Стихотворение Ф. И. Тютчева «Фонтан» [1] («Смотри, как облаком живым…») было написано в 1836 году, и в этом же году напечатано А. С. Пушкиным в «Современнике». Творчество великого поэта изучено, казалось бы, вдоль и поперек. Но читатель, любящий Ф. И. Тютчева и завороженный «эфирной высотой» его поэзии (по словам А. Фета), способен обнаружить в ней нечто новое, неожиданное. Моя работа – попытка собрать воедино то, что уже было открыто исследователями, и попытаться увидеть нечто своё.
Стихотворение Ф. И. Тютчева «Фонтан» имеет 2-хчастную композицию. Чаще всего две композиционные части тютчевского стихотворения соотносят путем параллелизма состояния природы и человеческих переживаний. С точки зрения В. Я. Брюсова, этот «Самый любимый и вместе с тем совершенно самостоятельный прием творчества Тютчева состоит в проведении полной параллели между явлениями природы и состояниями души. В стихах Тютчева граница между тем и другим как бы стирается, исчезает, одно неприметно переходит в другое…» [2, с. 206]
Взаимосвязь 2 частей организуется поэтом на нескольких планах. Обе части состоят из 8 строк, причём 5 строка выделяется в обеих частях повтором «к небу». Слова, повторяющиеся в обеих строфах: «луч», «высота», «небо». «Луч» – слово-символ, обозначающий оплодотворяющие, созидательные силы, духовное просветление, творческую энергию. Связывают строфы и синонимы: «пыль»-«брызги», «фонтан»- «водомёт», «ниспасть»-«свергает». Толковый словарь Ушакова [15] даёт следующие значения: СВЕ́РГНУТЬ — кого-что:
- Сбросить вниз (книжн. устар.). Свергнуть памятник с пьедестала.
- (Перен.) –Освободитьсяотчьего-нибудьвладычества, лишиввласти, могущества, низложив.
Некоторой «скрепой» стихотворения является и грамматическая форма единственного глагола в повелительном наклонении «смотри». Он подразумевает, что некто обращается к читателю, внешнему наблюдателю. «В самом деле, в творчестве Тютчева необыкновенно велика доля стихотворений, обращенных к слушателю, с имитацией реального общения с ним. К такой «обращенной» лирике принадлежит более половины стихотворений Тютчева. «Ты» или «вы», к которому обращено стихотворение, может быть и определенным лицом, и представителем какой-то более или менее определенной группы, и совершенно неопределенным «ты», с которым поэт делится своими впечатлениями. Существенна иллюзия непосредственного общения, вносящая интонацию живой устной речи и даже представление жеста, например — указательного жеста в типичном начале ряда стихотворений «Смотри, как»:
Смотри, как облаком живым
Фонтан сияющий клубится. [3]
Подразумеваемое «ты» поддерживается во второй части стихотворения дважды повторённым личным местоимением «тебя». Речь идёт о «смертной мысли водомёте», т. е. человеке. Затем фраза «Как жадно к небу рвёшься ты» объединяет в нашем сознании несколько «лиц»: и наблюдателя, к которому обращается лирический герой Ф. И. Тютчева, и самого лирического героя, описывающего фонтан, и сам фонтан, и «смертной мысли водомёт» (человека вообще). На важную роль местоимений в поэзии Тютчева Ф. И. указывал Ю. М. Лотман: «…любому местоимению может быть приписано противоположное значение, (они) образуют единый тютчевский мир с только ему присущей парадоксальной одновременной крайней личностностью и столь же крайней всеобщностью». [3]
Хотелось бы подробнее поговорить о важнейших сопоставляемых в обеих частях «Фонтана» синонимах «фонтан» и «водомёт». В статье Пумпянского Л. В. «Поэзия Ф. И. Тютчева» встречаем указание на связь стихотворения «Фонтан» с державинским «Водомётом»: «Державин говорит (1808, «Водомет», II, 147) — «луч шумящий водометный, свыше сыплюща роса.» Державинским является и слово «луч». [4]
Кроме уже названных принципиальных, структурно образующих слов-образов «водомёт» («водомётный») и «луч», хочется добавить следующие лексические «переклички»: «Зарьных розы уст касались» – «коснулся высоты заветной»; «Травки, смятые под нею» – «Тебя стремит, тебя мятёт»; «Где я очи голубые Небесам подобно зрел» и «Как жадно кнебу рвёшься ты!» и, наконец, «стрелы огневые» – «Пылью огнецветной». Тот же Л. В. Пумпянский считает, что поэзия Тютчева представляет из себя «сплав Державина и Шеллинга».
