаясь к мысли Н. В. Бряник, укажем, что она выделяет два уровня смыслов, посредством которых наука «укоренена» в культуре: метафизические основания науки и её гносеологические предпосылки [13, с. 18] — последние зависят от первых как более глубокого пласта смыслов, «напрямую смыкающегося» с основаниями культуры [13, с. 18]. Как она поясняет этот момент, «метафизические основания мы берем в хайдеггеровской интерпретации как предельные (можно было бы назвать их и философскими основаниями науки)» [13, с. 18]. И — что главное для нас главное! — последние в её трактовке тождественны метафизическим основаниям «остальных форм каждого отдельно взятого культурно-исторического типа» [13, с. 18]. Так понимаемые метафизические основания того или иного культурно-исторического типа предопределяют специфику всех областей культуры этого культурного ареала, в т. ч. задают гносеологические предпосылки, составляющие второй из двух выделяемых Н. В. Бряник уровней оснований науки. Всё вышерассмотренное уместно подытожить следующими лаконичными словами рассматриваемого автора: «наука как форма культуры включает в себя само «тело науки» а также ее метафизические и гносеологические основания» [13, с. 19]. Мы видим, таким образом, что Н. В. Бряникописывает национально-культурное «измерение» того «слоя» знаний и методологических представлений, который по своему содержанию и гносеологическим характеристикам является промежуточным между научной картиной мира и философско-мировоззренческими идеями, принципами, посредством которых она (НКМ) обосновывается. Этот «слой», на наш взгляд, из отечественных философов наиболее подробно и плодотворно изучен В. С. Стёпиным, а из зарубежных — Дж. Холтоном. Первый из них, определяя основания (как таковые) науки как «фундаментальные представления, понятия и принципы науки, определяющие стратегию исследования, организующие в целостную систему многообразие конкретных теоретических и эмпирических знаний и обеспечивающие их включение в культуру той или иной исторической эпохи» [16, с. 167], в их структуре выделяет три основных взаимосвязанных компонента. Это идеалы и нормы исследования; научная картина мира; и, что для нас главное, философские основания науки [16, с. 167], определяемые им таким образом: «система философских идей и принципов, посредством которых обосновываются представления научной картины мира, идеалы и нормы науки и которые служат одним из условий включения научных знаний в культуру соответствующей исторической эпохи» [17, с. 249]. Практически дословное повторение последних слов в обоих определениях показывает, что именно через философскую составляющую оснований науки последняя (наука) связана с тем или иным культурно-историческим типом — что, собственно, фиксировалось всеми вышеприведёнными определениями философии науки. Но В. С. Стёпин подробно описывает механизм этой связи, для понимания которого обратимся к его теории культуры как системы развивающихся — и этим обеспечивающих воспроизводство и изменение социальной жизни — надбиологических программ жизнедеятельности. Тем самым В. С. Стёпин указывает на существование — помимо биологического генетического кода — социальной «системы кодирования» человека, которая надстраивается «над биологическим базисом» и во многом трансформирует его [18, с. 35–36], предопределяя этим программы социального поведения, общения и деятельности [18, с. 42–43]. Основой этого «социокода» является система элементов, называемых В. С. Стёпиным «универсалиями культуры», «мировоззренческими универсалиями», «традиционными жизненными смыслами», «смысложизненными ориентациями». Сопоставляя и обобщая смысловые нюансы, фиксируемые этими названиями, приведём следующее определение В. С. Стёпина, представляющееся нам наиболее точным и лаконичным: «это категории, которые аккумулируют исторически накопленный социальный опыт и в системе которых человек определенной культуры оценивает, осмысливает и переживает мир, сводит в целостность все явления действительности, попадающие в сферу его опыта» [18, с. 61]. Рассмотрим классификацию В. С. Стёпиным этих «универсалий культуры» (далее для простоты из ряда синонимичных понятий будем использовать именно это): во-первых, он их делит на две следующие группы. С одной стороны, это «материя», «пространство» и «время», «количество» и «качество», «необходимость» и «случайность», и другие универсалии, фиксирующие «наиболее общие, атрибутивные характеристики объектов, включаемых в человеческую деятельность» [18, с. 62] и выступающие «в качестве базисных структур человеческого сознания» [18, с. 62]. С другой же стороны, это «человек» и «общество», «мораль», «добро» и «зло», «жизнь» и «смерть», «совесть», «справедливость» и прочие универсалии культуры, касающиеся «структуры … общения, … отношения к другим людям и обществу в целом, к целям и ценностям социальной жизни» [18, с. 63]. Во-вторых же — что для нас особенно важно! — следуя мысли В. С. Стёпина, можно выделить два «слоя» этих культурных смыслов: с одной стороны, общечеловеческий, а с другой — локальный, характеризующий «национальные и этнические особенности каждой культуры, свойственное ей понимание пространства и времени, добра и зла … и т. д». [18, с. 64]. Все эти универсалии «возникают, развиваются и функционируют как целостная система» [18, с. 63], «пронизывая» собою все сферы культуры: религию, науку, искусство, философию и т. д., предопределяя тем самым специфику каждой из них в рамках той или иной культуры в определенную эпоху (соответственно, в своей совокупности они обуславливают главные черты человеческой культуры в целом). Уникальность же именно философии состоит именно в том, что она не только выражает — подобно остальным сферам — эти жизненные смыслы, но и способна рефлексировать над ними, превращая их из неосознаваемых оснований культуры в философские понятия. По поводу последних возникают вначале философские, а затем и более широкие, общественные дискуссии, в результате которых какие-то из существующих (т. е. ранее сформировавшихся в определённой культуре) универсалий признаются не соответствующими новому опыту (социальному, научному и другому) и элиминируются из основания этой культуры. Их место занимают новые смысложизненные ориентиры, способствующие нахождению ответа на новые исторические вызовы. Этот процесс смены универсалий, в совокупности образующих основание