В литературе о железном канцлере до настоящего времени остается существенный пробел, который касается его кратких отношений с Фердинандом Лассалем. Эта встреча представляет огромный интерес и имеет глубокое значение в истории государственных и политических учений. Связь двух гигантов, столь не похожих между собой по мировоззрению и духовному складу, подарила Германии всеобщее избирательное право.
Мы можем с большей или меньшей вероятностью догадываться о первоначальных причинах сближения Лассаля и Бисмарка. Поэтому сопоставим имеющиеся у нас данные по этому поводу.
Во-первых, страница из воспоминаний о Лассале одной дамы, последней возлюбленной великого агитатора, Елены Деннигес. Эта дама рассказывает, как однажды жена одного из близких Бисмарку людей в ее присутствии проболталась о посещении Лассалем железного министра и о произведенному им на него впечатлении. Муж строгим взглядом заставил жену переменить тему разговора, но госпожа Деннигес уже успела заинтересоваться и при первой же встрече пристала к Лассалю, чтобы он признался ей, в чем дело. Лассаль долго отнекивался, но любознательная дама не хотела отвязаться и он будто бы сказал: «То, чего хотел от меня Бисмарк, не состоялось и не могло состояться. Мы оба слишком хитры, оба заметили обоюдную хитрость и прекрасно могли бы рассмеяться, глядя друг на друга. Но для этого мы достаточно воспитаны, и все дело обошлось одними визитами и остроумной болтовней»[1, с.16-17].
Нет особенно веских оснований не верить передаче слов Лассаля. Тем более, что слова Лассаля находят подтверждение и с другой стороны. У нас есть параллельные свидетельства, принадлежащие большой приятельнице Лассаля, графине Гацфельд, и Бисмарку. Факт знакомства и существования каких-то переговоров, то, что в переводе на светский язык Лассадь называл визитами и остроумной, болтовней, подтверждается - только Гацфельд и Бисмарк дают почти везде противоречивые показания. Не надо забывать, что со старой графиней, которую он очень ценил за ум и образованность, Лассаль был общительнее и откровеннее в вопросах, не имеющих личного интереса, чем с молодыми красавицами.
Графиня Гацфельд утверждает, что переговоры были начаты Бисмарком. Бисмарк приписывает инициативу Лассалю. По его словам, встречались они три-четыре раза, разговора о политике не вели и, расставшись, до самой смерти Лассаля оставались в хороших отношениях. Но графиня Гацфельд говорит, что встречи происходили гораздо чаще, и переговоры, носившие политический характер, были резко оборваны из-за нежелания Бисмарка тогда же вводить всеобщее избирательное право.
Бисмарк, по-видимому, был прав, говоря, что переговоры с Лассалем не прерывались и отношения оставались приличными. Лассаль прибегал к помощи министра. Если коснуться некоторых моментов, то очевидно, что Бисмарк хитрил и удалялся от истины. Встречи были часты, и речь шла о политике.