Д. Д. Благой же в статье «Жизнь и творчество Тютчева» [5] замечает, что поэту близка «романтическая философия Шеллинга с её учением о «тождестве» внешнего и внутреннего мира – природы и человеческого «Я»…философия тожества определяет не только содержание стихов Тютчева, но глубоко воздействует и на самую их форму: ею, например, продиктована столь излюбленная поэтом двучленная композиция многих его стихотворений». [5] Это касается и двучленной композиции «Фонтана». [1; 5]
Многие исследователи отмечают связь поэзии Ф. И. Тютчева с немецкой романтической поэзией.
Многозначна и показательна и перекличка отдельных образов в стихах Тютчева и Гете. [6] «Так, важную философскую нагрузку в стихах Гете несет на себе образ воды, предположим, в «Песни о Магомете» и «Песни духов над водами» — символическое значение воды и ее сравнение с человеческой душой.
Душа человека
Волнам подобна:
С неба нисходит,
Стремится к небу;
И снова должна
К земле обратиться,
Вечной премене
Обречена:
<...>
Воде ты подобна,
Душа человека,
Судьба человека
Подобна ветрам! (Перевод мой — А. К.) [6] См. стихотворения Шиллера «Боги Греции», «Дифирамбы», «Певцы древнего мира» и т. д. Образ из шиллеровского «Geisterseher» («Созерцатель духов») использовал Тютчев для своего стихотворения «Фонтан». Шиллер сравнивает стремление человека к бесконечности со взлетающей кверху струей фонтана, рано или поздно принужденной низвергнуться на землю. («Разве не так струя каскада с силой устремляется в высоту, которая могла бы ее взметнуть в бесконечные просторы? Но уже в первый момент ее взлета на нее действует сила притяжения, давит огромная масса воздуха, так что, описав более или менее высокую дугу, она вновь возвращается на родимую землю. И едва успев упасть, должна она с той же силой взмывать кверху. И такова же сила неизменного стремления к бессмертию, когда человек с самого момента своего возникновения постоянно должен отвоевывать для себя пространство у давящей его необходимости»). Этой параллелью объясняется, почему у Тютчева возникает в «Фонтане» образ «водного луча», совершенно не свойственного русскому языку. Но у Тютчева символическая перспектива расширяется: она охватывает не только мысль о бессмертии, а всякую ищущую человеческую мысль». [6] Фонтан-вода – «смертной мысли водомёт» – человек. Такая логическая цепочка может быть образована при сопоставлении ключевых образов стихотворения «Фонтан». Как в фонтане извергаются одна за другой струи воды, так человеческий ум фонтанирует самыми разными идеями и мыслями. Все они конечны, как смертен тот, кто их воспроизводит, – «смертной мысли водомёт». Обращает на себя внимание антитеза «смертной» («смертной мысли водомёт») – «неистощимый» («водомёт неистощимый»). Лексический повтор «водомёт» соединяет в нашем сознании эти антонимы. Словарь синонимов к эпитету «неистощимый» даёт следующий ряд слов: неисчерпаемый, неиссякающий, бесконечный, безграничный, беспредельный, неиссякаемый, неограниченный, неоскудевающий. Все они подчёркивают нечеловеческую, вечную природу «смертной мысли водомёта». Мы обнаруживаем некую двойственность природы водомёта: смертность, то есть конечность, и неистощимость, то есть беспредельность. Сам человек смертен, но нечто, вложенное в него, бессмертно. Далее мы видим, что судьба водомёта непроста не только в силу его противоречивой двойственности, но и потому, что лирический герой Ф. И. Тютчева озадачен вопросом «какой закон непостижимый тебя стремит, тебя мятёт?» Усилительная вопросительная частица «какой» подчёркивает, что вопрос, заданный нам и себе самому лирическим героем, — вопрос риторический. Над ним можно размышлять, но