До середины XIX в. в Российской Империи градоначальства учреждали в крупных портовых городах: Феодосии, Одессе, Таганроге, Керч-Еникале. Так называлась административная единица, состоящая из города и прилегающих к нему земель, вверенная управлению градоначальника. В обязанности градоначальников входили забота и надзор за торговлей. В русско-китайских торговых отношениях главным пунктом с 1727 г. была Кяхта. С развитием торговли возникла необходимость создания здесь государственных органов управления и контроля за соблюдением договорных условий, а также установления контактов с китайскими чиновниками. Для этого первоначально было учреждено правление во главе которой стоял селенгинский комиссар. В 1783 г. была введена должность кяхтинского пограничного комиссара. Согласно правительственной инструкции, в его обязанности входило «хранить мир и союз для продолжения обоюдной торговли, пресекать все пограничные злоупотребления, не допускать торговли недозволенными товарами, тайного обмена»[1], а также командование пограничными войсками. Место пограничного комиссара было весьма важно в политическом отношении, по влиянию его не только на приграничные, но и торговые и политические дела, через сношения его с дзаргучеем – главой китайской торговой слободы (Маймачена) построенной рядом с Кяхтой. Периодически пограничный комиссар и дзаргучей проводили совместные заседания, на которых обсуждали вопросы касающиеся торговли, угона скота, перебежчиков. Практиковалось совместное инспектирование границы и пограничных караулов.
В 1851 г. было образовано Кяхтинское градоначальство, ставшее важнейшим пунктом для России в дипломатических и торговых отношениях с Китаем. Здесь русское и китайское правительства входили в непосредственные, постоянные контакты. Кяхтинскому градоначальнику, на правах губернатора, были подчинены Троицкосавск, Кяхта и Усть-Кяхтинская слобода. Градоначальник утверждался указом императора по представлению министра внутренних дел, находился в подчинении генерал-губернатора Восточной Сибири.[2] Он был уполномочен вести все административные, торговые и пограничные дела. Второй по значимости в градоначальстве оставалась должность пограничного комиссара.
Образование Кяхтинского градоначальства способствовало устранению многих неудобств и наведению порядка в местности. Просуществовало оно относительно недолго (1851-1863). Яркий след в его истории оставил пограничный комиссар и градоначальник Александр Иванович Деспот-Зенович (1828 – 1895)[3].
А.И. Деспот-Зенович родился в 1828 г. В 1848 г. он окончил юридический факультет Московского университета, а в 1849 г. за неблагонадежность был выслан в Пермь под надзор. По ходатайству генерал-губернатора Восточной Сибири Н.Н. Муравьева А.И. Деспот-Зенович был переведен переводчиком в Главное управление Восточной Сибири и отправлен в распоряжение кяхтинского градоначальника. В октябре 1852 г. его назначили исполняющим обязанности пограничного комиссара, а в 1854 г. он был утвержден в этой должности[4]. В качестве пограничного комиссара он показал свои всесторонние способности и образованность. Имея постоянные контакты с дзаргучеем, китайскими чиновниками, купцами, он приобрел навыки в общении с ними и необходимые в его положении дипломатический такт и проницательность. Генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьев в отношениях с китайскими пограничными властями и чиновниками в Урге поручал Деспоту-Зеновичу самые ответственные дела.
В 1854 г. в целях защиты неразграниченых между Россией и Китаем территорий на Дальнем Востоке российские войска под командованием Н.Н. Муравьева приступили к занятию Приамурья и Приморья. Китайские власти были заранее предупреждены и не препятствовали движению, но, пытаясь точно определить намерения российских властей, предложили встретиться с китайским представителем на р. Горбице. Генерал-губернатор, отбывший на Амур, отправил в 1854 г. в Ургу А.И. Деспота-Зеновича в сопровождении переводчиков П.Я Шишмарева и А.П. Фролова. В результате этой поездки Зенович сумел убедить ургинских амбаней, что многолетние согласие и мир являются подтверждением доброго расположения России к Китаю, а переброска ведется исключительно для защиты российских и смежных китайских владений от англичан.