культуры (как какой-либо локальной, так и общечеловеческой в целом) и лежит в основании её развития. Возвращаясь к вопросу оснований науки, сделаем вывод, что с учётом всего рассмотренного становятся понятными следующие слова В. С. Стёпина: «в философские основания науки входят также философские идеи и принципы, которые обеспечивают перестройку нормативных структур науки и картин реальности, а затем применяются для обоснования полученных результатов — новых онтологий и новых представлений о методе» [18, с. 199]. Отталкиваясь от этой мысли, вернёмся к приведённой в начале статьи мысли И. А. Боричевского — в сторонниках которой сегодня нет недостатка! — о том, что «вопрос о природе науки безнадежно тонет в мутном потоке философской словесности». Действительно, на протяжении всей истории самоопределения философии противники её научного статуса указывали на «многозначность, расплывчатость и неопределённость» философского языка. Однако именно рассмотренная модель формирования философских понятий позволяет оценить эту многозначность как неизбежно вытекающую из специфики философии как рефлексии над универсалиями культуры: «процесс философского осмысления мировоззренческих структур, лежащих в основании культуры, содержит несколько уровней рефлексии, каждому из которых соответствует … свой способ оформления философских категорий» [18, с. 210]. Последние неоднозначны, поскольку их наполнение новым содержанием «за счет рефлексии над основаниями культуры выступает предпосылкой для каждого последующего этапа внутритеоретического развития категориального аппарата философии» [18, с. 217]. Или, как указано в другом месте рассматриваемой работы, подводящей определённый итог исследованиям В. С. Стёпина: «эта рефлексия представляет собой особый аспект философского постижения действительности, в ходе которого развивается категориальный аппарат философии» [18, с. 222]. И именно такой понятийный аппарат способен раскрыть сущностные характеристики рассматриваемого нами промежуточного (между НКМ и философско-мировоззренческими идеями) «слоя» знаний. Перейдём к краткому рассмотрению результатов исследованию этого «слоя» Дж. Холтоном, немецко-американским физиком и философом, специалистом по истории и философии науки [19, с. 1231], создателем «тематического анализа», дающего, по его словам, возможность «находить в развитии науки определенные черты постоянства или непрерывности, некоторые относительно устойчивые структуры, которые воспроизводятся даже в изменениях, считающихся революционными, и которые подчас объединяют внешне несоизмеримые и конфронтирующие друг с другом теории» [20, с. 8]. Можно согласиться со следующей констатацией, которой предварялось советское издание работ Дж. Холтона: его главной заслугой называлось то, что он показал «с одной стороны, социальную обусловленность науки, а с другой — практическую значимость исследований в области философии и истории науки для общекультурного развития общества» [21, с. 5]. Центральным понятием этого подхода является «тема», и хотя в современной отечественной литературе отмечается, что «Холтон не дает развернутого разъяснения понятия «тема» [22, с. 966], можно выделить следующие аспекты использования последнего. Во-первых, «тематическая компонента понятия», примером чего он называет использование понятий «симметрия» и «континуум» [20, с. 26]. Во-вторых, методологический аспект «темы» — например, «установка на выражение научных законов всюду, где это возможно, в терминах каких-то постоянств, или экстремумов, или запретов» [20, с. 26]. И, в-третьих, то, что он называет «тематическим утверждением», или «тематической гипотезой», иллюстрируя это такими «фундаментальными положениями», как «ньютоновская гипотеза о неподвижности центра мироздания или два принципа специальной теории относительности» [20, с. 26]. Сравнительно небольшой набор тем, определяемых через такие оппозиции, как например, бесконечное и конечное, однородность и структурная иерархия, стационарность и эволюция, обратимость и необратимость для наук о Вселенной, эволюция и регресс, редукционизм и холизм, атомизм и концептуализм, обеспечивает относительную стабильность и преемственность роста научного знания. Некоторые из этих «тем» синонимичны философским понятиям, другие — частнонаучным, но все они представляют тот слой знания, который мы выше назвали «промежуточным». Как пишет сам Дж. Холтон, «тематическую структуру научной деятельности можно считать в основном независимой от эмпирического или аналитического содержания исследований; она проявляется в процессе изучения тех возможностей выбора, которые были в принципе открыты ученому» [20, с. 8] и может играть главную роль в «стимулировании научных прозрений» [20, с. 8]. Поэтому попытки выбора тем или иным учёным тех или иных «тем» «остаются делом интеллектуального и профессионального риска — ибо тематические выборы сами по себе не допускают ни проверок, ни опровержений» [20, с. 14]. (Как он в связи с этим отмечает, «многие из воздвигнутых здесь (в философии науки — М. П.) баррикад порождены тематически противоположными взглядами на историю или философию науки») [20, с. 15]. Это же касается и «тем», связанных со спецификой применяемых методов — например, пишет Дж. Холтон, «метод разложения и редукции и ненадежен, и не более необходим, чем любая другая методологическая тема, — иначе говоря, что он ни верифицируем, ни фальсифицируем, а его полезность полностью зависит от нашей удовлетворенности его результатами» [20, с. 22–23]. Всё рассмотренное позволяет согласиться с С. Р. Никулинским в том, что «Холтон начинает с того, перед чем остановился Кун и в нерешительности застывает большинство историков науки, не видя средств, с помощью которых они могли бы подступиться к глубоко упрятанному от постороннего взгляда процессу формирования учёного и нового знания» [23, с. 363]. Связывая это с вышерассмотренным, можно сказать, что значительное влияние на формирование учёного оказывает в т. ч. и тот «слой» знаний и методологических представлений, структурными элементами которого являются «темы», «универсалии культуры» или, например, «архетипы», в терминологии Дж. Холтона, В. С. Стёпина и М. Фуко соответственно (идеи последнего не рассматривались нами из-за ограниченности объёма этой статьи, но ими также можно дополнить вышеприведённые исследования оснований научного поиска).