дать на него ответ невозможно. Всё-таки попытаемся в этом разобраться. «Закон непостижимый…стремит и мятёт» уже не фонтан, а «смертной мысли водомёт», то есть человека. Эпитет «непостижимый» подчёркивает невозможность проникнуть в высшие тайны ограниченным человеческим разумом. Этот «непостижимый закон» «стремит и мятёт» человека. Интересно рассмотреть синонимичный ряд глаголов, данный словарём В. И. Даля к этому слову, — СТРЕМИТЬ что куда, с предлогами устремлять, влечь, тащить, тянуть, увлекать, волокти силою, нести током, рвать, двигать и направлять, обращать; вперять. Очевидно бессилие человека перед вложенным в него и воздействующим на него законом. И глагол «стремит» и «мятёт» – устаревшие. У Даля: «Мясти — приводить в смущение, смущать; тревожить, беспокоить» Стало быть, смысл такой: «Какой закон непостижимый тебя стремит, тебя БЕСПОКОИТ?» Бессилие и тревога — вот те свойства, которые привносит «закон непостижимый» в жизнь, ум смертного человека. Судьба фонтана и водомёта как бы повторяют друг друга. Кроме стремления вверх, к непознанному, вечному и обречённости на падение, их объединяет и общая стихия воды. Здесь уместно будет вспомнить любопытное исследование Б. М. Козырева «Письма о Тютчеве» [7] В нём он писал: «Не только природная «живая жизнь» (тютчевский образ), но и все внутреннее духовное существование, точнее, то, что в нем есть истинного и ценного, сближается у Тютчева с влагой. (Любопытную параллель этому можно увидеть в одном изречении Гёте: «Душа человека похожа на воду: приходит она с небес, падает на землю и снова поднимается на небо». Но все же это изречение воспринимается лишь как изящная метафора — у Тютчева же в бесчисленных образах «душа — влага» звучит нечто большее — как бы отзвуки некой древней веры.)… первое положение Фалеса «Начало всего есть вода» нашло в стихах Тютчева самое живое и многообразное поэтическое воплощение» [7]. В самом деле, обратимся вновь к тесту Ф. И. Тютчева «Фонтан». Первое, что мы замечаем благодаря поэту, что «Фонтан сияющий клубится» (метафора) «облаком живым» – эпитет. Облако – слово-символ – обозначает Непознаваемое Божество, скрытое от человека из-за его ограниченности. «Живое облако» – знак Божественного Присутствия. Фонтан оказывается отчасти этим «живым облаком». Эпитет «сияющий» также подчёркивает светящуюся, лучезарную природу фонтана, близость его к Высшему Миру. В «Письмах о Тютчеве» Б. М. Козырев пишет:«По моим подсчетам оказалось, что более чем в одной третьей части всех оригинальных стихотворений Тютчева есть образы, связанные с его излюбленной водной стихией, а примерно в одной десятой части — эти образы являются центральными, так или иначе определяющими тему стихотворения. Кажется, нет в природе такой формы существования влаги, которая не была бы отмечена Тютчевым начиная с Мирового Океана и кончая каплями слез». Статистически подтвердив поразительный сам по себе факт тютчевского «поклонения стихии воды», Б. М. Козырев не останавливается на констатации этого факта — он хочет найти в нем натурфилософское, «мировоззренческое» содержание. Поэзия Тютчева дает исследователю основание увидеть у него не просто эстетический культ воды, но «признание ее первичной и благой мирообразующей стихией»… «…вода для Тютчева есть стихия по преимуществу. При этом она — наиболее «чистая», наиболее близкая к божественному началу» [7]. «Фонтан клубится» – данная метафора позволяет увидеть в природе фонтана нечто ему не свойственное. Клубится обычно дым, связанный уже не со стихией воды, а со стихией воздуха. Ещё одно слово, «поддерживающее» эту стихию, – «дым», хотя и «влажный». Этот эпитет вновь подчёркивает