В 1858 г., в преддверии подписания Айгунского договора, Деспот-Зенович снова был отправлен Н.Н. Муравьевым в Ургу для сообщения важных политических сведений, касающихся обоих государств. Генерал-губернатор хотел еще раз подчеркнуть уважительное отношение к ургинским правителям, чтобы исключить их негативное влияние на отношение пекинского двора к амурской проблеме. В Урге делегация (А.И. Деспот-Зенович, П.Я. Шишмарев, Н.С. Петров) встретилась с амбанем бэйсэ Дэлэк Дорчжи. Переговоры, проведенные ими, закрепили мирные намерения Китая и желание его правительства начать переговоры и подписать договор.
Когда встал вопрос о назначении нового градоначальника после В.М. Федоровича, сомнений в выборе кандидатуры на эту должность не возникло. В представлении министру внутренних дел Н.Н. Муравьев писал: «Во всех отношениях я нахожу назначенного мною к временному исправлению должности Кяхтинского градоначальника коллежского советника Деспота-Зеновича счастливо приготовленным к полезному несению обязанности градоначальника. Деспот-Зенович выказал как знание рациональных начал науки политической экономии и статистике всемирных торговых оборотов, так равно и практическое знакомство с настоящим состоянием нашей на Кяхте торговли и будущими ее видами и потребностями. Как образованный юрист и исполнявший с отличным успехом возлагавшуюся на него ревизию хозяйственного управления города с 1846 по 1852 гг. и другие поручения по градоначальству Зенович и во внутреннем управлении Градоначальства будет надежным мне помощником. А потому препровождая к вашему высокопревосходительству формулярный список особых сведений составленный по форме я имею честь покорнейше просить Вас, Милостивый государь принять на себя перед Государем Императором ходатайство о назначении коллежского советника Деспота-Зеновича исправляющим должность Кяхтинского градоначальника с производством его в статские советники»[5]. С 15 января 1858 г. он был назначен исправляющим должность градоначальника, а через год – 27 марта 1859 г. утвержден Сенатом[6].
Став градоначальником, А.И. Деспот-Зенович направил свою деятельность на изменение ситуации в торговле. Он предложил предоставить право торговать с китайцами в Кяхте купцам 3-й гильдии и крестьянам, упростить систему пошлин и отменить или уменьшить сборы, добился увеличения доходов казны. Поддержав, а затем продолжив борьбу первого кяхтинского градоначальника Н.Р. Ребиндера за равноправие русского купечества в торговле с китайцами, Деспот-Зенович стремился к преодолению монополии китайских купцов в русско-китайской торговле. В. И. Мерцалов утверждал, что именно Деспот-Зенович, совместно с переводчиком и преподавателем К.Г. Крымским, правителем канцелярии Н.С. Петровым разработал проект правил 1862 г. о сухопутной торговле между Россией и Китаем.
Серьезнейшей задачей своей администрации Деспот-Зенович полагал борьбу с вошедшими в практику злоупотреблениями, в первую очередь с взяточничеством. Н.Н. Муравьев считал его «мастером приводить в христианскую веру мошенников-чиновников»[7]. Обнаружив беспорядки и злоупотребления в городовой ратуше, допускавшиеся прежними чиновниками, градоначальник заменил их молодыми, образованными людьми: секретаря в ратуше, следственного пристава, чиновника особых поручений, правителя канцелярии.
В 1858 г. А.И. Деспот-Зенович раскрыл миллионные кражи, которые много лет систематически проводили чиновники пошлинной палаты. В связи с этим он пишет секретную докладную записку генерал-губернатору, в которой обозначает причины небывалого распространения контрабанды. Главная причина, по его мнению, заключалась в пошлине. Из-за высокого налога на чай торговцы были вынуждены искать пути его тайного провоза. Контрабандой занимались мещане, крестьяне, буряты забайкальской области, казаки и китайские чиновники. Глава кяхтинского Маймачена не составлял исключения в этом отношении. Надзор за мелочными торговцами осуществляли нербы (досмотрщики), а охрана Маймачена и преследование незаконной торговли входили в обязанности монгольской стражи. Нербы за вознаграждение разрешали мелочным торговцам тайную оптовую продажу чая. Из этого вознаграждения они уделяли часть дзаргучею и монголам, которые были вынуждены участвовать в этих поборах, потому что служили по обязанности, без жалования и почти всегда набирались из людей бедных. Надзор за границей, между реками Чикоем и Селенгой, исключая пределы градоначальства, не соответствовал протяженности пограничной черты. На этом пространстве (если не считать станций Кирана и Наушек) было всего три караула: Лагерный, Ключевской и Кокушинский. Эти караулы, имея по одному-два казака, охраняли границу и преследовали контрабандистов. Слабость надзора позволяла контрабандистам группами в 30-50 человек, нередко с огнестрельным оружием, пересекать на лошадях границу, в основном вне района градоначальства. Проехав по монгольской степи, они нагружали в маймаченских огородах чай и беспрепятственно возвращались тем же путем. Пограничный разъезд видя, как они едут по монгольской стороне, ничего не мог предпринять против них, потому что для этого нужно было бы переехать границу и завести дело в китайских владениях, и тем нарушить существующие с Китаем трактаты. Часто контрабандисты вообще выдавали себя за казачий отряд.