Завершая статью, резюмируем, что В. С. Стёпин, Н. В. Бряник, Дж. Холтон и другие ведущие философы науки провели впечатляющие исследования специфического «слоя» знаний и методологических представлений, который, основываясь на философско-мировоззренческих идеях, обуславливает специфику научной методологии и научной картины мира. (Согласно Н. В. Бряник, повторим, «метафизические основания науки», «напрямую смыкающиеся» с основаниями культуры, влияют на «гносеологические предпосылки» науки). Кроме того, Н. В. Бряник и ряд других авторов выделяют тот аспект этого «промежуточного» «слоя» знаний, который связан со спецификой того или иного культурно-исторического типа (в модели динамики культуры В. С. Стёпина, напомним, также выделяются «мировоззренческие универсалии», фиксирующие национальные и этнические особенности каждой культуры). Всё это и служит убедительным аргументом в пользу того, что науковедение как форма научной саморефлексии в принципе неспособна заменить в системе образования философию науки, единственную способную изучить этот слой знаний, промежуточным между научной картиной мира и философско-мировоззренческими идеями. Это, в свою очередь, выступает аргументом в пользу сохранения в российском образовании полноценного курса философии (включающего как историческую, так и системную части), без которого невозможно последующее освоение курса «Истории и философии науки».