необычные свойства фонтана. Так незаметно Тютчев размывает границы стихий. «Мир, природа воспринимаются им…как всеобщая связь…как непрерывная смена, как процесс, переходы…Оттенки, переходы, переливы характерны для всего его (Ф. И. Тютчева) импрессионистического стиля». [5]. «Как пламенеет» – метафора разрастается: на смену стихии воздуха приходит стихия, абсолютно противоположная воде (фонтану), – огонь. Сложное прилагательное «огнецветной» также напоминает нам о стихии огня. Но теперь огнецветной оказывается «пыль». Это слово отсылает нас к стихии «земля». Слово «пыль» является синонимом старославянского слова «прах», которое стало символом разрушения, смерти, телесной, тленной природы человека, а также течения времени. Все глаголы, относящиеся к фонтану, «клубится, пламенеет, дробится» даны в форме настоящего времени, что позволяет поэту в нашем присутствии изобразить сам акт Творения «живого облака». Таким образом, мы обнаружили несколько любопытных моментов. Во-первых, фонтан в первой строфе изображён как часть «облака живого». В границах фонтана стихии перемешиваются, перетекают друг в друга, творится некое «живое облако». Это текучее облако «дробится на солнце», превращаясь «во влажный дым». Во-вторых, очевидно наличие всех четырёх стихий, формирующих фонтан: воды, воздуха, огня, земли — и солнца, что позволяет говорить о космогонии Ф. И. Тютчева, о мотиве Сотворения Мира. Ещё в 1935 году П. А. Флоренский писал о космическом мироощущении Тютчева. Интересно, что описанное Ф. И. Тютчевым Сотворение Мира из 4 стихий перекликается со взглядами пифагорейцев: «Согласно закону гармонии стихий,…ни огонь не входит в состав земли, ни земля — в состав воздуха …Земля состоит из трех частей земли и одной части огня…Воздух состоит из трёх частей огня и одной части земли. Огонь состоит из 4 частей собственной природы…» [8, с. 293]. Кроме того, картина, представленная Ф. И. Тютчевым в стихотворении «Фонтан», перекликается с утверждениями учения стоиков, как они даны С. Н. Трубецким: «Вселенная представляется живым органическим целым, все части которого разумно согласованы друг с другом. Она образуется путем последовательных периодических сгущений и разрежений эфирной пневмы. Эта огненная пневма сгущается в воздух, а воздух — в воду, которая служит материей всех прочих тел: тяжёлые части, осаждаясь из воды, образуют твёрдую земную стихию; лёгкие — вновь улетучиваются вверх, в воздух и огонь. В мире нет пустоты… «Пустота» лежит за пределами мира; в период воспламенения стихий, их возвращения в первобытный огонь, которым заканчивается мировой процесс, вещество, составляющее субстанцию мира, беспредельно расширяется в этой пустоте, чтобы затем вновь сгуститься и сжаться в компактную массу в период новой дифференциации, нового мирообразования» [9]. На смену Творения тут же приходит Разрушение – «дробление». Как писал И. С. Аксаков «У Тютчева деланного нет ничего: всё творится». Об этой неразделённости Творения-Разрушения писал и П. А. Флоренский: «Хаос Тютчева залегает глубже человеческого — и вообще, и индивидуального — различения добра и зла. Но именно поэтому его нельзя понимать как зло. Он порождает индивидуальное бытие, и он же его уничтожает. Для индивидуума уничтоженье есть страдание и зло. В общем же строе мира, то есть вне человеческой жизни, это ни добро, ни зло…Без уничтожения жизни не было бы, как не было бы ее и без рождения…Тютчев не говорит и не думает, что хаос стремится поставить вместо человеческих норм и понятий о добре им обратные; он просто попирает их, подчиняя человека другому, высшему, хотя часто и болезненному для нас закону». [10, с. 473].