Все эти причины в совокупности способствовали развитию контрабанды до небывалых размеров. В этой ситуации Деспот-Зенович предпринимал меры для прекращения незаконной торговли. Во-первых, он предлагал в 1859 г. министру финансов снизить пошлинный сбор на байховый чай по 15 коп. с фунта, на кирпичный по 1,5 коп. с фунта. Эта мера, по его мнению, уничтожила бы контрабанду, сделав ее невыгодной. Во-вторых, градоначальник добился согласия дзаргучея впускать русский казачий отряд в Маймачен и преследовать контрабандистов в Монголии.
В августе 1862 г. А.И. Деспот-Зенович представил в Иркутск аналитическую записку «О мерах для сближения с Монголией», в которой определял цель российской политики в регионе – распространение влияния на Китай через среднеазиатские страны и в особенности Монголию, Маньчжурию и Тибет. Для этого он предлагал, во-первых, поддерживать среди монгольского населения слухи о близости россиян к буддизму. Во-вторых, градоначальник предлагал устранить все препятствия в общении между монголами и бурятами, поддерживать вступление их в родственные отношения, а главное оказывать поддержку буддийскому духовенству. «Кто знает какое почетное место занимают ламы в семействах и как глубоко вошло в жизнь Монголии это безотчетное доверие к духовенству - тот поймет, что действуя на монгольское племя нужно прежде всего иметь на своей стороне духовенство» - пишет он[8]. Тем самым российские власти добьются распространения пророссийских настроений в монгольской среде. В-третьих, Зенович высказывал мысль о необходимости расширения торговли путем отмены пошлин. Он предложил проект реформирования таможенного управления в Кяхте, имеющего своей целью активизацию российского предпринимательства в регионе. Расширение объемов торговли должно было сопровождаться в монгольской среде распространением российского «образа жизни», бытовой культуры.
Предложения Деспота-Зеновича вызвали дискуссию среди членов дипломатической канцелярии. Специалисты поддержали цель, но выступили против мер, которые предлагал автор. Российский консул в Урге, подполковник К.Н. Боборыкин выступил против отмены пошлины на чай, ввозимого в Россию по русско-китайской границе.
Для содействия развитию русско-китайских, русско-монгольских отношений Деспот-Зенович предлагал создать двухступенчатую систему подготовки переводчиков. В Кяхтинском училище предполагалось преподавать теоретический курс языка и общие сведения о стране изучения в течение года. На второй ступени рекомендовалось, в течение трех лет обучать студентов в Пекине, при российской дипломатической миссии. При поступлении на службу после окончания учебного заведения переводчикам должен был присваиваться классный чин 14-ранга. Рекомендации Деспота-Зеновича, зная о проблеме нехватки грамотных переводчиков, поддержал генерал-губернатор М.С. Карсаков. Но Министерство иностранных дел посчитало, что в настоящее время нет надобности в штатных переводчиках китайского языка, кяхтинское училище вполне справляется с задачей подготовки переводческих кадров[10].