 

Литература:

 

1.         Плутарх Изречения спартанцев / Плутарх // Моралии. — М.: ЗАО ЭКСМО-Пресс, Харьков: Фолио, 1999. — С. 422–480.

2.         Мартишина, Н. И. Введение в историю и философию науки: учеб. Пособие / Н. И. Мартишина. — Омск: ОмГУПС, 2003. — 90 с.

3.         Сибирский институт науковедения. Устав. // Науковедение: фундаментальные и прикладные проблемы: сборник научных трудов Сибирского института науковедения. — Вып. 2: Теория научного знания. Хрестоматия. — Красноярск: НИИ СУВПТ, 2003. — С. 219–224.

4.         Каширин, В. П. Становление науковедческого образования в Сибири / В. П Каширин // Науковедение: фундаментальные и прикладные проблемы: сборник научных трудов Сибирского института науковедения. — Вып. 2: Теория научного знания. Хрестоматия. — Красноярск: НИИ СУВПТ, 2003. — С. 4–20.

5.         Лебедев, С. А. Науковедение / С. А. Лебедев // Философия науки: краткая энциклопедия (основные направления, концепции, категории). Научное издание. — М.: Академический Проект, 2008. — С. 66–67.

6.         Шахнович, М. М. И. А. Боричевский (1892–1941) и его докторская диссертация по эпикурейской логике / М. М. Шахнович // Вопросы философии. — 2013.– № 3. — С. 114–132.

7.         Баранец, Н. Г. И. А. Боричевский о философии науки и науковедении / Н. Г. Баранец // Очерки по истории науки в России в начале ХХ века / Под ред. Н. Г. Баранец, Е. В. Кудряшовой. — Ульяновск: Издатель Качалин Александр Васильевич, 2014. — С. 30–45.

8.         Боричевский, И. В. Науковедение как точная наука // Социология науки и технологий. — № 3. — Том 4. — 2013. — С. 11–17.

9.         История и философия науки: Учебное пособие / В. Д. Верескун, Н. И. Мартишина, Ю. Д. Мишин, П. М. Постников. — Новосибирск: Наука, 2011. — 344 с.

10.     История и философия науки: учеб. пособие / под общ. ред. Н. В. Бряник, О. Н. Томюк. — Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2014. — 288 с.

11.     Мартишина, Н. И. Когнитивные основания паранауки: Науч.издание. — Омск: Изд-во ОмГТУ, 1996. — 187 с.

12.     Макухин, П. Г. К вопросу критического осмысления идей европоцентризма в трактовке науки: понимание Э. Гуссерлем науки как «врожденного телоса» «европейского человечества» / П. Г. Макухин // Молодой ученый. — 2014. — № 14. — С. 327–333.

13.     Бряник, Н. В. Самобытность русской науки: предпосылки и реальность / Н. В. Бряник. — Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1994. — 148 с.

14.     Отечественная философия науки: предварительные итоги / Е. А. Мамчур, Н. Ф. Овчинников, А. П. Огурцов. — М.: Российская политическая энциклопедия, 1997. — 360 с.

15.     Основы философии науки: Учебное пособие для аспирантов / В. П. Кохановский, Т. Г. Лешкевич, Т. П. Матяш, Т. Б. Фатхи. — Изд. 2-е. — Ростов-н/Д: Феникс, 2005. — 608 с.

16.     Стёпин, В. С. Основания науки / В. С. Стёпин // Новая философская энциклопедия. В 4 т. Т. 3. — 2-е изд. — М.: Мысль, 2010. — С. 167–168.

17.     Стёпин, В. С. Философские основания науки / В. С. Стёпин // Новая философская энциклопедия. В 4 т. Т. 4. — 2-е изд. — М.: Мысль, 2010. — С. 249–250.

18.     Стёпин, В. С. Цивилизация и культура / В. С. Стёпин // Цивилизация и культура. — СПб.: СПбГУП, 2011. — С. 16–398.

19.     Глоссарий // Энциклопедия эпистемологии и философии науки / Сост. и общ. ред. И. Т. Касавин. — М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2009. — С. 1206–1233.

20.     Холтон, Дж. Тематический анализ науки / Дж. Холтон // Холтон, Дж. Тематический анализ науки. — М.: «Прогресс», 1981. — С. 7–356.

21.     От издательства // Холтон, Дж. Тематический анализ науки. — М.: «Прогресс», 1981. — С. 5–6.

22.     Черняк, В. С. Тематический анализ / В. С. Черняк // Энциклопедия эпистемологии и философии науки / Сост. и общ. Ред. И. Т. Касавин. — М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2009. — С. 966–967.

23.     Микулинский, С. Р. Джеральд Холтон и его концепция тематического анализа / С. Р. Никулинский // Холтон, Дж. Тематический анализ науки. — М.: «Прогресс», 1981. — С. 357–370.

Основные термины (генерируются автоматически): философия науки, наука, научная картина мира, науковедение, культура, основание культуры, философия, идея, культурно-исторический тип, научное знание.