Ещё одна «роль» фонтана — соединение «высоты заветной» с землёй, «божественного» и «низкого» пространства. Обращает на себя внимание эпитет «заветная» (высота). Понятие «закон» и «завет» в старославянском и древнерусском языках — синонимы. Основное различие синонимов состоит в том, что завет – это союз, заключённый между Богом и людьми, договор. Писанная часть Завета- закон, записанный на скрижалях, в котором нельзя изменить ни буквы. Так, эпитет «заветная(высота)» подчёркивает мотив некоторого договора, заключённого между смертными и Богом. Фонтан, «лучом поднявшись к небу», нарушает границы, установленные Свыше. Но, даже нарушая, луч фонтана способен лишь коснуться этой высоты. Единственный глагол прошедшего времени в стихотворении — глагол «коснулся». Опыт нарушения Договора состоялся. Возникает библейский мотив падшего ангела, пытавшегося конкурировать с Богом, «упавшего от небес» и «разрушенного к земле». (Книга пророка Исайи 14:4–17). Тире в сложном предложении подчёркивает значение во второй части следствия, вывода из того, о чём говорится в первой части. («Лучом поднявшись к небу, он Коснулся высоты заветной – И снова пылью огнецветной Ниспасть на землю осуждён»). Антитеза «поднявшись» – «ниспасть» также подчёркивает эту причинно-следственную связь. Плата за касание — «снова пылью огнецветной ниспасть…» Наречие «снова» указывает на повтор, цикличность этого действия во времени. А инфинитив «ниспасть», лишённый каких-либо постоянных признаков, заставляет звучать эту строку как некий закон, универсальный для всех и в любое время. Кроме того, краткое страдательное причастие прошедшего времени «осуждён» порождает в нашем сознании мотив суда, страдания. Интересно вспомнить рассуждения Ю. С. Степанова в его работе «Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования» на эту тему: «Когда закон торжествует, появляется наказанный преступник, к концепту ЗАКОН присоединяется в русском сознании не ощущение торжества справедливости, а ощущение несчастья наказанного. «Осужденный-несчастный» – вот краткая формулировка этого русского понятия». Далее Ю. С. Степанов замечает, что понятие «закон» подразумевает противопоставление: «принудительный-непринудительный – эта пара признаков относится к сфере воли человека и его действий, т. е. понятию закона, понимаемого как «предел» воли человека. Наиболее древнее проявление этого противопоставления — различение законов человеческих и законов Божьих. (Осуждён)» [11]. Интересно наблюдение над этой строчкой В. В. Гиппиуса, обратившего внимание на то, что «для впечатления низвергающегося фонтана нужно было ритмически разрезать синтаксическое целое:
Лучом поднявшись к небу, он
Коснулся высоты заветной...