В одной из своих речей в рейхстаге в 1878 году Бисмарк характеризует Лассаля, прибавляя несколько сведений о своем знакомстве с ним. Указав на то, что Лассаль сам просил свидания, Бисмарк продолжает: «Я увиделся с ним и, поговорив час, не сожалел об этом. Встречались мы не три-четыре раза в неделю, а всего три-четыре раза. Наши отношения совершенно не имели характера политических переговоров. Что мог предложить или дать мне Лассаль? У него не было ничего за собою. Между тем все политические переговоры держатся на принципе do ut des, хотя из приличия об этом иногда и не говорят. А если бы откровенно сказать себе: что у тебя есть, голубчик? - оказалось бы, что у него нет ничего, что он мог бы дать мне, как министру. Правда, в нем было нечто необыкновенно привлекательное для меня, как для частного человека. Лассаль был один из самых даровитых и обаятельных людей, с которыми я когда-нибудь встречался, человек честолюбивый в лучшем смысле слова, совершенно не республиканец. Он был всегда преисполнен национальных и монархических чувств, очень ярко выраженных. Идея, к которой он стремился - была идея Германской империи, в этом у нас точка соприкосновения. Лассаль был честолюбив в лучшем смысле слова, и для него было еще не вполне ясно, должна ли Германская империя основаться с династией Гогенцоллернов или с династией Лассалей... но монархистом он был с головы до ног... Лассаль был энергичный и очень умный человек, беседы с которым были очень поучительны; наши разговоры тянулись часами, и я всегда сожалел, что они оканчивались. Поэтому совершенно неверно, что прекратилось наше личное знакомство, знакомство людей, друг к другу расположенных. Для этого не было причины. Он имел то благоприятное впечатление, что я вижу в нем даровитого человека, с которым приятно иметь дело, и кроме того видел, что я - очень понятливый и благосклонный слушатель. О переговорах уже потому не было речи, что в наших беседах мне редко приходилось говорить. Он вел беседу один, но делал это необыкновенно хорошо. Всякий, кто знал его, должен будет согласиться в этом со мною. Лассаль не был человеком, с которым можно договариваться по определенным пунктам, но я сожалел, что наше политическое положение не позволяло нам много встречаться. Я был бы очень рад иметь человека с его умом и его дарованиями соседом по имению»[1, с.18-19]...
На этих заявлениях стоит остановиться. Многое в них очень хорошо и верно характеризует Лассаля. Его самоуверенность, его словоохотливость, его ненасытное честолюбие – все это не укрылось от проницательного взора министра, и пятнадцать лет спустя он с тонким юмором набросал портрет Лассаля, как человека. Но все, что касается политической стороны переговоров явно и невидимому не без умысла искажено. В 1863 году Лассаль мог внушить Бисмарку мысль о том, что он не враг монархизма, но говорить об этом во всеуслышание в 1878 году было просто смешно. В одном из писем к Родбертусу, изданных незадолго до речи Бисмарка, политическое credo Лассаля формулировано в одной формуле. - Gross-deutcshland moins les dynasties (Пер. с нем.: Великая Германия, включая и Австрию, минус династии, т.е. единая германская республика). Затем дело едва ли шло о применении принципа do ut des. Лассаль ставил вопрос совсем по другому. Он не просил ничего ни для себя, ни для своей партии, а убеждал Бисмарка в том, что всеобщее избирательное право будет превосходным политическим орудием в руках самого министра, что оно поможет ему осуществить издавна лелеянную им мечту об объединении Германии под гегемонией Пруссии. Кроме того, уже около полгода существовал уже Общий Германский Рабочий Союз, главою которого был обаятельный собеседник министра. Это тоже что-нибудь значило.
Бисмарк был слишком большим практиком, чтобы пренебрегать такими силами. Он не брезгал гораздо более ничтожными, так как все могло пригодиться ему в качестве подспорья в борьбе с назойливой и становящейся опасной оппозицией прогрессистов. В начале 1862 года старый республиканец Август Брас основал в Берлине газету Norddeutsche Allgemeine Zeitung; осенью того же года Либкнехт взял на себя редактирование иностранного отдела, а в конце года он уже ушел, потому что в газете обнаружился поворот, благоприятный для правительства. Было ясно, что Брасу «дадено» из министерства внутренних дел. Словом, начало этого фонда относится к самому началу карьеры Бисмарка, и он никогда не скупился на субсидии этого рода, как бы незначительна ни казалась цель.
Тем более не мог он относиться индифферентно к серьезному, все усиливающемуся рабочему движению, которое ему предлагали направить против его заклятых врагов. Он уже и раньше оценил важность рабочего элемента в качестве противовеса против буржуазной оппозиции и еще до Лассаля сам пытался создать нечто вроде правительственной рабочей организации.