Ключевые слова

система образования, научная картина мира, философия науки, науковедение, метафизические основания и гносеологические предпосылки науки, «универсалии культуры» («смысложизненные ориентации»), «темы» науки, научная картина мира.

Похожие статьи

Наука как феномен культуры | Статья в журнале...

Наука как феномен культуры. Азнагулов Денис Раисович, магистрант

Научные знания стали обязательным компонентом мировоззрения большинства жителей нашей планеты.

Философия и методология науки начинается с вопроса «Что такое наука?».

Философско-теоретические основы концепта «мягкая сила»...

научное знание, управление обществом, концепт, влияние, власть, философия науки, тип власти, философское осмысление концепта, смысловая система, ресурсный потенциал, политическое образование, политическая наука...

Антропологическое измерение научной картины мира

Понятие «научная картина мира» является продуктом ХХ века, одним из многочисленных результатом бурного процесса сциентизации человеческой жизни. Уже больше века мы стали решать многие наши проблемы при помощи науки.

Особенности марксистской и неомарксистской философии науки

научное познание, Франкфуртская школа, Маркс, научное знание, объективный мир, идея, методология науки, социокультурная детерминированность.

О предмете философии | Статья в журнале «Молодой ученый»

Одни считают такими ценностями обобщенные научные знания о мире, другие — постижение сущности человека, третьи — познание Бога и путей к нему. Так, для Гегеля основной задачей философии является выявление универсальных алгоритмов бытия, имеющих, по его мнению...

Онтологизированный образ как компонент научной и религиозной...

Антропологическое измерение научной картины мира. Пространство и время религиозной культуры. К вопросу перспективы философии науки в российском образовании в контексте её соотношения с науковедением...

Проблемы современной философии как науки | Статья в журнале...

научное знание, философия науки, проблема, форма культуры, область реальности, методология науки, возможность перепроверки, современная наука, научная деятельность, истина.

Аналитическая философия науки: общая характеристика

Аналитическая традиция в философии восходит своими корнями к Декарту, Локку, Юму и Канту, обративших внимание на исследование логических и языковых оснований знания. Основоположником аналитической философии науки считают Б. Рассела...

Содержание и особенности философии Средневековья в период...

В европейской культуре, как только религиозная парадигма утрачивает своё значение, религиозные ценности начинают трансформироваться, проявляются другие исторические типы философствованияфилософия Возрождения и Нового времени.

Похожие статьи

Наука как феномен культуры | Статья в журнале...

Наука как феномен культуры. Азнагулов Денис Раисович, магистрант

Научные знания стали обязательным компонентом мировоззрения большинства жителей нашей планеты.

Философия и методология науки начинается с вопроса «Что такое наука?».

Философско-теоретические основы концепта «мягкая сила»...

научное знание, управление обществом, концепт, влияние, власть, философия науки, тип власти, философское осмысление концепта, смысловая система, ресурсный потенциал, политическое образование, политическая наука...

Антропологическое измерение научной картины мира

Понятие «научная картина мира» является продуктом ХХ века, одним из многочисленных результатом бурного процесса сциентизации человеческой жизни. Уже больше века мы стали решать многие наши проблемы при помощи науки.

Особенности марксистской и неомарксистской философии науки

научное познание, Франкфуртская школа, Маркс, научное знание, объективный мир, идея, методология науки, социокультурная детерминированность.

О предмете философии | Статья в журнале «Молодой ученый»

Одни считают такими ценностями обобщенные научные знания о мире, другие — постижение сущности человека, третьи — познание Бога и путей к нему. Так, для Гегеля основной задачей философии является выявление универсальных алгоритмов бытия, имеющих, по его мнению...

Онтологизированный образ как компонент научной и религиозной...

Антропологическое измерение научной картины мира. Пространство и время религиозной культуры. К вопросу перспективы философии науки в российском образовании в контексте её соотношения с науковедением...

Проблемы современной философии как науки | Статья в журнале...

научное знание, философия науки, проблема, форма культуры, область реальности, методология науки, возможность перепроверки, современная наука, научная деятельность, истина.

Аналитическая философия науки: общая характеристика

Аналитическая традиция в философии восходит своими корнями к Декарту, Локку, Юму и Канту, обративших внимание на исследование логических и языковых оснований знания. Основоположником аналитической философии науки считают Б. Рассела...

Содержание и особенности философии Средневековья в период...

В европейской культуре, как только религиозная парадигма утрачивает своё значение, религиозные ценности начинают трансформироваться, проявляются другие исторические типы философствованияфилософия Возрождения и Нового времени.

Задать вопрос