Это мастерство не всегда поддается рациональному объяснению в каждой отдельной частности, но всегда находит соответствие в общем характере поэтического замысла». [12]
Любопытно, что фонтан – создание ума и рук человеческих — своего рода попытка преодолеть законы природы, используя знания и мастерство. Попытка нарушить естественный порядок вещей, заставив воду подниматься в небеса, нарушая закон всемирного тяготения. Вечное стремление человека сравняться в акте творчества с самим Богом. И в этом смысле мы снова обнаруживаем мотив конкурирующего с Богом человека, падшего ангела. Таким образом выстраивается новая логическая цепочка: Бог («живое облако») – фонтан («лучом поднявшись», в данном контексте луч символ творческой энергии) – пыль – «смертной мысли водомёт» – «твой луч» — «в брызгах» // падший ангел. В первой строфе мы обнаружили два важнейших мотива. Мотив нарушения закона и расплаты за это. И мотив Творения и Разрушения Мира. По мысли В. В. Кожинова, Тютчев Ф. И. здесь уходит от каких-либо оценок: «В общем же строе мира, то есть вне человеческой жизни, это ни добро, ни зло…Без уничтожения жизни не было бы, как не было бы ее и без рождения… И когда хаос не считается с понятиями человеческими, то это не потому, что он нарушает их «назло», что он борется с ними и противопоставляет им их отрицание, а потому, что он их, так сказать, не замечает». [10. с. 473] Интересно, что обнаруженный нами в первой строфе мотив нарушения закона и расплаты за это повторяется и во второй строфе. О повторе слова «небо» в 5 строке обоих строф уже упоминалось. Небо в мифологии важнейшая часть космоса. Это прежде всего абсолютное воплощение верха, члена одной из основных семантических оппозиций (верх-низ). Его наблюдаемые свойства — абсолютная удалённость и недоступность, неизменность, огромность слиты в мифотворческом сознании с его ценностными характеристиками — трансцендентностью и непостижимостью, величием и превосходством. Небо простерто над всем, всё «видит», отсюда его всеведение. Небо – активная творческая сила, источник блага и жизни: воздух, облака, туман, наполняющие небо, представляются субстанцией человеческой души-дыхания, и при параллелизме микро- и макрокосма небо оказывается душой универсума, воплощением абсолютной «духовности». [13] «Как жадно к небу рвёшься ты…» Эпитет «жадно» с усилительной частицей «как», а также экспрессивный глагол «рвёшься» передают нам всю силу и мощь, нетерпение и страсть движения «водомёта» к небу. Само слово «водомёт», обозначающее один из центральных образов второй строфы, требует пояснений. Толковый словарь Д. Н. Ушакова 1935-1940 дает следующее толкование: «Водомёт — водомета, муж. (поэт. устар.). Фонтан. «Везде дворцы, театры, водометы». Баратынский». [14]
В. И. Даль в своем словаре дополнил и умножил группу слов, связанную со словом «водомет», своим собственным творчеством: «Водомет, м. водобой, фонтан. Водометная струя. Водометчик, водометный мастер, строитель. Водометь ж. водопадь, падение воды на мельничное колесо» (1880, 1, с. 224). В. П. Горчаков в своем дневнике записал о «Фонтане Бахчисарайского дворца» и о размышлениях А. С. Пушкина о паре двух синонимов (фонтан-водомёт): «Прочитав мне это стихотворение, Пушкин заметил, что, несмотря на усилие некоторых заменить все иностранные слова русскими, он никак не хотел назвать фонтан водометом, как никогда не назовет бильярда — шарокатом». (Пушкин в воспоминаниях современников, с. 151). Однако уже ссылка Пушкина на Академический словарь, т. е. на «Словарь Академии Российской», показывает, что слово водомет является более древним славяно-русским образованием. Слово водомет уже включено в первую редакцию «Словаря Академии Российской» XVIII в. [15]. В отличие от А. С. Пушкина, «Тютчев может в пределах одного стихотворения варьировать синонимы «фонтан» и «водомет», — он начинает описание с обиходного слова «фонтан», наделяя его в контексте особой звуковой выразительностью, но для аналогии со «смертной мыслью» предпочитает менее обычное, лишенное привычных ассоциаций и вместе обнажающее «внутреннюю форму» слова, выражение «водомет» [12].