Для поддержания доброжелательных отношений с маньчжурскими чиновниками в традицию вошло дарить им подарки. Это были в основном хрустальные изделия, которыми ургинские амбани не пользовались и складывали их в амбары. Роскошь подарков, степень их достоинства для маньчжурских чиновников имели огромное значение. Поэтому кяхтинская администрация поставила вопрос перед Азиатским департаментом о замене подарков. Например на часы, оружие, металлические изделия, костяные и черепаховые поделки, ларчики, шкатулки, табакерки с музыкой и сюрпризами и т.д. Так как Россия относилась к категории «внешних вассалов», то в азиатском департаменте решили, что посылка вещей в большем количестве чем раньше, может быть расценена китайцами как признание вассалитета. Было решено, что хрусталь можно заменять другими подарками, но их стоимость не должна превышать суммы в 300 рублей. Суммы этой обычно не хватало. В одном из писем Н. Н. Муравьеву Деспот-Зенович передает слова посланника в Пекине: «в благодарность за присланные вами амбаню Бэйсэ неоднократно подарки, он уверял здесь всех, что мы даем только ничтожные не ценные вещи, весьма скупо, и что у нас дорогих вещей собственного производства почти нет, что лучшие вещи английской работы, что обещанное нами оружие дрянно (при этом он сослался на вооружение пограничных казаков), что больших орудий, таких как у китайцев и англичан у нас нет и пр.»[11]. Далее он пишет свои мысли по этому поводу: «…что касается подарков, то действительно амбань Бэйсэ прав. Прошлый раз только ценные вещи были подарены ему, когда вы посылали меня в Ургу. Обычные подарки градоначальника состояли всегда в стеклянных вещах, не имеющих решительно никакой цены. Да и можно ли что-нибудь порядочного послать амбаням, когда отпускается только 300 руб. и здесь нет хороших вещей. В прошедшем году я истратил 600 руб. и все-таки, кроме слишком обыкновенного сукна и шелковых материй (которые хуже китайских) я не мог ничего приискать. Из 1000 руб. отпускаемых на пограничные расходы, при нынешних беспрестанных переездах курьеров и посылках ко мне монголов, не только не достает этих денег, но я должен был истратить значительную сумму из собственного жалования. Откровенно скажу, что все мои серебряные вещи, привезенные с собою, ушли на подарки. Спрашиваю: какая есть фактически возможность доказать, что Россия богата мануфактурными и другими произведениями, когда от представителя ее посылается всякий хлам, собственно по неимению средств. Если они имеют еще не так дурное об этом мнение, то, разумеется, обязаны вашим роскошным подаркам, которые вы при случае делали на границе. Вообще я должен сказать, что при таких усилиях пограничные дела не могут идти. Нужно дать более власти и средств, и определить цель, к которой должно стремиться»[12].
Восточно-Сибирская и кяхтинская администрации достаточно успешно действовали в отношении Китая и Монголии. Но случались в их деятельности и досадные промахи. Одним из них можно считать назначение на должность второго амбаня в Ургу маньчжурского чиновника Сектунги. Последний несколько лет состоял в должности дзаргучея кяхтинского Маймачена. В этом качестве он проявил достаточное дружелюбие по отношению к русским и сговорчивость. Поэтому администрация края, при случае, рекомендовала его на должность второго амбаня в Ургу. Однако в Урге он захотел играть главную роль. Для этого ему понадобилось избавиться от Дэлэк Дорчжи. Не долго думая он написал в Пекин донос, в котором обвинял монгольского князя в излишней симпатии к России. Благодаря интригам, в которые Сектунга сумел втянуть и монгольских ханов, Бэйсэ был отозван в Пекин, а первым правителем в Урге стал Сектунга, и русским дипломатам пришлось иметь дело с этим интриганом и взяточником.
Между тем, амбань Бэйсэ обвиненный в симпатиях к русским, для своего оправдания, стал злословить и лгать. Ссылаясь на свое знакомство с русскими, знание русской политики и мнимые сведения о России он очень навредил русским дипломатам в Пекине. Спасая свою жизнь, он достиг того, что маньчжуры стали считать его одним из главных противников России. Оправдывая китайского чиновника и указывая на недостатки российской политики, Деспот-Зенович писал Н.Н. Муравьеву: «…много ли нашлось между нами готовых в подобном случае жертвовать своей жизнью, счастьем своего семейства. Наконец спрашиваю, что сильнее действует: смутная ли надежда, лишенная жизненной осязательности, которую он слышал от нас или же безвыходная действительность и висевший дамоклов меч. Я совершено оправдываю амбаня Бэйсэ, когда он, уверившись в ваших намерениях на счет благосостояния его родины, оказывал известного рода услуги и исполнял все ваши требования – то следовало Высшему Правительству, дать для их осуществления, более осязательные доказательства. Тогда только дипломатия приводит к известному результату, когда за словом идет дело, но когда действия расходятся с обещаниями, то нельзя и требовать от человека, чтобы он жертвовал собою для чего-то мифического»[13].