В октябре 1862 года в рабочих обществах для самообразования, устроенных прогрессистами, появился агитатор Эйхлер, выдававший себя за оставшегося без дела рабочего, и стал доказывать, что либеральные принципы с идеей самопомощи во главе не могут привести ни к чему, что для сколько-нибудь успешного действия рабочим нужна помощь государства, что государство готово ее доставить, и Бисмарк ассигновал 30000 таллеров для учреждения производительной ассоциации. Организованная на новых началах рабочая партия должна вступить в союз с правительством и напасть на прогрессистов с тылу, чтобы поскорее справиться с врагом. Когда некоторые из аллюров агитатора возбудили подозрения, Эйхлер внезапно исчез из рабочих кругов и преобразился... в прусского полицейского чиновника. Бебель в 1878 году припомнил в рейхстаге этот эпизод Бисмарку, но тот стал открещиваться от Эйхлера и от участия во всей этой истории, но несомненно, что если он даже не был инициатором миссии Эйхлера, то, во всяком случае, знал и одобрял ее [2, с.109-110].
Когда в самый разгар конфликта в Лейпциге возник новый рабочий центральный комитет и выкинул демократическое знамя, когда на его призыв выступил Лассаль, и полились неудержимым потоком его резкие, беспощадные реплики против тактики, буржуазии, правительство и его верные консерваторы словно встрепенулись. И было отчего: ведь, явился союзник против прогрессистов, да еще какой союзник! И Бисмарк, и наиболее дальновидные из консерваторов, вроде Вагенера, сейчас же поняли смысл нового демократического движения и немедленно стали пытаться воспользоваться им.
Вагенер открыто распылялся перед демократией и в полемике с буржуазией, ссылался на ее теоретиков; «Kreuzzeitung», орган консерваторов, приглашал правительство стать на точку, зрения Лассаля, чтобы получить «желанный повод приoбрести прочный базис в борьбе против прогрессистов и на основании их ложных социальных выводов доказать, как неверны их политические посылки»[3]. Правда, газета, как это нередко случается с «Kreuzzeitung,ами» всех национальностей, хватила через край, так как осуждение шудьцевских принципов не могло оправдать беззакония Бисмарка, как бы ни старались об этом консерваторы; но для нас ясен факт, полный глубокого значения,- тот факт, что «Kreuzzeitung» протягивала руку Лассалю и просилась в коалицию с демократами против буржуазии. Сам Бисмарк в объяснениях, данных в палате, по поводу упомянутого выше приема Вильгельмом депутации сидезских ткачей, говорил в таком тоне, что о производственных ассоциациях, как если бы он был верным учеником Лассаля»[1, с.23].
Под давлением буржуазной оппозиции, Бисмарк и чада его с самыми ласковыми лицами открывали Лассалю и его приверженцам свои объятия. Лассаль, как уже знаете, не побрезгал и пошел навстречу Бисмарку, но пошел затем, чтобы подвинуть свое дело, чтобы доставить торжество своим идеям, тем которые считала«Kreuzzeitung» «опасным социалистическим экспериментом».
Таким образом, мы знаем, какова была главная цель Лассаля для обхаживания Бисмарка. Почему Бисмарк сам не пришел к мысли о введении всеобщего, прямого и равного избирательного права, неужели его убедил Лассаль своими доводами. Нам знаком образ мысли Бисмарка в сороковых и пятидесятых годах XIX века. Вот поэтому можем усомниться в его позиции о теоретической и практической справедливости всеобщего избирательного права.
Библиографический список:
1. Дживелегов А.К. Бисмарк и Лассаль: к истории всеобщего избирательного права. – М.: Изд-во «Труд и воля», 1906. - С.16-17; С.18-19; С.23.
2. Bernstein. F. Lussalle und seine Bedeutung fur die Sozial-demokratie. // Собрание сочинений Ф.Лассаля. Т.1. - С.109-110.
3. Статья Г.Б.Толоса в «Русс. Бог.», март 1898 года.