Образ «незримо-роковой длани» во второй строфе не имел аналогов в первой строфе, и поэтому требует особого внимания. Толковый словарь В. И. Даля дает такие значения этого слова: «Длань — жен., церк. – рука, пясть с пальцами, кисть, вся лапа, ладонь». Длань – это и рука, и ладонь. Эпитет «незримо-роковая» также нуждается в пояснениях. Роковой(книжн.) 1. Приносящий горе, несчастье, доставляющий неизбежно страдания, неотвратимый (устар., поэт.). «И всюду страсти роковые и от судеб защиты нет». Пушкин. «Я призрак милый, роковой, тебя увидев, забываю».
1. Пушкин. Выражающийособоепредназначенье, своеобразнуюсудьбу (устар., поэт.). В еголицебылочто-тороковое.
2. Решающий, предопределяющийдальнейшиесобытия. «Роковаяминутаприближалась». Пушкин. Роковойшаг.
3. Гибельный, имеющийтяжелыеилигибельныепоследствия. Роковойисходболезни. Роковаяслучайность. «Дряхлыймир — нароковомпути». Некрасов. Роковаяошибка. [14].
Все три значения в тютчевском эпитете подразумеваются. Ю. М. Лотман также обращается к образу «длани незримо-роковой» и в своих «Заметках по поэтике Тютчева» во части II «Аллегоризм в языке поэзии Тютчева» вспоминает о содержательной работе А. Шульце, «посвященной малым формам поэзии Тютчева. А. Шульце обратил внимание на связь стихотворения «Фонтан» с одним устойчивым образом из общеевропейской эмблематики. Речь идет о заключительных стихах:
Как жадно к небу рвешься ты!
Но длань незримо-роковая,
Твой луч упорный преломляя,
Свергает в брызгах с высоты.
Образ незримо-роковой руки, останавливающей струю фонтана, был бы совершенно загадочным, если бы не дешифровался с помощью одной из весьма известных в свое время, но тютчевскими читателями, вероятно, уже забытых эмблем. Шульце указал, что рука в христианской эмблематике «часто представляет божественный промысел». Действительно, в классическом и изданном на многих языках эмблематическом справочнике Диего де Сааведра Фахарды находим изображение фонтана, останавливаемого рукой, выходящей из облака, с латинским девизом: «vires alit» — и пояснительной легендой:
«И поле должно иметь свой отдых, дабы богатейшие плоды приносить. Доблесть возобновляется праздностью и набирается сил, так же как заткнутый рукой фонтанчик, как учит настоящее изречение». Однако более вероятным источником тютчевского образа были петровские «Симболы и емблемата», которые в XVIII в. не были редкостью в домашних помещичьих библиотеках. Здесь находим то же по сюжету изображение (у Сааведры рука спускается из правого верхнего угла, что соответствует норме; то, что в «Симболах и емблематах» она выходит из левого, видимо, результат перевернутости клише в этом, вообще, довольно технически неискусном издании). Подпись по-голландски: «фонтан, заткнутый (gestopt) рукой» — сопровождается девизом на русском, латинском, французском, итальянском, испанском, шведском, английском и немецком языках. Русский текст гласит: «Ободряет силу». Эмблема эта была известна не только Тютчеву, но и Козьме Пруткову, являясь ключом к его знаменитому изречению: «Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть и фонтану» [16]. Изречение это прямо связано с идеей эмблемы: заткнутый (ср. голландскую подпись) фонтан отдыхает («muß seine Ruhe haben» — у Сааведры) и набирает новые силы. Тютчевское истолкование субъективно и подчинено его общим воззрениям. Однако для нас важен в данном случае самый факт обращения к эмблематике как источнику образа». [3] «Длань, рука – символ Божественной активности, единственная часть Бога, доступная низшим чувствам». [8, с. 263]. Интересно было бы обратить внимание на «функции», осуществляемые этой «дланью». Это ограничение, а затем и разрушение «ослушавшегося»: «твой луч упорный преломляя». Преломить — в Малом академическом словаре — сломать, изменить движение. [17] Эпитет «упорный», характеризующий «луч», отражает качества человека — «переносное значение –настойчивый, стойкий и непреклонный-в стремлении к чему-л., в осуществлении чего-л. // разг. Не отступающий от своего; упрямый.