Кроме официальных должностных обязанностей А.И Деспот-Зенович исполнял и общественные: председательствовал в комитете для рассмотрения вопросов по кяхтинской торговле, комитете попечительского общества о тюрьмах, был действительным членом Императорского русского географического общества, директором кяхтинского Николаевского приюта. Преследовал пьянство и взяточничество среди чиновников, подбирал на должности людей, имеющих моральные ценности. Он ввел достойные развлечения и основал культурные учреждения: клуб, публичную библиотеку и читальни, наконец, поддержал среди купечества мысль основания первой типографии, в которой издавалась городская газета «Кяхтинский листок». Неофициальным редактором и сотрудником газеты был сам Зенович. С его отъездом газета перестала издаваться. Он вникал в жизнь обывателей и их обычаи. Не было дела, в котором бы Деспот-Зенович не принимал участия, смело развеивая сомнения на месте, не ожидая разрешения из далекого Петербурга. За годы своей службы в Троицкосавске А.И. Деспот-Зенович проявил себя как превосходный администратор и дипломат. Он многое сделал для развития торговых и политических отношений с Китаем. В 1862 г., получив должность тобольского губернатора, Александр Иванович покинул Кяхту. Служебные требования, преследование злоупотреблений и взяточничества вызвали среди тобольского чиновничества и православного духовенства недовольство и интриги против него. Его обвиняли в том, что он, как поляк злоупотребляет своей властью, преследует русских и православных. Это послужило поводом к тому, что в 1865 г. он был вызван в Петербург. Последние годы жизни он был членом совета внутренних дел, где как знаток руководил в министерстве делами Сибири. В течение этого долгого времени он имел возможность вновь выдвинуться на видное положение, особенно когда Министерство внутренних дел возглавил граф М.Т. Лорис-Меликов. Он рекомендовал А.И. Деспота-Зеновича на службу в министерство иностранных дел, но встретил в этом противодействие царя.
В 1895 г. жители Кяхты решили отметить 33- летний юбилей его отъезда из города для увековечения его деятельности как сеятеля европейской культуры. Различные культурные учреждения, а во главе них - Троицкосавское отделение Русского географического общества, приняли горячее участие в этом торжестве. В Петербург посылали телеграммы от различных учреждений и обществ, магистрата, купечества, мещанства, духовенства, школ и т.д. В том же году Александра Ивановича не стало. Чувствуя себя плохо, он выехал из Петербурга в Крым, проведать своих давних друзей - бывших кяхтинских купцов Токмаковых, живущих в своем имении в Крыму. Там от воспаления лёгких Зенович умер. На могиле умершего кяхтинское купечество поставило памятник с надписью на двух языках - русском и польском, зная его привязанность к своему народу.
Литература:
- 1. Чимитдоржиев Ш.Б. Взаимоотношения Монголии и России в XVII-XVIII вв. – М., 1978-С. 89
2. Полное собрание законов Российской империи. Т 26.– С-Пб., 1852. – С. 425, 427
-
3. Историческая энциклопедия Сибири : в 3-х т. Т. 1:
А-И / Ин-т истории СО РАН. - Новосибирск, 2009. – С.486
- 4. ГАИО ф. 24. оп 1, картон 1459 д. 94. л. 41-46.
- 5. ГАИО ф. 24. оп. 1, картон 1459, д. 94. л. 8-9.
- 6. ГАИО ф. 24. оп. 1, картон 1459, д. 94. л. 51-52.
- 7. Матханова Н.П. Высшая администрация Восточной Сибири в сер. 19 в: проблемы социальной стратификации – Новосибирск, 2002.- С. 58.
- 8. ГАИО ф. 24. оп. 11/2, д. 25. л. 46.
- 9. ГАИО ф. 24. оп. 11/2 д. 25.л 9-16
- 10. Синиченко В.В. Восточная Сибирь в русско-китайских отношениях (середина 50-х гг. XIX в. – 1884 г.) – Иркутск, 1998.- С. 44
- 11. ГАИО ф. 24. оп. 1, картон 1459, д. 94. л. 22-23.
- 12. ГАИО ф. 24. оп. 1, картон 1459, д. 94. л. 23.
- 13. ГАИО ф. 24. оп. 1, картон 1459, д. 94. л. 23.
- 4. ГАИО ф. 24. оп 1, картон 1459 д. 94. л. 41-46.