Осуществляемый с упорством, требующий выдержки, стойкости, больших усилий.
Не прекращающийся длительное время, ставший постоянным; стойкий. // Непрерывный, неизменный». [18]. Финал стихотворения вполне объясняет предположение Э. Н. Михайловой и А. Н. Чанышева о том, что «вина» отдельных вещей по Анаксимандру, заключается «не в самом факте их существования», а в том, что каждая индивидуальная вещь (или класс вещей) обладает некой «агрессивностью»; вещь (стремится «нарушить чужую меру», вторгнуться в чужие владения (например, «смертной мысли водомёт» так «жадно» рвётся «к небу», «но длань незримо-роковая, твой луч упорный преломляя, свергает в брызгах с высоты»). В этом же состоит вина вещей и несправедливость их друг к другу: «Нарушая чужую меру, «вещь» в конце концов нарушает и свою меру и в силу этого гибнет». [7]
Литература:
- Ф. И. Тютчев Полное собрание стихотворений. Том 1 // М.: «ТЕРРА», 1994. – С. 224.
- Брюсов В. Я. Ф. И. Тютчев. Смысл его творчества // Брюсов В. Я. Собрание сочинений: В 7 т. – Т. 6. – М.: Худож. лит. 1975. – С. 193–208. Стр.206.
- Лотман Ю. М. Заметки по поэтике Тютчева // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. – СПб., 1996. – С. 553–564.
- Пумпянский Л. В. «Поэзия Ф. И. Тютчева» // Урания. Тютчевский альманах. 1803–1928. – Л.: Прибой, 1928. – С. 9–57.
- Ф. И. Тютчев Полное собрание стихотворений. Том 1 // Д. Д. Благой «Жизнь и творчество Тютчева». М.: «ТЕРРА», 1994. – С. 24-25.
- Криницын А. Б. Ф. И. Тютчев и немецкий романтизм //http://www.bibliofond.ru/view.aspx?id=83563
- Б. М. Козырев «Письма о Тютчеве» // http://archive.is/p037H Материалы о Федоре Тютчеве) // http://www.tyutchev.ru/t10.html//
- Флудд «Земной монохорд» в «Энциклопедическом изложении масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии». Холл М. П. Новосибирск: ВО «Наука», 1993, гл. Пифагорейская теория музыки и цвета. С. 293.
- С. Н. Трубецкой «История древней философии». Т. II, гл. 3.) // http://www.odinblago.ru/ist_drevn_filos2/3
- Вадим Валерьянович Кожинов. Пророк в своем отечестве. с. 473) // http://tutchev.lit-info.ru/tutchev/about/kozhinov/prorok-1.htm
- Ю. С. Степанова в его работе «Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования». М.: Школа. «Языки русской культуры», 1997, гл. 9.
- Гиппиус Ф. И. Тютчев // ФЭБ: Гиппиус Ф. И. Тютчев (ФЭБ –Фундаментальная электронная библиотека. Русская литература и фольклор – http://feb-web.ru/feb/classics/critics/gippius_v/gip/gip-201-htm
- http://dic.academic.ru
- http://dic.academic.ru/dic.nsf/ushakov/1011382//
- http://dic.academic.ru/dic.nsf/wordhistory/289/%D0%92%D0%9E%D0%94%D0%9E%D0%9C%D0%81%D0%A2
- см. Лотман Ю. М. Заметки по поэтике Тютчева // Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии. – СПб., 1996. – С. 553–564.
- Малый академический словарь /http://dic.academic.ru/dic.nsf/mas/51804/%D0%BF%D1%80%D0%B5%D0%BB%D0%BE%D0%BC%D0%B8%D1%82%D1%8C//
- http://tolkslovar.ru/u2321.html//
